Внутренний голосок шептал, что ему таким образом потакают, поскольку работа любовника заключалась в том, чтобы ублажить Королеву, и действовать более обдуманно, но он не обратил на это внимания. В конце концов, в этом и был смысл — показать на что он способен и вернуть себе прежнее положение.
Рут хмыкнула, когда он медленно раздвинул ей ноги, не сводя глаз с ее лица. Понимала ли она, что он хочет сделать? Она присутствовала там, когда он увидел Грасту с ее любовником. Понимала ли она, чему они стали свидетелями? Она определенно отреагировала на увиденное.
Он медленно опустил голову и лизнул внутреннюю сторону ее бедра. Лоно Рут был рядом, так близко, что он мог видеть на нем влагу. Но он по-прежнему стеснялся. Он должен был проявить себя, но самцы никогда не выступали инициаторами. Воспитание Грона основывалось на том, что он должен был дождаться, когда его дернут за хвост и уложат, если он будет выбран Королевой. И все же он знал Рут лучше, чем кто-либо другой. Он должен был доставить ей удовольствие и исполнить свой долг.
Он приподнялся и бросил на нее последний взгляд, последний шанс остановить его, прежде чем он начнет. Она была так прекрасна, лежа распростертая и обнаженная перед ним. Ее гладкая кожа сияла от пота и золотистого заката, а ее грудь двигалась в такт с ее дыханием, пока она наблюдала за ним, и он понял, что она возбуждена. Она смотрела на него и ждала продолжения, желая его.
Это на мгновение ошеломило его. Королевы выбирали себе самцов по целому ряду практических соображений, но обычно они выбирали одного из них за его внешность. Грон не походил на таких самцов. Он всегда считал, что Рут Связала его для защиты, для выживания, и спарилась с ним, потому что он был ее единственным вариантом. При мысли о том, что она тоже находила его привлекательным, его сердцу стало тесно в груди.
Он уже не чувствовал себя таким застенчивым и с утробным урчанием удовлетворения прижался языком к ее раскрытому лону. Ее бедра легли ему на плечи, и он обвил их руками, чтобы погладить ее по животу и удержать на месте. Она дернулась всем телом, когда его язык коснулся ее лона, и застонала, когда он прижал его к ней, пройдясь им снизу вверх. Ее плоть была невообразимо мягкой, он чувствовал вину за то, что когда-либо касался ее чем-то, кроме своего языка, — самой мягкой части своего тела. Она была влажной для него, и он зарычал, тогда, она подалась бедрами навстречу его рту, чтобы получить больше.
Следуя реакциям ее тела, он задействовал свои недавно приобретенные навыки, моментально сосредоточив свое внимание на маленькой твердой точке над ее входом, которая вынуждала ее ерзать, подмахивать бедрами и сжимать в кулаках волосы. Он уже знал, что она любит, когда он прикасался к ней пальцами так, как она научила его в ручье, протекавшем в том мертвом лесу, поэтому он приподнял одну из ее ног и просунул под нее руку так, что его большой палец прижался к ее входу, который тут же втянул его в себя.
Он старался не навредить ей своими зубами, удерживая свои длинные клыки у впадинок ее бедер, когда проводил языком по той точке, которая доставляла ей наибольшее удовольствие. Ее бедра напряглись, а пятки впились в его спину, когда она застонала громче, опустив руки, чтобы пробежаться ими по его волосам, царапнув ноготками по его затылку. Все ее тело изогнулось, когда она издала крик, который, наверняка, услышал весь лес. Ему нравилось это в ней, то, как она бесстрашно заявляла о себе, когда они были вместе. Он не остановился, пока ее крик не перешел в хныканье, а тело не обмякло.
Грон оторвался от нее, приподнявшись, и осторожно опустил ее ноги вниз. Рут лежала, склонив голову набок, с закрытыми глазами, и чуть дыша. Ее руки безвольно лежали по бокам. Грон позвал ее, надеясь, что она, по крайней мере, откроет глаза, если не заснула и с ней все в порядке.
Услышав его, она сумела повернуться к нему и сфокусировать взгляд, затем протянула к нему руки.
— Грон, — это все, что она сказала.
Он колебался в нерешительности, затем переместился, высвободил руки из-под ее ног, передвинул их к ее талии и расположился так, чтобы склониться над ней. Она потянулась к нему, сцепила пальцы у него на затылке и нежно, но настойчиво дернула на себя. Она сказала что-то, как он надеялся, приятное, судя по выражению ее лица, и тянула до тех пор, пока он не был вынужден опереться на локти. Она прошептала ему еще несколько ласковых слов и вытерла его рот большими пальцами, после чего прижалась губами к его губам.
Она казалась довольной тем, что он сделал, правда, немного сонной после полученного наслаждения, и ему тут же захотелось понять, что она говорила. Затем он почувствовал, как ее маленькая ручка скользнула к его хвосту и начала выводить легкие, дразнящие, щекочущие круги у самого основания. Он постарался не напрягаться в ответ. Речь шла о ее удовольствии, а не его, и пока он был возбужден, а его плоть ныла и тяжело висела между ними, он старался не обращать на это внимания, но она все усложняла, словно это было ее любимое развлечение.
