Честь шестая

Мегрэ толкнул вращающуюся дверь и оказался на улице под дождем, где гирлянды фонарей влажными глазами смотрели на Елисейские поля. Он намеревался было пройтись пешком до площади, но вдруг нахмурился. Под деревом рядом с укрывшейся от дождя цветочницей стоял Жанвье.

— Чем это ты здесь занимаешься?

Инспектор показал комиссару на силуэт, вырисовывавшийся на фоне одной из редких освещенных витрин. Это был Альфонси, который, казалось, был поглощен созерцанием чемоданов.

— Он следит за вами. Поэтому я здесь.

— Виделся ли он с Лиотардом после визита на улицу Тюренн?

— Нет, он ему звонил.

— Бросай-ка это. Хочешь, я тебя подвезу домой?

— Есть что-нибудь новенькое?

— Даже слишком много.

— Завтра с утра мне опять заниматься Альфонси?

— Нет, приходи в контору. Возможно, для всех найдется работенка.

Мадам Мегрэ уже засыпала, когда он на цыпочках вошел в квартиру. Пока раздевался в темноте, чтобы не потревожить жену, она спросила:

— Что со шляпкой?

— Ее действительно купила графиня Панетти.

— Ты ее видел?

— Нет, но ей около семидесяти пяти.

Машина завертелась: начались поиски итальянской графини на Лазурном берегу и в столицах зарубежных стран; одновременно интересовались неким Кринкером и горничной.

Мегрэ прибыл на улицу Тюренн, зашел в «Вогезский табак» купить пакет трубочного табаку и заодно пропустить стаканчик белого вина. Журналистов там не было, только жители квартала.

Дверь в мастерскую переплетчика была закрыта. Он постучал и вскоре увидел, как Фернанда поднимается из подполья по винтовой лестнице. Он застал ее в бигуди; она замешкалась, узнав его сквозь витрину, но наконец направилась открывать дверь.

— Я хотел бы поболтать с вами немного.

На лестнице было прохладно. Калорифер еще не разжигали.

— Не хотите спуститься вниз?

Он прошел за ней на кухню, где она готовила до его появления.

Фернанда казалась усталой, в ее взгляде сквозило уныние.

— Не хотите ли чашечку кофе? Есть горячий.

Он кивнул и уселся за стол. Поглубже запахнув полы пеньюара, она расположилась напротив.

— Альфонси вчера снова приходил к вам. Что ему надо?

— Не знаю. Особенно его интересуют ваши расспросы. Он советует мне не доверять вам.

— Больше к вам никто не приходил?

Ему показалось, что она колеблется, но, может быть, это от усталости, от изматывающей неопределенности. Она подала полную чашку кофе. Да и сама, должно быть, только и держалась на черном кофе.

— Нет. Никто.

— Никто вам не звонил по телефону?

— Нет. Думаю, что нет. Мне показалось однажды, что я слышу звонок. Но пока поднялась…

Тем временем он достал из кармана фотографию Альфреда Мосса.

— Вы знаете этого человека?

Она посмотрела на снимок, потом на Мегрэ и вполне непринужденно сказала:

— Конечно.

— Кто это?

— Альфред, брат моего мужа.

— И давно вы с ним не виделись?

— Мы редко встречаемся. Иногда он пропадает больше чем по году. В основном живет за границей.

— Вы знаете, чем он занимается?

— Точно не знаю. Муж говорит, что он бедняга, неудачник, никак не поймает свой шанс.

— И ничего не говорил о его профессии?

— Я знаю, что он работает в цирке, был акробатом, и что при падении повредил позвоночник.

— А потом?

— Что-то вроде импресарио.

— Он говорил вам, что его фамилия не Стювель, как у брата, а Мосс? Объяснял, почему?

— Да.

Она колебалась: продолжать или уйти от ответа; смотрела на фотографию, которую Мегрэ положил на кухонный стол рядом с кофейными чашками, потом поднялась, чтобы убавить газ под кастрюлей с водой.

— Отчасти это моя догадка. Может быть, спроси вы Франца, он рассказал бы больше. Вы знаете, что его родители были очень бедны, но это не все. В действительности его мать занималась в Генте, вернее, в его предместье, тем же самым, с чего начинала и я. Кроме того, она пила. Я порой спрашиваю себя, а не была ли она полоумная. Прижила семь или восемь детей, многих отцов которых даже не могла вспомнить.

Позже Франц взял себе фамилию Стювель. А материнская — Мосселейер.

— Она умерла?

— Думаю, что да. Он избегает говорить об этом.

— Он поддерживает контакт со своими братьями и сестрами?

— Только Альфред приезжает время от времени, да и то редко. Он, должно быть, знает взлеты и падения. То появляется преуспевающим, прекрасно одетым, выходит у дома из такси и приносит подарки, то на него жалко смотреть.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Дайте-ка подумать. По меньшей мере, два месяца назад.

— Он оставался обедать?

— Как всегда.

— Скажите, во время этих визитов не старался ли ваш муж под каким-либо предлогом отправить вас куда-нибудь?

— Нет. Зачем? Они сидели одни в мастерской, но внизу, где я готовила обед, можно было слышать, о чем говорили.

— И о чем же они говорили?

— Да ни о чем особенно. Мосс обычно вспоминал времена, когда был акробатом, и страны, где гастролировал.

— Альфред моложе брата?

— На три или четыре года. А потом Франц пошел провожать его до угла. Это был единственный момент, когда меня не было с ними.

— А о делах они говорили?

— Никогда.

