Ранней весной 1950 года Михайлова командировали в Ростов принять на заводе новый мощный земснаряд, способный перегонять за час триста кубометров грунта.

Назначенный начальником нового судна, Михайлов участвовал в монтаже земснаряда, требовал больше запасных частей и даже захватил с собой много материалов для мелких доделок уже в пути. И вот через месяц буксир «Быстрый» подхватил спущенное со стапелей заводской гавани тяжелое судно и потащил вверх по Дону.

Стояли мягкие солнечные дни конца апреля. Ожившие поля шелестели травами, ветерок гонял по широким степным просторам волны ковыля. Земснаряд плыл вдоль пойменных лугов низовья реки, мимо больших казачьих станиц в зелени густых садов, и ласковый воздух над «тихим Доном» был полон ароматами цветущей черешни и степной травы.

Михайлов узнавал места, знакомые по любимым книжкам о гражданской войне, по частым школьным экскурсиям. Он родился на Украине, в селе Старобешево, прославленном его землячкой Пашей Ангелиной, но учился в Ростове, успев к началу войны закончить лишь семь классов. Шестнадцатилетнего паренька, несмотря на все его просьбы, не взяли добровольцем в армию, и он пошел работать телеграфистом на аппарате Бодо.

Как и многие его сверстники, Виктор быстро возмужал за эти суровые военные годы. Окончилась война. Юноша вступил в комсомол, подал заявление в мореходное училище.

Он частенько вспоминал счастливые годы учебы, когда после работы к концу теплого дня выходил постоять на палубе земснаряда, плывущего вдоль бескрайних Сальских степей. В светлом воздухе парили над рекой зоркие коршуны, горбоносые орлы, сложив важно крылья, стояли и прогуливались по желтоватым степным шляхам.

Это было короткое цветение степей, и Михайлов с тоской думал, что уже через несколько недель суховей спалит даже желтую щетину травы, плотная пыль выбелит листья понурых черешен, и те же орлы, лениво махая крыльями, будут висеть высоко над выжженной и горячей землей.

Судно подошло к причалу Цимлянского гидроузла утром Первого мая. Это был второй Первомай на стройке. Огромная площадка алела кумачом знамен, вознесенных на гребень плотины и на стрелы портальных кранов.

После испытаний и наладки судно вошло в строй действующих и начало свою работу с намыва земляной дамбы в устье небольшой речушки, впадающей в Дон. «Заморыш», как звали эту речку, мешал строительным работам у котлована, Михайлов перекрыл ее течение, и земснаряд приплыл для работы в сотворенное им самим озеро. Скоро в обширном грушеобразном водном карьере поселилась целая семья землесосных судов.

Ближе к осени, когда в горячем степном воздухе, редко остывавшем даже ночью, стала уже чувствоваться прохлада, на борту судна появились новые багермейстеры — Супрун, Кузнецов, Кононенко и механик Акусок, составившие впоследствии руководящее ядро молодежного коллектива.

Выпускник того же Ростовского мореходного училища Супрун еще на последнем курсе мечтал попасть в экипаж Михайлова. Они встречались в Ростове, когда Михайлов с завода приходил в училище и увлеченно рассказывал однокашникам о буднях стройки.

Другой багермейстер, Валерий Кузнецов, плечистый высокий парень в очках, с густым, гулким басом приехал на Волго-Дон из Москвы. Он учился на механико-математическом факультете МГУ, но в один прекрасный день перевелся на заочный факультет и теперь собирался продолжать учебу.

Механик Акусок и багермейстер Павел Кононенко — оба добродушные и спокойные украинцы. Акусок служил на Черноморском флоте; танкист Кононенко, освобождавший Чехословакию и Австрию, поступил после войны в речной техникум и окончил его. Он приехал на гидроузел вместе с молодой женой и поселился у казаков в «Новой Цимле».

Никто из новых помощников начальника земснаряда не имел производственного опыта. Всем надо было самым серьезным образом учиться, и главное — не по книгам, а приобретая мастерство в непосредственной работе.

Михайлов, который и сам работал багермейстером всего лишь несколько месяцев, вместе с инженерами первое время учил новичков стоять за пультом земснаряда и проводил на судне по нескольку смен, а потом и совсем поселился в своей каюте.

Так протекали первые месяцы работы и учебы, осложненные наступлением дождливой поздней осени.

Сменив удушливые суховеи, по степи гулял теперь леденящий, колючий ветер. Дон посинел, свинцовой тяжестью налились его волны; кое-где у берегов и в лагунах заморозки уже прихватывали воду серой бугорчатой коркой льда.

Обычно земснаряды работали только до ледостава, пока еще можно разрушать подмерзающую землю и гнать ее по пульповодам. Сезон гидротехнических работ замирал в начале декабря. И до весны скованные во льду суда становились на зимний ремонт.