Рут сильнее потерла основание его хвоста, и он застонал, подавшись тазом к ее руке. Он неуверенно посмотрел на нее, и она прижала колени к его бедрам, затем неторопливо провела рукой по его хвосту, притянув кончик к себе. Он внимательно наблюдал за тем, как она прижимает кисточку хвоста к своей груди, гладит его, снова и снова проводя по нему рукам. Она быстро поднесла его к своим губам, взглянула на него и снова сжала его бедра своими ногами.
Рут уложила его хвост себе на грудь и снова потянулась к нему, одну руку направив к основанию его хвоста, пока обвивала его своими ногами и тянула на себя. Она извивалась под ним до тех пор, пока не почувствовала себя комфортно в их позе, обхватив его руками за талию и закинув ноги ему на бедра. Он уперся руками по обе стороны от ее головы и пристроил головку члена к ее входу. Малейший толчок — и он ворвется в ее тело, чего она, наверно, и добивалась, но так скоро? Неужели его так быстро простили? Он боялся еще одного испытания.
Она показала ему свои зубы и подняла голову, чтобы слизнуть пот с его плеча, после чего пробормотала что-то напротив его кожи, мучая его тем, что терлась об него своими складочками при каждом движении бедер. Он чуть не зарычал на нее за то, что она дразнила его, но это, скорее, прозвучало как жалобный скулеж. Если бы она могла понять его, он бы умолял. Он снова хотел стать с ней единым целым, слиться тем древним, естественным образом, но он ждал приглашения. Он хотел, чтобы она возжелала его.
К счастью, она перестала его дразнить, снова расположив его у своего входа и упершись пятками в его бедра. По-видимому, она больше ничего не предпримет, желая, чтобы он оседлал ее и продолжил удерживать инициативу в своих руках, как это было вначале. Несколько удивленный и взволнованный, он осторожно и медленно вошел в ее тело нежным толчком своих бедер.
Рут застонала и выгнула спину, а Грон прикусил губу, чтобы сохранить над собой контроль, и рыкнул. Она была так прекрасна, каждый раз. Тугая, горячая и влажная. Он чувствовал, что был создан для нее, когда они были так близки, как сейчас. Когда он медленно погрузился в нее, правила приличия были развеяны по ветру, и он опустился на нее, чтобы прижаться к ней, чувствуя ее влажную, дрожащую кожу по всей длине своего тела, наслаждаясь осознанием того, что ее испарина пристанет к нему, а его мех оставит его запах на ней. Он заключил ее тело в своеобразную клетку, укрыв от остального мира. Теперь она видела только его, а он видел только ее, и любой, кто посмотрит, поймет, что встать между ними невозможно.
Она приподняла бедра, чтобы встретить его, и ухватила обеими руками за ягодицы. Он взмахнул хвостом и погрузился в нее полностью, потираясь мехом у основания своего члена о ее чувствительное местечко, которое он дразнил языком, заставив ее вскрикнуть.
Он вышел из нее и со стоном толкнулся обратно. Осознание того, что он снова взобрался на нее как на пару и она хочет, чтобы он был сверху, стало почти запредельным, ему пришлось заставить себя быть нежнее. Но когда он толкнулся в нее сильнее, она застонала, прижалась к нему крепче и приподняла бедра, встречая его напористое проникновение, так что он позволил себе вольности. Он отыскал ее губы, чтобы предложить ей свой язык. Она прижалась к его губам, смяв их в поцелуе, втянула его язык в свой рот и сплелась с ним в страстном танце. Она переместила руки, удерживая его за челюсть. Ее бедра бились о площадку, поэтому он передвинул одну руку, чтобы подложить ей под ягодицы, приподняв их так, чтобы он мог буквально ввинчиваться в ее тело, заставляя ее дергаться и стонать от каждого толчка.
Внезапно ее тело напряглось, руки усилили хватку, ноги притянули его ближе, а властные шелковые ножны ее лона стали затягивать все глубже и глубже, не желая отпускать его с той же настойчивостью, с какой он не хотел выходить из нее. Его ритм стал более быстрым и резким, его мех потирался о ее лоно до тех пор, пока она не зажала и не стиснула его, до тех пор, пока он не сорвался, пока натянувшаяся пружина внутри него не лопнула, рычание не переросло в рев долгожданного освобождения, а семя не стало вливаться в нее струя за струей, удивив даже его тем, насколько сильно его тело жаждало ее.
Когда все закончилось, его дыхание вырывалось рваными хрипами, и он понял, что ему только что удалось удержать свой вес, не придавив ее своим телом. Как бы то ни было, он чувствовал себя одурманенным, но ему удалось перенести свой вес на бок, когда он обессилено рухнул, чуть не похоронив под собой Рут. Он тихо пророкотал о своем глубочайшем удовлетворении и любви к ней, единственное, что он мог сделать, пройдясь по ней своим хвостом в жесте, который, как он надеялся, она поняла.