Часть пятая

Уже почти стемнело. Преследуемый своей гигантской тенью, Мегрэ поднимался по плохо освещенным, напоминавшим потайной ход замка ступеням. В углу комнаты на мансарде работал под мощной лампой на кронштейне Моэрс, с зеленым козырьком на лбу и в больших очках. Он никогда не был на улице Тюренн, не допрашивал соседей и не пил перно или белое вино в одном из трех тамошних баров. Он никогда никого не преследовал на улицах, не сидел в засадах перед закрытой дверью.

Он, казалось, никогда и не раздражается, а ведь вполне возможно, ему придется горбиться в своем кабинете до завтрашнего утра. Но, бывало, он не вылезал из него по трое суток кряду.

Ничего не говоря, Мегрэ взял стул, сел рядом с экспертом, потихоньку вытащил трубку и закурил. По монотонному шуму, доносившемуся с улицы, понял, что погода переменилась, пошел дождь.

— Посмотрите, шеф, на эти, — сказал Моэрс, протягивая ему, как карточную колоду, стопку фотографий.

Замечательная работа была проделана Моэрсом. По расплывчатым описаниям он оживил, наделил внешностью троих людей: иностранца, полного брюнета, одетого изысканно; молодую даму в белой шляпке и, наконец, их соучастника, напоминающего «торговца цветными почтовыми открытками».

Эксперт, разумеется, располагал банком из сотен тысяч карточек, но, без сомнения, он должен был хранить в памяти огромное их количество, чтобы успешно выполнить порученное дело.

В первом пакете, за изучение которого принялся Мегрэ, находилось около сорока фотографий полных, ухоженных мужчин — греков или ливанцев, с кольцами на пальцах. В следующем пакете было уже почти шестьдесят фотографий, и хотелось мысленно поаплодировать тому, кто с таким тщанием подобрал изображения, столь соответствующие описанию, данному хозяйкой отеля «Босежур».

На обороте снимков были записаны профессии изображенных личностей. Двое или трое занимались продажей трубок на скачках. Там встретился Мегрэ и карманник, которого он сам задерживал как-то в автобусе. Был запечатлен и человек, писавший на дверях крупных отелей рекламы заведений определенного свойства.

Огонек удовлетворения тлел в глазах Моэрса.

— Забавно, не правда ли? А насчет женщины у меня почти ничего нет, ведь мы в шляпках не фотографируем. Но все-таки я поищу.

Решив не возвращаться на работу, Мегрэ вышел под дождь на набережную Орфевр, направился к мосту Сен-Мишель, несколько раз по пути поднимая руку, пока не остановилось такси.

— Площадь Бланш. На углу улицы Лепик.

Недовольный собой и ходом расследования, он был явно не в ударе. Особенно злился на Филиппа Лиотарда, который заставил его отбросить испытанные методы и приняться за работу с самого начала.

Теперь в деле участвовало слишком много людей, и он не мог контролировать каждого в отдельности. Все осложнялось еще и тем, что, как нарочно, появлялись новые действующие лица, о которых он почти ничего не знал и не мог разгадать их роль во всей этой истории!

Он мог бы, например, снова допросить консьержку, сапожника, соседку с пятого этажа. Но ради чего? Их всех уже допросили инспекторы, журналисты, детективы-любители, просто прохожие. Их заявления напечатаны в газетах, и отступать от сказанного они теперь не захотят. Что это за след, если там уже прошло пятьдесят человек?!

Он вышел из машины на углу улицы Лепик и вошел в бар, чтобы пропустить стаканчик. Дождь пеленой охватил террасу, где расположилось несколько женщин, похожих на экспонаты из музея восковых фигур. Большей частью он знал их. Некоторые поведут своих клиентов в отель «Босежур».

Он поднялся по плохо освещенной лестнице. Хозяйку нашел в кабинете. На этот раз она была одета в черный шелк. Картину дополняли очки в золотой оправе и огненно-рыжие волосы.

— Присаживайтесь. Если позволите, я сейчас… — Она вышла на лестницу, крикнула: «Эмма, полотенце в семнадцатую» и возвратилась. — Что-нибудь нашли?

— Прошу вас внимательно посмотреть на эти фотографии. Сначала он протянул несколько женских, отобранных Моэрсом. Она просмотрела каждую, всякий раз покачивая головой, и вернула ему пакет.

— Нет. Это совсем не то. Она более благородного происхождения, чем эти. И еще. Я хочу сказать, что она — «комильфо». Понимаете? Это порядочная маленькая дама, а те, что вы мне показываете, вполне могли похаживать ко мне с клиентами.

— А эти?

Это были темноволосые мужчины. Она опять лишь качала головой.

— Нет. И это совсем не то. Я не знаю, как вам объяснить. Месье Левин, не привлекая внимания, вполне мог бы, и притом беспрепятственно, остановиться и в отеле на Елисейских полях.

— А эти?

Вздохнув, Мегрэ вытащил последний пакет. На третьей фотографии она споткнулась, косо посмотрев на комиссара. Колебалась ли она?

— Это он?

— Возможно. Подождите, я подойду к свету.

Она вновь надела очки.

— Да, я могла бы поклясться, что это он. Жаль, что это только фото. По походке, особенно со спины я бы его сразу узнала. Но и так мало шансов, что я ошибаюсь.

