Гидромеханизаторы
Дорога к земснаряду № 306 идет мимо котлована, через Дон, на правый его берег, где за желтой песчаной насыпью виден большой водный карьер для широкобортных массивных речных землесосных судов.
Карьер неотделим от общего индустриального пейзажа: уходит в небо зубчатая стена железобетонной плотины, с ее ниспадающим каскадом уступов и широкими плоскостями днища — рисбермами[1], по длинным радиусам сходятся шумные линии дорог, связывающие котлован с бетонными заводами, арматурными дворами, мастерскими, складами, образующими как бы вторую линию строительного фронта.
С насыпи видны и дымящие у кромки леса энергопоезда, дальние камеры судоходных шлюзов, головные сооружения магистрального оросительного канала и, наконец, строения города и порта пяти морей на Цимлянском водохранилище, дно которого пока желтеет ковром выгоревшей травы.
Комплекс гидроузла занял все видимое глазом пространство, раскинувшись на оба берега реки, вдоль тридцатикилометровой земляной плотины — берега рождающегося моря.
Было еще очень рано, но начальник земснаряда Виктор Михайлов уже писал письмо в своей командирской каюте. Это был коренастый, темноволосый и темноглазый моряк в синей флотской куртке и брюках-клеш. Под толстым сукном кителя чувствовались крепкие мускулы прекрасно развитого торса спортсмена.
Полное, смуглое от природы и к тому еще загоревшее лицо начальника земснаряда с густыми бровями, красиво очерченным ртом и большими глазами — дышало свежестью и молодой силой. Увидев гостя, Михайлов резко поднялся со стула, поздоровался и снова сел к столу. Во всех его движениях сквозила ловкость и сноровка хорошо тренированного тела.
В машинном отделении гудели моторы, но в каюте было сравнительно тихо, только вибрирующее дрожание корпуса судна заставляло Михайлова сильно нажимать на перо, чтобы вывести ровную строчку. Письмо, которое он писал, начиналось словами:
«Уважаемый товарищ! Для завершения курса «Основы марксизма-ленинизма» во Всесоюзном заочном политехническом институте, в котором я учусь, прошу Вас выслать следующие книги на срок не более месяца»…
Начальник земснаряда готовился к экзаменам, и стопки книг лежали на столе и на кровати, откуда он их поспешно убрал, извинившись за беспорядок.
Мы вышли на палубу. Легкий, уже потеплевший ветерок разносил свежие запахи воды и мокрой земли, чуть разведенные горьковатым дымком из машинного отделения и терпким привкусом горячего масла.
С высокой палубы был хорошо виден овальный карьер с извилистой линией крутого берега и окаймляющий его реденький сосновый лесок. Отсюда мощные механизмы судна под большим давлением гнали пульпу, смесь воды и крупнозернистого песка, по магистрали своих плавучих пульповодов.
Точно гигантское сердце, судно перегоняло по этим стальным артериям поток пульпы. Напорную энергию густой жидкости, если это было нужно, подхлестывали перекачечные станции. Далеко по воде и по суше от земснаряда тянулись трубы, переносящие тысячи кубометров грунта на участки земляной плотины, на так называемые «карты намыва».
Судно управлялось из невысокой палубной надстройки, где находился автоматизированный пульт управления. В эту утреннюю смену работал старший багермейстер Владимир Супрун — высокий светловолосый подтянутый юноша. Подвижные, нервно напряженные пальцы Супруна бегали по разноцветным кнопкам пульта управления, воспроизводя на клавиатуре какую-то ритмически четкую мелодию.
Тут же в рубке находился и старший механик Иван Акусок, добродушный и медлительный украинец со взлохмаченной копной темных волос, спадающих на лоб. Через рупор переговорной трубы механик подавал команду мотористам в машинное отделение. Весь экипаж земснаряда молодежно-комсомольский, и поэтому под козырьком багерской рубки издалека виднелись нарисованные два ордена Ленина, Красного Знамени и Трудового Красного Знамени, которыми был награжден Ленинский комсомол.
Михайлов несколько минут наблюдал за тем, как постепенно большими глыбами обваливается берег карьера. Падающая земля пенила воду, и поднятые ею волны бились о борта покачивающегося судна. Очертания водоема изменялись буквально на глазах. Прокладывая новое русло, земснаряд вплывал в него вместе с водами Дона.
— Дон уходит влево, а здесь когда-то было русло реки, — сказал Михайлов, показывая на карьер. — Вода намыла прекрасный песок, вот мы его и подаем в тело донской плотины.
Он рассказывал о своем карьере, когда в рубку вошел Горин, худощавый, невысокий человек, одетый в просторный белый парусиновый костюм. Горин был одним из руководителей Главного управления гидромеханизации, в ведении которого находилась и контора гидромеханизации Цимлянского гидроузла.
— Михаил Андреевич! — обрадованно приветствовал его Михайлов. — Неужели решилось? Не верится!
