А н а с т а с и я. Это неправда!

А г а т а (вдруг вспомнила слова Егорушкина). Это странный город, но в нем все правда.

В е д е р к и н. Тише!

Все замолчали. Ведеркин открыл дверь.

Слышите… Летит… Немецкий мотор… Он теперь новую тактику взял. В туман летает…

Все слушают.

Низко идет… А тревоги не дают. Одиночный прорвался… Мне надо на аэродром.

Входит  С а ш е н ь к а.

С а ш е н ь к а. Все здесь… вот и хорошо.

А н а с т а с и я. Это правда, Сашенька?

С а ш е н ь к а. Что? (Смотрит на Егорушкина.) Рассказал уже. Поторопился?

Егорушкин молчит.

(Анастасии.) Да, правда.

А н а с т а с и я (бросается к ней). Сашенька…

С а ш е н ь к а (отстраняя ее). Сегодня я ухожу от вас. К одному военному. С вами больше не буду.

А н а с т а с и я. К какому военному?

С а ш е н ь к а. Буду у него жить. Вот ключ от его квартиры…

А г а т а. Вы нашли его?

С а ш е н ь к а. Нет. Его найдут…

А н а с т а с и я. Кого?

С а ш е н ь к а. Моего мужа.

А н а с т а с и я. Мужа?

С а ш е н ь к а. Да. Но я ухожу к другому человеку.

А н а с т а с и я. К кому?

С а ш е н ь к а. Это мое дело.

А н а с т а с и я (яростно). Ну что ж… иди! Иди куда хочешь! Иди на все четыре ветра!

Входит  п о л к о в н и к.

П о л к о в н и к. Здравствуйте. Наконец-то вас всех разыскал. Ведеркин! Я за вами… Машина ждет. Объявлена готовность номер один.

Слышны выстрелы зениток.

(Ведеркину.) Быстрее прощайтесь. Скажите шоферу, чтоб заводил. Ждите меня в машине. Я сейчас.

В е д е р к и н (смотрит на Агату). Она сегодня уезжает. Я, товарищ полковник…

П о л к о в н и к (резко). Что?

В е д е р к и н (вытянулся). Есть!

В е д е р к и н  выбегает из комнаты, и сразу оглушительный удар бомбы, от которого трясется комната и падает с потолка большой кусок штукатурки.

П о л к о в н и к. Близко дал. В такой туман летает! Никто его не ждал сегодня. А ну-ка все в убежище! (Егорушкину.) Вас я прошу задержаться.

С а ш е н ь к а (тихо). Спасибо, полковник.

А г а т а (Егорушкину). Скажите же ему то, что хотели. Сейчас.

Егорушкин молчит.

П о л к о в н и к. Мне ваша дочь доложила, что вы раскаиваетесь и хотите признаться.

С а ш е н ь к а (в отчаянии). Но вы же обещали, полковник…

П о л к о в н и к (Егорушкину). Я обещал с вами не говорить на эту тему… Но сейчас… я вижу, вы потихоньку от всех тренируетесь, готовитесь к полетам… А раз так — это меняет положение. Мы не можем больше относиться к вам как к инвалиду. (Показывает на «капкан».) Я не сразу понял. Только потом додумал. Я жду, товарищ Егорушкин.

Егорушкин молчит.

А г а т а. Но… (Вдруг неожиданно для себя.) Вы несправедливый, вы очень несправедливый человек! Все, что рассказывал тогда Егорушкин, — правда! Слышите, правда! Он признался мне. И хотел вам сегодня сказать.

П о л к о в н и к (Егорушкину). Для этого вы меня позвали сюда?

Тот молчит.

Сперва вы рассказали мне все, как было. Потом отказались. Потом подослали дочь, чтоб сказать, что раскаиваетесь. А сейчас выясняются новые подробности. Так вот. Мы получили сведения от нашей разведки с аэродрома Суоми-Ярве, они оттуда летают на Мурманск… В тот день на базу вернулись все «юнкерсы». Кстати, ни на одном бомбардировщике там нет экипажа, который летает с собакой. Мне бы не хотелось опять об этом говорить. Я вас прошу больше не искать сочувствия и не возвращаться к этой истории. Ясно? А то что же получается? Одним вы говорите одно, другим — другое… В какое вы меня положение ставите?

Егорушкин молчит.

С а ш е н ь к а (швыряет ключ полковнику). Возьмите!

П о л к о в н и к (медленно поднимает ключ). Спасибо.

Неловкая пауза. Вбегает  В е д е р к и н.

В е д е р к и н. Машина лежит на боку, всмятку. Обвалился угол дома…

П о л к о в н и к. Шофер?

В е д е р к и н. Жив. Ушел в убежище.

П о л к о в н и к (козыряет). До свидания, Ведеркин!

Е г о р у ш к и н (загораживает дверь). Погодите, полковник.

П о л к о в н и к. Что?

Е г о р у ш к и н (медленно). Возьмите меня с собой.

Пронзительный голос сирены, запоздалое объявление тревоги, голос диктора по радио, выстрелы зениток.

(Кричит, желая перекричать шум.) Возьмите меня с собой. Они говорят, что я гордый… Нет, я не гордый. Слышите вы, полковник! Я ведь ничего не требую, я хочу только умереть, но в воздухе, в бою, на самолете. Возьмите меня с собой. Слышите, полковник? Вы не можете меня оставить здесь. Кто мне смеет отказать в смерти? Мне, летчику, кто смеет в этом отказать?

П о л к о в н и к. Я вам отказываю в смерти.

В е д е р к и н. Я думаю, товарищ полковник…

П о л к о в н и к (вне себя). Молчать! Мальчишка. Когда мужчины разговаривают — молчать! (Уходит. Ведеркин — за ним.)

Егорушкин оперся на костыль.

А г а т а (бросается к Егорушкину). Я с ними. Мне пора на корабль… Прощайте, Петр Сергеич…

Егорушкин ей кивнул. Поклонившись Анастасии и Сашеньке, А г а т а  уходит.

А н а с т а с и я (подходит к нему, тихо). Пойдем в убежище, Егорушка…

Е г о р у ш к и н (медленно). Идите, я сейчас…

А н а с т а с и я (не выдержав взгляда Егорушкина, заторопилась). Да-да, скорее, Сашенька…

А н а с т а с и я  и  С а ш е н ь к а  поспешно уходят. Егорушкин один. Он отходит в угол комнаты, бережно ставит костыль, берет палочку и бродит по комнате. Останавливается. Смотрит на часы, на дверь. Садится в кресло к своему прибору. Двигает ручку. Встает. Снова смотрит на дверь, словно ждет кого-то. Подходит к вешалке, надевает шинель, застегивается на все пуговицы, берет палку и снова глядит на дверь. Дверь распахивается. На фоне зарева от горящего дома — п о л к о в н и к. Он смотрит на Егорушкина. Егорушкин вытянулся.

П о л к о в н и к. Пойдем. (Уходит.)

Егорушкин медленно идет за ним.

З а н а в е с.