На обратной стороне фотографии Моэрс написал биографию этого человека. Мегрэ словно током ударило, когда узнал что это, возможно, бельгиец, как и переплетчик. Возможно — потому что этот тип известен под множеством различных фамилий.

— Благодарю вас.

— Надеюсь, теперь вы оставите меня в покое? Я ведь могла сделать вид, что не узнала его. Кроме того, это, кажется, опасные люди и я рискую.

Она была так надушена, а запахи в гостинице столь липкие, что просто счастьем было оказаться вновь на тротуаре и вдохнуть пропитанный дождем уличный воздух.

Еще не было семи часов. Маленький Лапуант наверняка встретился уже со своей сестрой, чтобы, как советовал ему Мегрэ, пересказать все происшедшее за день.

Он был хороший малый, может быть, пока слишком нервный и эмоциональный, но из него наверняка выйдет толк. Воцарясь в своем кабинете, Люка исполнял роль дирижера оркестра: держал связь по телефону со всеми службами, по закоулкам Парижа и окрестностей искавшими эту троицу.

Жанвье ни на шаг не отпускал от себя Альфонси, который вернулся на улицу Тюренн и около часа находился в полуподвале у Фернанды.

Пока комиссар пил свое пиво, он успел прочитать пометки Моэрса, которые ему кое-что напоминали: «Альфред Мосс, национальность — бельгиец (?). Около 42 лет. В течение 12 лет был артистом мюзик-холла. Акробатический номер на перекладине: „Мосс, Джеф и Джо“».

Теперь Мегрэ припоминал. Особенно отчетливо в памяти встал образ одного из этого трио, того, кто исполнял роль клоуна: в чересчур просторной черной одежде, в громадных башмаках, с синим подбородком, огромным ртом и в зеленом парике.

Человек этот был совершенно неуязвимым. После каждого трюка он так тяжело падал, что казалось совершенно невозможным, чтобы он при этом себе что-нибудь не сломал.

«Работал во многих странах Европы, а также в Соединенных Штатах, где 4 года служил в цирке Барнум. Оставил свое занятие после несчастного случая…»

Полиции он был известен под фамилиями: Мосселейер, Ван Вландерен, Патерсон, Томас, Смит… Он арестовывался в Лондоне, Манчестере, Брюсселе, Амстердаме, три или четыре раза в Париже. Однако из-за отсутствия доказательств ни разу не был осужден. Под какой бы фамилией ни попадался, документы неизменно были в порядке, а поскольку он превосходно говорил на четырех языках, мог менять национальность по своему усмотрению.

В первый раз он подвергся преследованию в Лондоне, где выдавал себя за швейцарского подданного и работал переводчиком в роскошном отеле. В одном из апартаментов пропала шкатулка с драгоценностями. Видели, как он выходил из того номера. Однако хозяйка украшений, старая американка, засвидетельствовала, что сама позвала его, чтобы он перевел ей письмо, полученное из Германии.

Четыре года спустя в Амстердаме его заподозрили в краже у другой американки. Как и в первый раз, доказательств добыть не удалось, и он исчез из виду на некоторое время.

В Париже попал в поле зрения по поводу международной спекуляции золотом в широких масштабах. Мосс, превратившийся в Жозефа Томаса, совершал челночные рейды между Францией и Бельгией. И опять ему удалось ускользнуть.

Он познал взлеты и падения. То жил в первоклассном отеле, то снимал комнату в жалкой меблирашке.

Вот уже три года никаких сведений о нем не было. Никто не знал, в какой стране, под какой фамилией он действует, и действует ли вообще.

Мегрэ направился к телефонной кабине и набрал номер Люка:

— Поднимись к Моэрсу и спроси у него все, что есть на некоего Мосса. Да, скажи, что это один из них. Он тебе даст его приметы и все остальное. Ориентируй всех. Но чтобы не арестовывали. И даже если найдут, ни в коем случае не спугнули. Понял?

Комиссар вдруг почувствовал непреодолимое желание немного пройтись пешком под дождем.

Подойдя к двери своей квартиры, удивился, что из кухни не доносится ни звука, ни запаха. Он вошел, пересек столовую с ненакрытым столом и наконец увидел мадам Мегрэ. Она была в комбинации и снимала чулки.

— Ты сердишься, Мегрэ?

В ее голосе звучала ирония, почти издевка, чего раньше он за ней не замечал. На кровати лежали ее лучшее платье и шляпка, которую она надевала по большим праздникам.

— Придется тебе довольствоваться холодным обедом. Представь себе, я была так занята, что не успела ничего Приготовить. Тем более, в последнее время ты так редко приходишь обедать!

Со вздохом удовлетворения она уселась в кресло и стала массировать ногу.

— Никогда в жизни столько не ходила!

Он все стоял в пальто и мокрой шляпе, смотрел на нее и ждал, а она нарочно заставляла его томиться.

— Я начала с больших магазинов и не скоро поняла, что это бесполезно. Затем прошла всю улицу Лафайе, поднялась по улицам Бланш и Клиши. Спустилась к Опере, и все пешком, хотя уже начался дождь. Да, я тебе не сказала, что еще вчера «проработала» кварталы Тернес и Елисейские поля. По совести говоря, я сомневаюсь, что в этом есть какой-то толк.