5

Моя предполагаемая пара мертва.

Он мог бы сказать это и по-другому. Моей пары не существует. Моя пара больше не принадлежит этому миру. Моя суженая ушла, и у моего волка больше нет связи, за которую он мог бы держаться.

Но зачем приукрашивать? Зачем наряжать что-то, чтобы оно выглядело красиво, когда это не так?

Тана стояла и смотрела на него, словно ожидая, что он скажет что-то еще. Рано или поздно женщине придется узнать, что у него есть серьезная сторона.

Сурдж повернулся, чтобы размешать суп, пробуя картофель. Он был почти готов. Суп был успокаивающей едой, и они все нуждались в утешении. Никто не остался равнодушным к событиям этой ночи, и он все еще не был уверен, как поведет себя другая рысь.

И что, черт возьми, с ними случилось? Три кошки. Никакого клана. Одна была так тяжело ранена, что едва не умирала. Другая в таком отчаянье, чтобы попытаться покончить с собой. Где пара мамы-кошки?

– Моя тоже. – Тихий голос Таны вывел его из задумчивости.

Он оторвал взгляд от супа.

– Моя предполагаемая пара тоже мертва.

Сурдж едва не рассмеялся. Не потому, что это было забавно. На самом деле, он хотел утешить Тану. Он знал боль потери этой связи. Но он почувствовал лишь облегчение. Он задавался вопросом о ее брачном статусе с тех пор, как она приехала, и решил, что ему все равно. Он намеревался сделать ее своей независимо от того, существовала ее пара или нет.

Но зная теперь, что она так же свободна, как и он... это изменило игру.

Он положил ложку и подошел ближе, чтобы заглянуть в ее золотистые глаза.

– Сочувствую твоей утрате. – Он позволил правде проникнуть в его слова. Все, что причиняло ей боль, заставляло его сожалеть.

Тана скрестила руки на груди и криво улыбнулась.

– Не стоит. Это не было потерей. Он был мудаком.

Нахмурив брови, Сурдж смотрел, как Тана подошла к холодильнику, достала пиво, откупорила крышку и принялась жадно пить. Она поставила его на стойку и глубоко вздохнула.

– Давай я научу тебя, как спариваются кошки, детка. Это дерьмо, которое я вижу происходит здесь, все эти телячьи нежности, «только хочу, чтобы моя пара была счастлива», «хочу смотреть только на нее»... это дерьмо, пантеры так не живут. Как и ни один из известных мне котов-оборотней. Мы не спариваемся по любви. Мы спариваемся для продолжения рода.

Какого черта?

Что это за договоренность такая? Хотя, это объясняло отсутствие папы у котенка.

– Мужчины оборотни-коты охотятся на свою нареченную. Когда они находят ее, они не клеймят ее. И, обычно, не спрашивают ее. Обрюхатят и все. И пока она играет в инкубатор для их помета, они находят других женщин, чтобы трахаться. Старшее поколение было хуже. Мой отец притаскивал свои завоевания в наш дом, и трахал их прямо в постели, которую он делил с моей мамой. И она позволяла ему. «Это наш путь», – говорила она, – «Я принадлежу ему, но он не принадлежит мне».

Отвращение на ее лице отражало то, что чувствовал Сурдж. Ни одному волку и в голову не придет вести себя подобным образом. Да они и не захотят. Волки были моногамны сердцем, душой и телом.

– Чушь собачья, – выдавил он.

– Это ужасно.

– Твой клан? Мужчины... Оуин, Реннер... они это делают? – Он вытащит ее оттуда. Он не позволит ей жить с группой варваров.

Тана покачала головой.

– Нет. Наше поколение было первым, кто настоял на своем. Женщины, как я, сказали «нет» спариванию. Мужчины, подобные Мэджику, следили за тем, чтобы наши желания уважались. Реннер был первым за многие годы, кто спарился. Он нарушил правило Мэджика, но... – она пожала плечами. – Реннер – другое дело.

– Как это?

– Он любит свою пару. Он никогда не сделает ей больно. Поклоняется земле, по которой она ходит. И он не стал бы с ней связываться, если бы хотел изменять.