Земснаряд Михайлова действовал до 27 декабря, дольше всех других. Покрылся ледяным салом водный карьер, и лед у берегов становился все толще. Уже льдины со скрежетом терлись о железные борта судна, железо обжигало руки, жгуче холодной была вода. Немели пальцы у слесарей, исправлявших нередкие прорывы пульповодов, когда внезапно в воздух вырывался бурый фонтан жидкого грунта высотой с двухэтажный дом. И все-таки земснаряд не сдавался, и не нашлось в экипаже человека, который захотел бы отдать зиме и холодам хотя бы малейшую возможность проработать еще лишний день.

Как-то морозным утром смена Супруна должна была нарастить плавучий пульповод и для этого подвести несколько тяжелых железных понтонов. Плавающие трубы покачивались у борта соседнего земснаряда, а между двумя судами за ночь вырос сплошной барьер ледяного поля шириной метров в двести.

Супрун не видел иного решения, как только разломать пополам белое поле, нараставшее с каждым часом.

— Ну, что ж, будем рубиться, — сказал он своей смене, — отступление сегодня — это полная капитуляция завтра.

На судне были мобилизованы все, кто мог отойти от механизмов. Вся смена вышла на лед, вооруженная баграми, ломами, кирками.

Четыре часа продолжался штурм ледовой полосы. Тотчас вслед за этим смене пришлось перетаскивать длиннющее тело пульповода, похожее на гигантского стального удава. Рабочим мешали и ветер, и волны в карьере, мотавшие из стороны в сторону многотонную громаду трубопровода, но все-таки смена Супруна проделала все очень быстро, и еще целую неделю земснаряд продолжал подавать грунт на карту намыва.

Осенние холода явились первым испытанием молодого коллектива. Но это было только начало. Самые серьезные бои с природой были впереди, когда, в полной силе и ярости весеннего половодья, Дон ринется в стремительное контрнаступление на поднимавшиеся над степью бетонные и земляные сооружения гидроузла.

Вскоре в жизни Виктора Михайлова произошло несколько значительных событий, направивших по новому руслу его судьбу на стройке. В конце сентября земснаряд № 306 по предложению экипажа и при полной поддержке партийной и комсомольской организаций главной конторы был объявлен первым комсомольско-молодежным.

В этом же месяце Михайлов подал заявление на заочное отделение Политехнического института, рассчитывая зимой, когда у гидромеханизаторов темпы работы несколько спадают, сдать первые зачеты.

И, наконец, в середине зимы Виктор Михайлов женился и переехал в новый дом вместе с Анной Константиновой, молодым инженером, приехавшей на стройку после окончания института.

— Ну, что ж, Виктор Иванович! Ты теперь, как говорится, ушел корнями в землю стройки, — пошутил как-то начальник участка Капков. — И плотину создаешь, и около нее гнездо семейное вить будешь. Правильное решение!

В аккуратной тетрадке Михайлова красной рамочкой обведены несколько цифр и комментарий к ним.

«Мой план — 490 тысяч кубометров, выполнено — 716 тысяч кубометров. Это 146%.

Трудно себе представить, какую гору земли мы уложили в тело плотины! Леонтий Александрович Капков как-то подсчитал, что потребовался бы миллион грузовых машин, сделавших по одному рейсу, чтобы возвести только одну карту намыва до проектных отметок. Вот что значит непрерывный поток, высший технологический принцип. Но я себя спрашиваю: все ли уже сделано? Исчерпали ли мы до дна возможности нашей техники? Конечно, нет».

Михайлов громко зачитал цифры на оперативном совещании экипажа, собравшегося перед началом весенних работ.

— Возможности, товарищи, еще огромные! — сказал он. — Вот прозвучали красивые, приятные цифры. Но пусть они никого не успокаивают. Гипноз цифр — опасная штука! Только остановись в движении — и они покатятся вниз. Ясно? — спросил он, оглядывая лица товарищей.

Уже после первых месяцев работы земснаряда выяснилось, что ритмичной четкой работе мешают непроизводительные простои судна, главным образом из-за порывов пульповодов.

Нередко поток пульпы, транспортированный в отводные трубы, потеряв энергию напора, останавливался и возвращался назад как раз к тому времени, когда новый поток уже устремлялся по каналу пульповода. Гидравлический удар при их столкновении был подчас настолько сильным, что толстенные трубы расклинивались во фланцах, выпуская свистящие струи.

Единственной гарантией от аварий было нараставшее с каждым месяцем мастерство гидромеханизаторов. Но земснаряд входил в комплексную гармоническую работу с перекачечными станциями и бригадами, обслуживающими карты намыва, и тут достаточно было отстать одному звену, как ломался общий цикл.

И осенью и весной, в различных погодных условиях, наблюдал за своим земснарядом Михайлов, терпеливо собирая воедино элементы самого благоприятного режима работы. Постепенно порывы пульповодов стали все реже, и кривая на графике выполнения плана из месяца в месяц поднималась круто вверх.