— Даже слушать эту историю не могу я без возмущения.

— Но вы только слушали, пережить такое вам не придется. С вами ничего подобного не случится. Вас Андрашу вряд ли удалось бы затолкать в каморку. Вы производите впечатление мускулистого, сильного человека.

— А не вздумает ли этот граф Андраш стрелять в меня ради забавы? — покачав головой, спросил Надьреви.

— Вы не совсем правильно меня поняли, — засмеялся Пакулар. — Не знаю, хорошо ли я обрисовал характер вашего будущего ученика, но, повторяю, Андраша бояться нечего. Я и сам, наверно, несерьезным своим тоном дал ему повод для грубых шуток. Не берите с меня примера. К тому же, видите ли, поехать кататься верхом, заперев меня, это своеобразная поза. Он прекрасно знал, что я недолго просижу в каморке, — кто-нибудь из слуг услышит мои крики. Не следует трагически относиться к подобным историям. Поезжайте в Берлогвар; мне поручили найти себе преемника и договориться с ним.

Надьреви боролся с желанием сказать: «Сожалею, но я туда не поеду, такая должность не по мне». Но из какого-то отчаянного упрямства бросил:

— Я согласен!

— Это уже другой разговор. Сегодня же, прямо здесь, в кафе, я напишу в Берлогвар и сообщу о результатах переговоров. Когда вы намереваетесь ехать?

— А когда надо?

— Чем раньше, тем лучше.

— Тотчас я не могу. Мне надо еще устроить кое-какие дела.

— Вам хватит на это времени. Мое письмо придет в именье, наверно, послезавтра. Я сообщу ваше имя, адрес; сейчас запишу. Улица Хернад? Дом сорок три? Так. Повторяю, сегодня напишу я письмо. Вам вышлют на дорогу пятьдесят крон, а может, и больше.

— Вам сколько послали?

— Я познакомился с молодым графом в Пеште, и мы вместе уехали. Мне повезло, я путешествовал первым классом, хорошо отоспался. Итак, вы получите деньги на дорогу, и сразу же, не откладывая, протелеграфируете, когда собираетесь выехать. Это просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы выслали на станцию коляску. Увидите, какой ливрейный кучер приедет за вами.

— Я согласен, — повторил Надьреви. — Во всяком случае, благодарю вас за любезность. Теперь я расплачусь за кофе и пойду.

— Посидите еще, — не отпускал его Пакулар.

— Меня ждут дела завтра утром.

— Отоспитесь в Берлогваре.

Иштвана Надьреви, который с большой неохотой возвращался по вечерам домой, нетрудно было удержать в кафе. Он уже, правда, встал с места, но снова сел за столик и еще долго беседовал с Пакуларом. Об университете, причудах профессоров, необыкновенной учености Бенё Жёгёда, сером цилиндре Кароя Кмети, оригинальном образе мыслей Дюлы Пиклера. Об эпиграммах, которыми экзаменующиеся исписали стены, например: «Кмети, Фёльдеш, Чарада, сердце мое вам не радо».

— Вот видите, этот Чарада был гувернером в доме какого-то эрцгерцога, — сказал Пакулар. — А теперь профессор. Профессор университета и член клуба. «Член клоба», как он говорит. Читает философию права и международное право. А сам разбирается в том и в другом, как я — в астрономии. Нет, совсем не мешает иметь высоких покровителей.

— Да и я знаю, что без протекций у нас ничего не добьешься, — согласился Надьреви.

И рассказал, что по настоянию матери неоднократно пытался поступить на службу. Но даже временной должности не нашел. Когда он сдал экзамены на аттестат зрелости, его мать решила пойти к бургомистру Будапешта. Испросить для сына какое-нибудь скромное местечко в столице. Она обратилась к бургомистру, так как слышала о нем как о доброжелательном и справедливом человеке. А по справедливости, сын ее должен получить хорошую работу, — ведь люди они бедные, живут в нужде, и Иштван с отличием кончил гимназию. Аттестат зрелости она захватила с собой. Бургомистр принял ее и, выслушав, спросил напрямик: «Кто покровительствует вашему сыну?» Бедная женщина, растерявшись, не смогла ответить. Она-то надеялась на покровительство бургомистра. И смущенно молчала. Он, правда, взглянул на аттестат, но холодно сказал: «Очень сожалею, что у вашего сына нет покровителей; я не могу определить его на службу».

