ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
В высоких комнатах второго этажа большого дома на Гагаринской набережной в Петербурге расположилась штаб-квартира товарищества Яблочкова. В подвалах — электростанция, дающая ток для освещения Литейного моста. На стенах развешаны большие карты со схемами освещения мостов и площадей Петербурга. Ночь. За окнами горит мощная электрическая свеча, свет от которой падает в комнату. На просторном письменном столе горят керосиновые лампы, лежат книги, тетради, справочники. В конце картины, когда рассветет, за окнами будут видны Литейный мост, левый берег. Темное сентябрьское небо и свинцовые волны Невы.
У стены диван, на нем подушка и одеяло. Открыта стеклянная дверь на балкон, выходящий к Неве.
На балконе Я б л о ч к о в и Ч и к о л е в. Яблочков в бекеше, без шапки.
Я б л о ч к о в. Вот она, красавица Нева! Какой она будет через пятьдесят, семьдесят лет, Владимир Николаевич?
Ч и к о л е в. Еще лучше.
На Неве гудки пароходов.
Не будет этих клубов дыма и копоти. Фабрики будут получать электричество с больших центральных заводов, которые превратят воду, ветер и солнечный свет в электрическую энергию. Центральные станции не только заменят электричеством всякое другое освещение в Петербурге, но и дадут энергию для всех мелких мастерских города…
Я б л о ч к о в. А затем такие же станции будут во всей России. Да, да, в городах и в деревнях! В каждом доме, в каждой комнате будут гореть электрические лампы! Все будет производиться при помощи электричества!
Ч и к о л е в. Выйдем мы с вами, Павел Николаевич, на этот балкон годков эдак через семьдесят и увидим залитые огнями набережные, широкие мосты, освещенные пароходы… Хорошо будут жить грядущие поколения, Павел Николаевич. Позавидуешь!
Я б л о ч к о в. Грядущие поколения… Вспомнят ли они о нас?
Ч и к о л е в. Вспомнят! А нет — мы сами напомним. Светом наших ламп, теплом машин…
Входит Ф о м и н.
Ф о м и н. Здрасте, господин Чиколев!
Я б л о ч к о в. Как идут работы на мосту, Чибис?
Ф о м и н. Там опять кто-то провода перерезал. В третий раз!
Я б л о ч к о в. Вот, Владимир Николаевич, сколько раз я говорил этому ослу Скорнякову, чтоб попросил у полиции казаков для охраны моста. Нет, ведь это не прибыльно! Лучше скакать по улицам, пугать баб и ребятишек.
Ф о м и н. Сейчас под аркой надо провод вести.
Я б л о ч к о в. Знаю. Люльку подвесили?
Ф о м и н. Подвесили.
Я б л о ч к о в. Я первый спущусь.
Ф о м и н. Вы днем ее пробовали — выдерживает. Позвольте уж мне с Шараповым. А вы потом проверите… Берегите вы себя, Павел Николаевич! Без меня по мосту не ходите. Много всяких подозрительных личностей у моста околачивается, Павел Николаевич.
Я б л о ч к о в. Ладно! Ступай, Чибис.
Ф о м и н. Дайте руку на счастье, Павел Николаевич.
Я б л о ч к о в, Бог в помощь.
Ф о м и н уходит.
С такими, как Фомин, мы и солнце зажжем, если оно потухнет, а не то что электричество.
Входит С к о р н я к о в. У него красное лицо и воинственная одышка. Он тяжело садится на стул посреди комнаты.
С к о р н я к о в. Можете торжествовать, господин Яблочков и господин Чиколев! Дума подписала договор с товариществом на освещение Литейного моста. На десять лет!
Я б л о ч к о в. Почему только на десять? А не на сто, не на двести лет? Куцо думают господа гласные!
С к о р н я к о в. Опять вы недовольны, голубчик вы мой! А сколько боев пришлось выдержать. Не нужно забывать, что большинство депутатов — пайщики газовых компаний. Для них это чистый разор.
Я б л о ч к о в. Мы должны доказать конкурентам, что электричество удобнее, выгоднее, чем газ. Если бы мне пришлось на свои деньги осветить Петербург, — я бы это сделал.
