Е г о р у ш к и н (смущенно). Да ну их… Стану я еще объясняться… терпеть не могу… Это Иванчук ходил жаловаться. А я хотел, потом раздумал. Я и не курил совсем в госпитале. Думал поскорее выздороветь.

Агата и полковник закуривают.

А г а т а. Расскажите же, как все это у вас произошло, Петр Сергеич.

Е г о р у ш к и н. Вы же читали…

А г а т а. Нет, вы сами расскажите.

Е г о р у ш к и н. Знаете что? Не будем сегодня говорить о войне. Бог с ней! Расскажите, Агата, что вы нам привезете из Англии.

С а ш е н ь к а. Мне чулки.

А н а с т а с и я. Мне трубку. Для Егорушки. Ему пойдет.

П о л к о в н и к. А мне эту… как ее… зажигалку.

Молчание.

А я вчера в театре был. «Коварство и любовь».

С а ш е н ь к а. Ну как?

П о л к о в н и к (подумав). Неважно.

Молчание.

А г а т а. А на улице заряды снежные, холодно… В такую погоду тонуть… брр…

А н а с т а с и я. Тсс… Не нужно о войне… Выпейте чаю.

А г а т а. Больше не хочу.

Молчание.

Е г о р у ш к и н. Вот и говорить сразу вроде не о чем стало. Брось ты, Настасья. Что за глупое предложение — не говорить о войне. Вечно ты выдумаешь.

А н а с т а с и я. Ты ведь сам это…

Е г о р у ш к и н. Ну и глупо! А о чем тогда говорить? Я ни о чем другом не могу. Разучился.

П о л к о в н и к. Это правильно. И я разучился.

А г а т а. Ну, расскажите же, Петр Сергеич, про ваш подвиг…

А н а с т а с и я. Расскажи, расскажи, Егорушка, я от тебя еще не слышала.

Е г о р у ш к и н. Брось ты, Настасья…

С а ш е н ь к а. Расскажи, папа!

Е г о р у ш к и н. Да что вы пристали? Не буду.

П о л к о в н и к. Поздно скрывать. И так все знают.

Е г о р у ш к и н (поглядев на полковника). Знают? Не все знают.

А г а т а. Вот и расскажите нам.

Е г о р у ш к и н. Ничего такого не было. Ведеркин приукрасил. Ну, вылетели мы конвоировать караван… Туман поднялся, погода не летная. Напарник мой в тумане пропал. Я севернее взял, а тут как раз навстречу три «юнкерса». Я в лоб пошел, дал очередь… задымился передний, в залив падает. Я сперва не поверил сам себе, счастью своему не поверил. Вижу, второй «юнкерс» отворачивает, нет его, в тумане растаял. А третий тут, на меня летит, бой принимает. Только я высоту взял, а тут и третий пропал. Ну, скотина, я тебя найду, я тебя найду. (Встает, берет костыль.) Злоба меня раздирает, азарт душит, вверх кидаюсь — нету, вниз ныряю… есть! Вот он, рядышком, на меня внимания не обращает, к каравану летит. Я сверху на него… А он вывернулся, маневренный, сволочь! Виноват. Из пушки бьет… Ну, воздушный бой, одним словом. Я уж все патроны расстрелял. Горит мой «томагавк», горит, прыгать надо… Качаюсь на парашюте, стропы подбираю, задрал голову, а сверху на меня «юнкерс» валится, плавно так, аккуратненько. Сбил он меня, сбил и я его. Сейчас, думаю, он мне на голову опрокинется. Вот смеху будет. Нет… Ничего. По пояс я в снег зарылся, зонтик свой отстегиваю… Отчего снег вокруг красный? Рука левая не слушается. Это, значит, когда я на парашюте болтался, они расстреливали меня… Ну, фашист, одним словом… Дайте карту, полковник. Интересный вопрос?

А г а т а. Да, да!

С а ш е н ь к а. А не хотел рассказывать.

