— Я сначала подумал, что это какая-то шутка, но потом стало ясно, что он говорит абсолютно серьезно. Мне его очень жаль. Я имею в виду... — Он заметно сглатывает, прежде чем тихо и отчетливо продолжить. — Представь, что тебе осталось жить несколько месяцев. И тебе больше ничего не хочется, кроме как провести время с единственной женщиной, которую ты когда-либо любил... Святое дерьмо.

— Бен. — Я убираю его руки со своего лица и отклоняюсь назад. — Это нормально, что ты ему сопереживаешь. Правда. Но, проклятье, ты ни капельки не думал обо мне!

— Неправда, Миа. Еще как думал. Я всегда знал, как ты по нему скучаешь. Даже если ты любишь меня, но я не Джей, в нем есть что-то такое... Он всегда вселял в тебя веру, что ты можешь летать, и ты стремилась к этому. И не говори, что это не так. Я знаю это, Миа. Я просто слишком хорошо тебя знаю.

— Бен... — снова начинаю я, но он поднимает руку и перебивает меня.

— Я не жалею. Правда, нет. Наоборот — сейчас, когда Джей рядом, мне лучше. Потому что я не боюсь, что ты меня бросишь. Но если бы я не знал, что с ним скоро все будет кончено, я бы не смог этого сделать. Никогда. Я слишком боялся, что его ты любишь больше, чем меня, и просто сбежишь с ним.

— Ты говорил, что мечтал меня разделить с кем-то другим... Ты врал, Бен? Ты переступил через себя, только чтобы сделать ему одолжение? Или мне? — я уже не знаю, что думать и чему верить. Хочу уйти, и в то же время остаться здесь. Не хочу Джея больше никогда видеть, но все равно скучаю по нему. У меня такое ощущение, что мое сердце разрывают двое маленьких человечков, и это сводит меня с ума.

— Это не вранье, Миа. И да, с самого начала мне все понравилось. Было даже лучше, чем в моих фантазиях. Не знаю, захотел ли бы я еще раз такое повторить, я имею в виду с кем-то другим. Возможно, это получилось бы только с Джеем, не знаю. Но... мне он тоже очень нравится, и это разрывает меня на части так же, как и тебя, когда я думаю о том, что он скоро умрет.

— О, Господи, — говорю я, сдавливая стон, и тру обоими руками глаза. — Я не хочу его больше видеть. Я не могу этого, Бен. Я... — проклятье. Подготовка и сюрприз полетели к чертям. Я должна ему сейчас сказать. По-другому никак.

— Я беременна.

Бен еле заметно вздрагивает. Потом берет мои руки в свои и смотрит на меня. Его глаза блестят.

— Это правда? — шепчет он, а я молча киваю. Наши взгляды переплетаются на несколько секунд. На маленькую вечность. Потом он целует меня в макушку.

— Мы не знаем от кого, правильно? — спрашивает он тихо, и я снова киваю. В моем горле образовался огромный комок, который мешает мне говорить.

— Знаешь что? Мне плевать. — Он снова берет мое лицо в руки и целует меня. Так долго, интенсивно и сладко, что мое сердце порхает, а ноги становятся ватными, даже несмотря на то, что я сижу. Затаив дыхание, я отвечаю на этот отчаянный поцелуй. Печаль, шок — все это соединяется в поцелуе, который никогда не заканчивается, потому что мы сцепились, как двое утопающих.

— Мы должны ему сказать. — Минутой позже Бен берет мои ноги и кладет их себе на колени, а потом пристально смотрит на меня. — Ты ведь это понимаешь, Миа?

Я мотаю головой.

— Я не могу, Бен. Я хочу его забыть, и жить так, как будто всего этого не было. Вы совершенно обо мне не думали, когда это начинали. Вы просто забыли, что речь идет не только о сексе. Совершенно не об этом.

Бен тихо смеется.

— Ты не можешь его просто так забыть. И ты сама это знаешь. Кроме того... у него есть право знать об этом. И не имеет значения, ребенок мой или его.

— А ты? — спрашиваю я осторожно. — Ты сможешь с этим жить? С этим ребенком, я имею в виду.

— Я буду лучшим отцом, которого только можно себе представить, душа моя. Ты делаешь меня бесконечно счастливым. — Он кладет одну руку на мой живот и смотрит на меня взглядом, полным чувств. Так, что мои глаза снова горят.

— Дай мне время, — прошу я. — Пару дней или... Не знаю. Мне нужно с этим разобраться. Но сейчас я не хочу его видеть.

— Конечно. Только помни, что у него не осталось много времени. Пару месяцев, в лучшем случае.

Я сглатываю так тяжело, что становится больно.

— Почему он так поступил? — спрашиваю я. — Почему он приехал именно сюда?

— Потому что он любит тебя, — спокойно отвечает Бен, и моему сердцу становится тесно в груди.

На следующий день Бен сообщает на работе, что я заболела, и, к счастью, Бет не спрашивает в чем дело. Мой муж ведет себя так, будто ничего не случилось и рано утром едет на поезде в город.