С к о р н я к о в. Да где у вас деньги, красавец вы мой ненаглядный?! Векселя на пятьсот тысяч франков Женейрузу? Вон он ваши векселя мне предъявил, думает, я платить буду. Как же, держи карман! Мария Николаевна, супруга ваша, сняла квартиру на Литейном, а платить чем? Думаете вы об этом? За один этот дом шесть тысяч уплачено, да за погреб для электрической машины четыре. А сколько я передал господам гласным, господам полицейским, жандармам?! Скоро собрание пайщиков, как отчитываться будем, голуби вы мол? С вас взятки гладки, вы ученые. Взяли свои фонари подмышку и ушли. А мы люди коммерческие, у нас семьи, у нас положение, кредит… Пригласили мы вас на наши головки. Поручили бы это дело нам и не вмешивались бы!
Ч и к о л е в. Для вас электричество нажива, а для нас труд наш, мечта наша. Как же можно свою мечту другому поручить?
С к о р н я к о в. Тогда уж сами и ответственность несите за ваши мечты. И не требуйте от Скорнякова, чтоб он ваши мечты охранял. Знаете ли вы, что кругом вас творится? Сейчас против вас один за другим судебные процессы начнутся. Тогда на Скорнякова не надейтесь. А если несчастье на мосту произойдет, — на себя пеняйте. А если на вашей лекции завтра, Павел Николаевич, неприятность произойдет, — себя вините.
Ч и к о л е в. Это что же, угроза?
Я б л о ч к о в. Оставьте нас, Скорняков. Нам сегодня ночью большой труд предстоит. Уходите!
С к о р н я к о в. Хорошо-с, я уйду-с! Уйду-с, голуби вы мои.
В дверях появляется Г л у х о в. Он очень расстроен.
Напрасно вы так Скорняковым пренебрегаете!
Я б л о ч к о в (скрестив руки на груди). Я вам сказал: уходите!
С к о р н я к о в. Никуда вы от Скорнякова не денетесь, ангел вы мой. (Уходит.)
Я б л о ч к о в (Глухову). Как дела на мосту, Николаша?
Г л у х о в (мрачно). Работают…
Я б л о ч к о в. Тебе бы надо было поехать к Александринскому театру, проверить, как там действует освещение, а потом…
Г л у х о в. Я никуда не поеду. Я не могу, Павел… Не спрашивай меня ни о чем… (Быстро уходит в соседнюю комнату, безнадежно махнув рукой.)
Ч и к о л е в. Что с ним?
Я б л о ч к о в. Николай!.. (Хотел пойти следом за Глуховым, но вдруг медленно опустился на диван.)
Ч и к о л е в. Павел Николаевич! Э, да вам дурно, батенька! Ну-ка, ложитесь, ложитесь… Вы ведь трое суток не смыкали глаз… Ну куда это годится!
За дверью голос Марии: «Павел Николаевич здесь?»
Я б л о ч к о в (тихо). Маше только ничего не говорите, Владимир Николаевич.
Входит М а р и я.
М а р и я. Павел!
Я б л о ч к о в (поднимается с дивана). Машенька!
М а р и я. Ты здоров! Ну, слава богу! А то я волновалась… (Чиколеву.) Здравствуйте, Владимир Николаевич! Он два дня дома не был.
Я б л о ч к о в. Разве уже прошло два дня? Как дома? Что делает Тосик? Он еще не спит?
М а р и я. Павел! Скоро уже утро!
Я б л о ч к о в. Разве? Да, да, действительно. Но зачем ты тогда вышла из дома? Ведь тебя могли обидеть. Сейчас я провожу тебя.
М а р и я. Нет, нет, не нужно, я побуду здесь. Я вам принесла поесть. (Чиколеву.) Вы, наверное, тоже еще не обедали. Садитесь, я сейчас накрою. (Накрывает скатертью письменный стол, достает из корзинки бутылку вина, тарелки.)
Я б л о ч к о в. Потом, Машенька, потом! Я совсем не голоден. Я должен идти…
Ч и к о л е в. Нет, оставайтесь здесь. Я пойду к мосту. Если будет нужно, я вас позову.