Хотя оба молодых человека считали, что без протекции ничего не добьешься, Пакулар все же с недоумением выслушал эту историю и, покачав головой, заметил:

— Видите ли, эти Берлогвари, правда, не эрцгерцоги, если вспомнить о карьере Чарады, но у них безусловно всюду есть связи.

И долго еще говорили они о берлогварской усадьбе, о ее владельцах, о каждом члене семьи в отдельности и о восьмидесятисемилетнем деде молодого графа Андраша, отце трех сыновей, старшем в роде, владельце всего семейного достояния, живущем в Г., небольшом поместье неподалеку от Берлогвара.

Был уже одиннадцатый час, когда Надьреви ушел из «Фиуме». Он полагал, что домой ему возвращаться еще рано, так как обычно спать ложился после полуночи. Домой приходил он лишь поспать, да еще обедать и ужинать. С Пакуларом же он расстался, поскольку тому надо было писать письмо, а ему самому хотелось побыть в одиночестве. По вечерам он сидел в кафе или бродил по улицам. Неутомим был в прогулках. Если, конечно, можно назвать прогулкой его быструю ходьбу по городу.

О Берлогваре Надьреви думал недолго. Он поедет туда, будь что будет. Может, даже удастся подготовиться там к первому государственному экзамену. И тогда он станет практикантом у адвоката со скромным жалованьем. Работая в конторе, надо сдать еще два экзамена, пройти трехлетнюю практику и лишь потом держать экзамен на адвокатское звание. Трудности перед ним почти неразрешимые. Как их преодолеешь? Другие студенты перед сессией только и делают, что готовятся к ней. Почти все могут это себе позволить. Да, у всех есть опора в жизни. Многие, пока не получат приличного жалованья, живут на средства родителей. И на средства родителей открывают адвокатские конторы. Ведь для этого нужны деньги, и немалые. Надо снять хорошую квартиру, обставить ее, приобрести кое-что, прилично одеться.

Адвокату и врачу хорошо одеваться необходимо, иначе в людях не будет доверия к ним. Как добиться конечной цели? Разве что на чудо понадеяться. Права, верно, мать, которая твердит без конца, что ему надо идти служить. Найти себе место. Но как его найдешь? До сих пор не удавалось. «А другим почему удается?» — спрашивала иногда мать. И тут он закипал гневом. Другие! У других и родители другие. А бывает, находятся богатые высокопоставленные дядюшки; родственники обычно помогают друг другу. Не всем же приходится в двадцать два года содержать себя и мать. На первых порах жалованье всюду низкое. Концы с концами не сведешь. Нет, не пойдет он в чиновники. Не будет служить. Надо остаться независимым, работать самостоятельно и самому за все отвечать. Чтобы никто не посмел оскорбить его. Адвокатом он станет непременно. А если не удастся… Нет, нельзя допускать такую мысль. Как нельзя думать о том, что делать, если тебе, например, ампутируют ногу.

Пока Надьреви шел из «Фиуме» по проспекту Музеум к проспекту Ракоци, такие мысли, никогда не покидавшие его, смутно шевелились у него в голове.

Он шагал при свете фонарей без всякой цели, только чтобы убить время и устать. На улицах еще царило оживление. Довольные с виду люди возвращались домой или с веселыми лицами спешили туда, где ждали их развлечения.