Я беспокойно ворочаюсь в кровати, не в силах уснуть. Воспоминания о родителях захлестывают меня. Момент, когда двое полицейских стояло у двери, чтобы сообщить, что мои родители погибли в автокатастрофе. Момент, когда мир должен был перестать вращаться, но не перестал, и я почувствовала себя такой маленькой и беспомощной, как двухлетняя девочка, которая не смогла получить того, чего желала всей душой. Я чувствую злость, силу, с которой я опрокинула новогоднюю елку. Скорбь, гнев, все те слова, что возникли в моей голове, которые я хотела сказать родителям и не сказала. А потом меня бросает в пот, потому что понимаю, что с Джеем будет точно так же, если я сейчас снова попытаюсь выбросить его из моей жизни. И мне ясно, насколько это невозможно.

Когда после обеда раздается звонок в дверь, я впускаю его, несмотря на то, что до сих пор не купалась и хожу в пижаме.

— Дерьмо, Миа, мне так жаль, — говорит он и протягивает мне бутылку шампанского. Его большие карие глаза, мягкая улыбка и невинный взгляд — все, как раньше. Таким образом он всегда меня возвращал. Снова и снова.

— И... прости?

— Спасибо, — отвечаю я так холодно, как только могу и забираю бутылку. — Но я не могу пить его в моем положении. Во всяком случае следующие восемь или девять месяцев.

Я знаю, что поступаю нехорошо, потому что даже не пытаюсь преподнести ему все красиво. За последующие две или три секунды, его выражение лица меняется несколько раз, а я не сдерживаю смешок.

— Входи, идиот. — Я затаскиваю его в коридор, захлопывая за ним дверь. — Зачем ты вернулся в Лондон, Джей? Почему именно ко мне? Я должна это знать, прежде чем задушу тебя.

Он сглатывает, уставившись на мой живот, а потом снова на лицо. Он выглядит как ребенок, который бежит по лесу без компаса, но мне его не жаль.

— Я мечтал, Миа. У меня были желания. Как у каждого человека. Я хотел путешествовать и познавать мир. Стать известным и оставить что-то после себя. Что-то, что напомнит обо мне, даже когда меня не будет. Я хотел заполучить так много красивых женщин, как только можно. Ты точно слышала о тех безумных списках с сумасшедшими вещами, которые должен сделать человек перед смертью.

Я киваю, ожидающе скрещивая руки. Моя грудь поднимается и опускается в такт моему дыханию. Джей смотрит пристально в глаза.

— Когда врач сказал, что мне осталось всего несколько месяцев... В этот момент в моем сознании возник один единственный человек, с кем я хотел провести остаток моей жалкой жизни. И это была ты, Миа.

Комок в горле становится размером с футбольный мяч. Мои глаза горят.

— Джей, это...

— Мне было ясно, что я должен был обязательно сделать перед тем, как уйти, — перебивает он и тянет меня к себе. Я опираюсь подбородком о его грудь и смотрю на него. Чувствую себя такой маленькой в его руках, такой крошечной, даже по сравнению с намного меньшими опухолями в его мозгу. Которые, в отличии от меня, имеют огромную власть. Мое сердце болезненно колотится.

— Я хотел любить. Я хотел еще раз почувствовать как это, когда любят тебя. Я хотел провести так много времени, как только можно с человеком, которого я могу сделать счастливым. И ты единственная, с кем я подобное чувствовал. Это чувство бессмертия. То чувство, когда тебе никто в мире ничего не может сделать, кроме этого человека. Потому что ты его до такой степени любишь, что хочется вырвать себе сердце.

— Господи, Джей...

Огромная слеза катится по моей щеке. Джей сцеловывает ее, прежде чем она достигает уголка моих губ. Я обхватываю руками его лицо и пристально смотрю в глаза. Потом целую его. Толкаю к стене и прижимаюсь бедрами. От неожиданности он резко втягивает воздух, и ему требуется мгновение, чтобы собраться и ответить на мой поцелуй. За несколько секунд этот поцелуй превращается в идеальный, о котором мечтаешь всю свою жизнь. Поцелуй, во время которого время останавливается и как по велению волшебной палочки исчезает. Поцелуй, у которого нет начала и конца, и он делает тебя беспомощной и мяукающей.

— Сокровище, — шепчет он, потеряв дыхание и положив теплую руку на мой живот. — Это правда? Ты...

— Я не имею понятия, кто из вас двоих меня оплодотворил. Но я не удивлюсь, если это был ты, паршивец.

Он смеется громко и счастливо, и на секунду я забываю о своих страхах, и просто растворяюсь в его счастье.

— Это же чудо, — говорит он позже, не убирая руки от моего оголившегося живота. Мои волосы опадают на лицо спутавшимися прядями, я вспотела и чувствую себя бесконечно грязной, но плевать. — Ты чудо, сладкая.

— А ты говнюк. До сих пор, — отвечаю я, и отклоняюсь в сторону, чтобы опереться подбородком о руку. — Не думай, что я это когда-либо прощу.

— Мне так жаль, — шепчет он мне на ухо, его колючая щека щекочет меня. — Прости мне это на одну минуту, ладно? Я так хочу сейчас быть счастливым.

Чувства во мне смешались в единый коктейль из злости, страха, огорчения и счастья, а еще из трепещущей любви к этому повзрослевшему мальчику.

— Как ты можешь быть сейчас счастливым? — спрашиваю я через время, пока мы молча лежали рядом друг с другом и пялились в потолок. Темнеет. Скоро Бен вернется домой и мы снова будем втроем. Я не имею понятия, как эта ситуация нас изменит.

— А почему нет? Только потому что что-то подходит к концу, я ведь могу все равно радоваться, или нет? Каждый отпуск заканчивается, и об этом известно с самого начала. Но это не повод не наслаждаться отпуском.