— Да, решилось, и в пользу вашего экипажа, — сказал Горин, чуть сощурив при этом глаза в сетке мелких и веселых морщинок. Морщинки эти как-то не гармонировали с глазами и придавали взгляду инженера не то сердитое, не то иронически-озорное выражение.
— Вот сейчас вам диспетчер доложит обстановку, дорогие товарищи, — сказал Горин, и почти в это же время к зазвонившему телефону быстро подошел Михайлов. Выслушав диспетчера конторы гидромеханизации, он сообщил товарищам, что руководство решило переключить комсомольско-молодежный снаряд на новую карту намыва и что такой картой на этот раз будет русло реки Дона.
Присев у небольшого столика позади пульта, Горин показал экипажу схему нового цикла намыва грунта для нескольких земснарядов. Это была лишь одна из составных частей общего плана предстоявших огромных гидротехнических работ.
То, что земснаряд должен будет принять в них непосредственное участие, воспринималось всем экипажем как большое событие.
Горин заметил, что оперативный штаб, созданный на стройке для руководства всем циклом новых работ, придает особое значение гидромеханизаторам.
— Конечно, мы сила! — вмешался Супрун. — А как намыть такие горы земли без нашей техники?
— Ну, так вот слушайте! — продолжал Горин. — За пять дней мы должны замыть русло реки Дона, чтобы на исходе пятых суток можно было перейти с правого берега на левый прямехонько, и не по воде, не по мосту, а по земле.
Улыбнувшись, инженер спросил, уложится ли Михайлов в столь сжатые сроки.
— Успеем ли? О чем вы спрашиваете! Да мы спать не будем, на судно жить перейдем, а все сделаем!
— Нет, ночью надо спать, — серьезно возразил Горин, — потому что нам нужен труд высокой культуры и четкости.
— Да, это понятно, — кивнул Михайлов. — Мы сейчас же засядем за план самой тщательной подготовки. Пересмотрим все механизмы, линии пульповодов, перекачечные станции, — одним словом, все наше хозяйство. Мы сами проверим себя, все наши человеческие резервы и возможности… Ну, конечно, товарищи, ведь не могло же так случиться, чтобы нас не включили в замыв Дона. Ведь не могло же! — убежденно сказал он и тотчас живо обернулся, ища поддержки у старшего багермейстера и механика.
На Цимлянский гидроузел Виктор Михайлов приехал из Ростовского мореходного училища вскоре после выпускных экзаменов. Он закончил путейское отделение, и в дипломе значилось присвоенное молодому моряку несколько романтически звучащее звание: «Техник морских путей». Выпускники училища покидали учебные аудитории специалистами по строительству портов, дамб, морских бухт, командирами дноуглубительных судов. Они разъезжались на службу в морские и речные пароходства страны.
— Махнем, Витя, на Черное море, или на Белое, или на Тихий океан… Выбор-то какой! — предлагали Михайлову друзья. Юноша и сам раньше мечтал заняться гидрографией: устанавливать маяки, вехи, буи на морских дорогах, — одним словом, как говорили в училище, создавать необходимую «обстановку моря».
Но решение его изменилось, когда он услышал о Волго-Доне.
— Это интересно, но форму морскую в сундучок спрячешь, Виктор, — сказал приятель, с которым Михайлов поделился своими планами. — Там же суша, степь!
— Пока степь, но будет и море. Новое. Может, я первым и поплыву по его волнам. Об этом даже и в старых сказках не рассказывалось, такое будет чудо! Нет, я решил на Волго-Дон, — ответил Михайлов.
Разговор этот происходил в первых числах сентября 1949 года, а уже через два месяца Михайлов получил назначение техником на земснаряд № 303, который работал в котловане Цимлянского гидроузла.
По всей стройке широким фронтом шли подготовительные работы, стоявшие по-над Доном станицы уже переселились на новые места, к берегу будущего моря. Переселились со всеми постройками и садами, и земля, изрытая десятками больших и малых котлованов, уже потеряла здесь свой девственный степной вид.
Еще не было бетоновозной эстакады, которая гигантской стальной скобой впоследствии повисла над плотиной; не было и самой плотины и многоэтажных портальных кранов с изогнутыми стрелами, похожими издали на клювы каких-то гигантских птиц. Но уже вырастал с каждым днем парк механизмов, все больше становилось машин, которые двигались по степным дорогам густыми колоннами, как по улицам больших городов.
Земснаряд № 303 размывал вводный канал от Дона, чтобы по широкой водяной дорожке могли за ним пройти в места своих будущих карьеров и другие земснаряды. Затем он возводил перемычку, которая должна была защитить котлован от бурных паводковых вод Дона.
Стройка с каждым месяцем требовала все больше землесосных судов, и многие заводы страны создавали земснаряды таких мощностей и объемов, каких не знала ранее мировая гидротехническая практика.