Развлечения найти нетрудно, были бы деньги. Можно, например, пойти в ресторан и великолепно поужинать за несколько крон. Крону стоит шницель по-венски иди кусок вкусной жареной телятины, обвалянный в сухарях с яйцом, да такой большой, что едва помещается на тарелке. Если ты успел уже поужинать, неплохо бы выпить пивка. Семнадцать филлеров кружка пива, чистое наслаждение потягивать его. У молодого человека в кафе всегда есть возможность полюбоваться хорошенькими женщинами, а при наличии денег и завязать знакомство с кем-нибудь из них. Лишь ни на что не годные мужчины дают в газетах подобные объявления: «Обращаюсь с вопросом к красивой даме, которую в кафе Э. просил я следить за газетой…» А еще можно спокойно почитать венгерские и иностранные журналы и газеты. Там есть и газеты, и журналы, и подходящая атмосфера для приятного чтения. «Заканчивается отделка Будайского королевского дворца», — пишут в газете, и тут же приложена фотография с видом дворца. Интересна и такая новость: «Визит американских военных кораблей в порт Фиуме к губернатору барону Эрвину Роснеру».

А в кафешантанах цыганские оркестры играют. В «Эмке» — оркестр Йошки Домбовари Бабари, в «Миллениуме» — Кароя и Арпада Толла. Любители развлечений до утра просиживают там. Или отправляются в Будайскую крепость, в разные увеселительные заведения с французскими названиями, где танцуют, поют и предлагают себя разные красотки. Кто зарабатывает тысячу крон в месяц, тому доступны чувственные наслаждения, утонченные блюда, вина, женщины; на рассвете в пролетке прикатывает он домой. И таких немало, а бывает и больше зарабатывают. Коммерсанты, масса маклеров, не говоря уж о настоящих богачах: о помещиках, домовладельцах, фабрикантах и рантье. Адвокаты и врачи тоже, случается, преуспевают. К примеру, адвокат Ш. Э., у него в конторе Надьреви служил целый год, когда учился на втором курсе. Ш. Э. происходил из бедной семьи, но стал адвокатом и в пятьдесят лет, помимо процветающей конторы, владел двумя доходными домами. В его конторе Надьреви познал, что сулит обеспеченная жизнь, материальный достаток. Зимой — путешествия в Татры, летом — в Аббацию. Элегантные костюмы. Ш. Э. носил шляпу, которая стоила триста крон, — пятимесячное жалованье его конторщика… Конечно, не один Ш. Э. служил для Надьреви примером. Многим хотел бы он подражать; всевозможные желания кипели в нем, противоречивые и даже взаимоисключающие. Он мечтал стать математиком, ученым; отказавшись от больших заработков и радостей жизни, посвятить себя науке и влачить жалкое существование на скромное учительское жалованье. Ему нравилось решать математические задачи и уравнения. Он хотел стать врачом, но понимал, что не сможет, потому что болезни, раны, смерть и трупы внушали ему отвращение. Хотел стать известным шахматистом. Он хорошо играл в шахматы; без доски, в уме разыгрывал целые партии. Потом и от этого намерения он отказался. Итак, примерами для подражания служил ему гроссмейстер Мароци, терапевт Ференц Тауск, к которому он не раз обращался с жалобами на нервы и жжение в желудке, математик Липот Фейер, в двадцать пять лет читавший уже лекции в университете. Иштвану Надьреви хотелось быть красавцем и вызывать восхищение женщин, как артист Имре Часар. И хотелось быть силачом, как борец Лурих… Рано понял он огромное значение денег. Нет денег, нет и здоровья; они наделяют красотой, властью, силой, гарантируют безопасность, защиту от бесчестных посягательств ближних, а, значит, порой и защиту от так называемого правосудия. Деньги — средство для завоевания симпатии и любви. У кого нет денег, тому нечего помышлять о связи с порядочной женщиной, поскольку бедняку не по карману хорошая квартира, дорогие развлечения, элегантная одежда, — необходимые условия любовной связи. Надьреви очень хотелось красиво одеваться. И… тоже тщетно.