А н а с т а с и я. Молчи, Сашенька. Слушай, слушай…

Е г о р у ш к и н (показывает на карте). Вот здесь… Между сопок «юнкерс» сел. Подальше мой «томагавк» догорает. Из «юнкерса» двое вылезают… Где третий, думаю? Выносят третьего… Убит, верно, при посадке или в воздухе я его шпокнул… Вижу, бегут двое ко мне, заметили, бегут, из пистолетов стреляют. Я прилег и чесанул из пистолета. Упал один. Готов, испекся, хорошо. И у меня пистолет упал, в снег зарылся. Не найду я его. А тут третий бежит на меня, стреляет… да я лежу, в лежачего — трудно… Убитым притворяюсь. Все пояс ищу, нож у меня там. Добежал он ко мне, я вскочил, финский ножик по самую рукоятку вогнал. В воздухе я тебя упустил, на земле свое доработаю. Катались мы с ним по снегу, как дети. Кончил я его. Теперь отдохну, слабый стал…

А н а с т а с и я. А собака-то?

Е г о р у ш к и н. Ну, вижу, из кабины «юнкерса» собака на меня бежит… Здоровая, шерсть дыбом… хрипит… Ну, немецкая овчарка. Откуда собака, думаю? Видения начались. Нет, это они с собой на самолете пса возили, на счастье. Талисман вроде. Суеверие… И дух от нее горячий, кровь почуяла, плечо мне рвет, до горла добирается. А меня в сон клонит. Лицо разодрано, кровь на глаза льет… Задушил я ее. Вот этими руками задушил. Очень жить хотелось. Задушил, с себя скинул и домой пополз. Долго полз. На компас смотрел. Есть охота… Спать.. Через трое суток дополз. Хорошо, туман… Через линию фронта в тумане прошел… Из Финляндии этой… Вот и все… Подобрали меня… Вот история. Нет, у Ведеркина лучше написано. Убедительнее. Выпьем, полковник.

Все молча выпивают.

А г а т а (после паузы). Красиво, очень красиво вы рассказали. Лучше Ведеркина. Русский летчик сражался с фашистами на самолете, в воздухе, на земле… Можно я вас поцелую? Я уже выздоровела…

Е г о р у ш к и н. Можно, полковник?

П о л к о в н и к. Валяйте!

А н а с т а с и я ревниво смотрит, как Агата целует Егорушкина. Дверь отворяется, и входит  В е д е р к и н  П а в е л, лейтенант, муж Агаты.

В е д е р к и н. Ой, я не могу!..

Все оборачиваются в его сторону.

А н а с т а с и я. Лермонтов!

Е г о р у ш к и н. Пушкин!

С а ш е н ь к а. Гомер!

П о л к о в н и к. Мельников-Печерский!

А г а т а. Пашенька!.. (Бросается к нему, обнимает.)

В е д е р к и н (трагически). Что это такое?

А г а т а (жалобно). Меня торпедировали.

Е г о р у ш к и н. Сейчас он сойдет с ума. Обратите все внимание.

В е д е р к и н. Да я уж знаю про это! Почему ты целуешь чужого мужа?

А г а т а. Но тебя ведь не было.

П о л к о в н и к. Логично.

А г а т а. Я его целовала за то, что он дал тебе материал для твоего прекрасного очерка и весь мир узнал, что у меня муж писатель.

В е д е р к и н (берет за руку Агату и ведет к двери). До свидания.

Е г о р у ш к и н. Так и есть. Рехнулся. Вместо «здравствуйте» говорит «до свидания».

В е д е р к и н. Мы уходим.

А г а т а. Нет-нет, у меня всего несколько минут. Мы посидим здесь, а потом вы меня проводите все на пирс…

В е д е р к и н. Ну вот, а я думал…

А г а т а. Сегодня я отплываю. Опять в Англию. На «Лорде Глостере».

В е д е р к и н. Здравствуйте!

Е г о р у ш к и н. А теперь почему-то здоровается.

А н а с т а с и я. Садитесь за стол, Паша.

Е г о р у ш к и н. Где летал?

В е д е р к и н (видит на столе карту, показывает на нее). Здесь.

Е г о р у ш к и н. Знакомые места.

А н а с т а с и я. Ну вот, как эти мужики соберутся вместе, сейчас у них деловые разговоры начинаются. (Ведеркину и Агате.) Горько! Горько!

Ведеркин тянется к Агате.

А г а т а. Если я еще одну минуту здесь просижу, из незамерзающего порта уйдет на родину корабль, без очаровательной переводчицы.

С а ш е н ь к а. Это будет величественное зрелище.