— Приезжал ли Альфред когда-нибудь с друзьями или подругами?

— Я всегда видела его одного. Думаю, что он когда-то был женат, хотя и не очень в этом уверена. Во всяком случае, он любил какую-то женщину и мучился этим.

На кухне было темно и покойно. Внешний мир здесь никак о себе не напоминал, и весь день горел свет. Мегрэ охотно посидел бы вот так, лицом к лицу, с Францем Стювелем и поговорил бы, как он говорил с его женой.

— В прошлый раз вы сказали, что он никуда без вас не выходил. В то же время он регулярно наведывался в банк.

— Ну, это не считается. Банк тут, в двух шагах. Стоит только перейти площадь Вогез.

— Иначе говоря, вы с утра до вечера были вместе?

— Почти так. Конечно, я ходила за покупками, но всегда в пределах квартала. Лишь однажды мне взбрело в голову отправиться за ними в центр города. Я не кокетничаю, вы могли уже убедиться в этом.

Она не могла не почувствовать, что что-то не дает Мегрэ покоя.

— Был ли у вас какой-то определенный день, когда вы уходили из дома?

Ей потребовалось усилие, чтобы понять ход его мысли и ответить.

— Нет. Не считая дня стирки, конечно.

— Это из-за того, что вы здесь не стираете?

— Где уж тут? За водой надо идти на первый этаж. В мастерской сушить белье я не могу, а в полуподвале оно не высохнет. Раз в неделю летом, раз в две недели зимой я хожу в прачечную на берегу Сены.

— В какую именно?

— Ту, что в сквере Вер-Галан. Знаете, прямо под мостом Неф. Там я провожу полдня. На следующее утро забираю сухое, готовое к утюжке белье.

Мегрэ расслабился, он со вкусом посасывал свою трубку, взгляд его оживился.

— Значит, раз в неделю летом и раз в две недели зимой Франц на весь день оставался дома один.

— Не на целый день.

— Когда вы ходили в прачечную? Утром или после полудня?

— После полудня. Я пыталась ходить по утрам, но из-за покупок и стряпни это трудно.

— Есть ли у вас ключ от дома?

— Конечно.

— Часто ли вы им пользовались?

— Что вы хотите этим сказать?

— Приходилось ли вам, возвратившись, не заставать мужа дома?

— Изредка.

— Значит, так все-таки бывало?

— Да.

— А недавно?

Судя по колебаниям, она начала понимать, в чем тут дело.

— На той же неделе, когда я ездила в Конкарно.

— В какой день вы стираете?

— По понедельникам.

— Он надолго задержался?

— Не очень. Может быть, на час.

— Вы спрашивали, где он был?

— Я никогда его ни о чем не спрашиваю. Он волен в поступках. Не мне задавать ему вопросы.

— Не знаете, уходил ли он из квартала?

— Я была как раз на пороге, когда он вернулся, и видела, как он сошел с автобуса на углу улицы Франк-Буржуа.

— Автобус ехал из центра или со стороны Бастилии?

— Из центра.

— Насколько я могу судить по фотографии, братья одного роста?

— Да. Альфред кажется более худым из-за удлиненного лица, но тело у него мускулистое. Внешне они непохожи, за исключением светлых волос. А со спины точь-в-точь, мне даже случалось их путать.

— В те разы, что вы видели Альфреда, как он был одет?

— Я уже говорила, по-разному.

— Могло быть, что он приезжал занять денег у брата?

— Я уже думала об этом, но мне кажется, это маловероятно.

— В последний раз он был не в синем костюме?

Она посмотрела прямо ему в глаза. Она все поняла.

— Я почти уверена, что он был одет во что-то темное, но скорее серое или синее. Живя при искусственном освещении, не очень-то обращаешь внимание на цвета.

— Вы никогда не слышали фамилию Кринкер?

— По-моему, нет. Видите ли, целыми днями мы находимся вместе, но я не могу себе позволить спрашивать его о чем-либо. Вы, похоже, забываете, господин комиссар, где он меня подобрал. Я все время помню. И вот, благодаря нашему разговору, мне пришло в голову, что он сделал это, возможно, в память о матери.

Перед уходом ему пришлось спуститься вниз, забрать фотографию Мосса, забытую на кухонном столе. Вместо того чтобы отправиться на набережную Орфевр, он пересек улицу и вошел в лавочку сапожника.

Тот (и это в девять часов утра!) уже пропустил несколько стаканчиков. В воздухе стоял запах белого вина.

— Итак, господин комиссар, дела идут?

Обе мастерские были расположены одна напротив другой. Сапожник и переплетчик, отрывая глаза от своей работы, не могли не видеть друг друга, разделенные неширокой улицей.

— Вы помните каких-нибудь клиентов переплетчика?

— Некоторых да.

— А вот этого?

Он сунул ему под нос фотографию. Из окна напротив Фернанда с беспокойством смотрела на них.

— Я называю его клоуном.

— Почему?

— Не знаю. Наверное потому, что у него голова, как у клоуна.

Вдруг он поскреб затылок и, казалось, вспомнил что-то веселое.

— Слушайте, оплатите стаканчик, и я не останусь в долгу. Как удачно, что вы мне показали эту фотографию! Я сказал о клоуне, и это вдруг навело меня на мысль о чемодане. Почему? Ну да! Потому что клоуны у нас имеют обыкновение выходить на арену с чемоданом, Ну так что, выпьем?

— После.

— Зря. Я всегда говорил, что Франц — золото. Ну вот, а этот ваш тип — определенно человек при чемодане.