М а р и я (наливает вина). Посошок на дорогу.
Ч и к о л е в (поднимает стакан). За что?
Я б л о ч к о в. За русский свет!
Ч и к о л е в. Охотно! (Выпивает вино, кланяется и поспешно уходит.)
Я б л о ч к о в. А почему ты так озабочена?
М а р и я. Нет, нет… Дома все благополучно… Ты не видел Елену? Она не была здесь?
Я б л о ч к о в. Нет, не была. (Жадно ест.) А я, оказывается, голоден.
М а р и я. Вчера к нам на квартиру приезжал жандармский офицер. Они ищут Елену.
Я б л о ч к о в. Что им сделала Елена?
М а р и я. Она выступала на сходке рабочих металлического завода. Там бастуют уже третий месяц. Полиция проследила ее. Елена живет в Петербурге по чужому паспорту. Она заходила ко мне утром. Я думаю, что она состоит в тайной организации… Нужно ее предупредить!
Я б л о ч к о в. А ты стала трусихой, Маша! За всех боишься! Сейчас идет бой, а тот, кто испугался в бою, — пропал. Вот и Глухов тоже что-то совсем раскис, бедняга. Поговори, узнай, что с ним, Мария.
Г л у х о в (появляется в дверях с саквояжем в руках). Это неправда, Павел! Я ничего не боюсь.
Я б л о ч к о в. Почему у тебя чемодан?
Г л у х о в. Я уезжаю.
Я б л о ч к о в. Куда?
Г л у х о в. Не спрашивай меня ни о чем. Я должен ехать.
Я б л о ч к о в. Ты — мой друг, мой помощник, моя правая рука… И хочешь бросить меня одного? Сейчас?
М а р и я. Куда вы едете, Николаша?
Г л у х о в. К себе в Черниговскую губернию.
Я б л о ч к о в. Надолго?
Г л у х о в. Не знаю! Дай мне руку и ни о чем не спрашивай. Положите и вы вашу руку, Машенька…
Входит Е л е н а. Она в темном скромном платье работницы. На голове косынка.
Е л е н а. Добрая ночь!
Я б л о ч к о в. С какими вестями вы пришли, Елена? Неужели опять с плохими?
Е л е н а. На этот раз с хорошими. Но у меня та этот раз другая фамилия и другое имя. Зовут меня уже не Елена, а Надежда.
М а р и я. Помните, Николаша, как вы хотели, чтоб ее звали Надеждой? Ваша мечта сбылась.
Я б л о ч к о в. Да. Наша мечта сбылась. Мечта пришла, и ты, Николай, не узнал ее. Когда мечта становится былью, ее многие не узнают.
Е л е н а. Почему вы так говорите?
Я б л о ч к о в. Он уезжает от нас. Струсил, испугался. Когда мы жили в мастерской, изобретали и делали опыты, он был моим другом. Теперь он беглец.
Г л у х о в (вспыхнул). Врешь, Павел! Зачем ты это сказал? Я никогда не был трусом и изменником. Я не хотел, чтоб ты знал… Но раз ты заговорил, слушай! Полгода меня преследовали анонимные письма, угрозы, требования, чтоб я покинул тебя и уехал. Иначе… Я тебе об этом не говорил. Что они могут сделать? — думал я. И вот сегодня я получил известие, что мое черниговское имение, дом моего отца — все сгорело. Они подожгли его. На месте дома — куча пепла. Там остались мать и сестры. Одни, без куска хлеба, без крова. И против них же возбуждено дело о поджоге. Вот почему я принужден покинуть тебя. Вот почему я не хотел тебе этого говорить… Елена, поедемте со мной. Я знаю, что вас ищет полиция. У вас здесь нет родных. А там, в Чернигове, мы устроимся, вас никто там не найдет. Ну, пожалуйста! И мне будет не так тяжело расставаться с Павлом. Поедемте сегодня, Елена?..
Е л е н а. Нет, Николай Гаврилович. Я останусь в Петербурге. Вы знаете, что я не распоряжаюсь собой.