А г а т а. Юбку я у вас беру, Анастасия Платоновна. И взамен привезу вам платье королевы-матери. Вы сможете пойти в нем на «Коварство и любовь». С мужем… До свидания, Петр Сергеич, дорогой вы мой победитель! Паша, собирайся!

В е д е р к и н. Нет, Агата! Нет! Я должен остаться здесь. С полковником и с Петром. Мы здесь с тобой попрощаемся. Сейчас. Дело не терпит отсрочки.

А г а т а. Ну, не убивайся так, Пашенька. Война ведь! Она отнимает мужей от жен и жен от мужей. Я тебе привезу из Англии дюжину трубок и десять зажигалок. Фонарик. Бочку рома. Пусть война лопнет от злобы.

С а ш е н ь к а. Мы с вами, Агата. Мы вам верны…

А г а т а. Вам тоже по бочке.

А н а с т а с и я (подходит к полковнику). Только…

П о л к о в н и к. Что?

А н а с т а с и я. Вы не будете утомлять Егорушкина? Он еще болен…

Е г о р у ш к и н. Иди, Настасья!

А н а с т а с и я. Да-да, поехали!

Рукопожатие. Прощание. А г а т а  надевает свой экзотический костюм, берет юбку Анастасии, уходит. С а ш е н ь к а  и  А н а с т а с и я — за ней. Хлопает дверь. С потолка отлетает кусок штукатурки. В комнате полковник, Егорушкин, Ведеркин.

В е д е р к и н. Мне очень неприятно, что в такой день я… Но через час я должен докладывать в штабе. До этого я хотел доложить лично вам, полковник, и так, чтоб ты, Егорушкин, слышал. Сегодня, только рассвело, я вылетел по кругу. Пересек Западную Лицу, пограничную линию, бросил нашим разведчикам посылки… На обратном пути пролетал над местом твоей катастрофы. (Раскрывает на столе карту.) Здесь?

Е г о р у ш к и н. Да.

В е д е р к и н. Низко летел. Бреющим. Брюхом чуть не копал снег. Едва в сопку не врезал. Трижды пролетел. Вот где крестик.

П о л к о в н и к. Что увидел?

В е д е р к и н. Белое поле. Никаких следов. Ни самолетов, ни трупов, ни собаки. Ничего нет.

Е г о р у ш к и н. Интересно.

П о л к о в н и к. Может быть, немцы увезли самолеты?

В е д е р к и н. Да ведь не я первый там пролетал. Две недели назад Иванчук на задании был. Чтоб убедиться, специально еще два лишних круга сделал. Заметил бы, как думаешь? Не так просто увезти самолеты. До ближайшего населенного пункта шестьдесят километров. Дороги нет.

П о л к о в н и к. Значит, место не то. По ошибке ты его указал.

Е г о р у ш к и н (после молчания). Нет, место это самое. (Горячо.) Место это самое. Я точно знаю. Место это я с завязанными глазами найду…

П о л к о в н и к. Уверен?

Е г о р у ш к и н. Ну, может, небольшое отклонение. Карты в этих местах не точные. На полкилометра я, может, ошибаюсь… Нет-нет, место это самое, неужели же я не знаю, что вы, товарищ полковник, это ж элементарно…

П о л к о в н и к. Я и не знаю, что подумать… (Егорушкину.) Какой номер был на немецком самолете?

Егорушкин молчит.

Я спрашиваю.

Е г о р у ш к и н. Не знаю… Не видел… «Юнкерс-88».

П о л к о в н и к. Да у них сотни «Ю-88»! Порядковый номер?

Егорушкин молчит.

Ну, может, отличительные знаки какие…

Егорушкин молчит.

Но не может быть, чтоб на этом месте никаких следов не осталось. Ведь там бой был. Ну, обломки, парашют…

В е д е р к и н. Ничего нет. Словно там никогда нога человека не ступала.

П о л к о в н и к (Егорушкину). Трупы хоть ты обыскал? Документы хоть взял какие у них? Ну хоть карты? Ордена ихние, оружие?

Егорушкин молчит.

Я спрашиваю?

Е г о р у ш к и н. Нет, нет.

П о л к о в н и к. Странная история. Ты извини, что я тебя после болезни беспокою. (Ведеркину.) На основании чего вы писали статью о подвиге?

В е д е р к и н. На основании рассказа Егорушкина. Собственно говоря, эту статью писал не я. То есть, не я один. Мне еще один человек помогал.