Сурдж нахмурился, его взгляд упал на комок шерсти, лежащий на прилавке. Котенок был таким невинным. У нее была дерьмовая судьба. Она потеряла мать, и теперь, когда вырастет, у нее не будет даже любви и преданности пары.

Где, черт возьми, надежда в этой ситуации?

– Я не хочу такого для нее, – пробормотал он, нежно проводя пальцами по ее ушам.

– Я тоже, – прохрипела Тана. – Но это от нас не зависит.

Ее забота о ребенке разрывала ему сердце. Это не та женщина, которая не хочет молодняка. Но ее колебания при ответе на его вопрос, ставило его в замешательство.

– Как ты... сбежала от него?

– Еще один личный вопрос.

– Ага. Привыкай к этому. У меня нет границ. Я просто говорю то, что хочу, и хочу знать о тебе все.

Она закатила глаза.

– Ну, тогда ладно. Думаешь, я просто расскажу тебе, – сухо ответила она. – Потому что так все устроено. Ты чего-то хочешь и… вуаля!.. ты получаешь это, да? Нет. Я так не думаю.

Она скрестила руки на груди, и Сурджу захотелось опустить на нее взгляд. Одна мысль об этом сделала его твердым. Но он должен показать ей, что не шутит. Что он говорит серьезно.

– Итак, тогда как это будет, малышка? Немного отдаешь и немного берешь? Я покажу тебе свое, ты покажешь мне свое?

Ухмылка приподняла уголок ее рта, прежде чем она позволила взгляду скользнуть по его телу.

И, черт возьми, да, он не ожидал такого расчетливого разглядывания того, что у него было. Волк перестал расхаживать и прислушался.

Если бы его животное могло что-то сказать, то это было бы: все, что имело влагалище, удовлетворило бы его похоть. И... иногда даже его не нужно было.

Чертово комнатное растение. Позор будет преследовать его вечно.

Но с Таной все было по-другому. Волк колебался, когда дело касалась ее. Как будто она смущала его. Но Сурдж был решительным. Каким-то образом он знал, что она была для него единственной.

Он прочистил горло. Время быть серьезным.

– Моя суженая погибла в огне. Она была частью старой стаи Дрейка. Едва ли старше, чем подросток. Как и я. Но, видишь ли, я ее не знал. Даже не знал о существовании пары.

– Как ты мог не знать? – Голос Таны был осторожен, он явно ошеломил ее своим признанием.

Поймав ее взгляд, он попытался объяснить.

– У меня даже мысли не было о существовании оборотней. Меня вырастили человеком. Не знал, что я нечто большее.

А складка рассекла ее лоб.

– Тень?

Сурдж кивнул со случайным смешком.

 – Что случилось?

– Мое животное поняло, что что-то не так, и начало давить на меня. Я продолжал видеть ее лицо, и... инстинкт управлял мной. Заставлял меня. Спасти ее. Добраться до нее, пока не стало слишком поздно. – Он засмеялся печальным звуком. – Я был так молод. Едва закончил школу. Понятия не имел, что со мной происходит. Но я последовал своему инстинкту. Позволил моему волку вести меня. Только когда я добрался до горы, там никого не осталось, кроме мальчиков.

– Черт, – выдохнула Тана, ее плечи поникли под тяжестью того, чем он поделился.

– Я был наполовину не в своем уме, потому что никогда не оборачивался. Мой волк хотел выйти, чтобы защитить свою пару, а я боролся с ним всем своим существом, потому что я, блядь, не знал другого. Дрейк и парни потащили меня обратно с горы, потому что я, как дурак, бежал в огонь, а не убегал от него. Только позже мы поняли, кто я такой. И почему я взбирался на горящую гору.

– Черт.

– Много лет спустя, когда я привык к своему животному, когда немного пришел в себя. Дрейк сел рядом со мной, и мы выяснили, кто она. Я описал девушку, которую видел в своих видениях, вплоть до шрама на предплечье, и он узнал ее. Ее звали…

Вот черт. Он не произносил ее имени много лет. Не было причин. Он оплакивал человека, которого даже не знал. Он позволил ей и тому, что могло бы быть, уйти. Он исцелился, хотя и не потерял близких, как другие парни. Он потерял потенциального любимого человека. У него все было по-другому, хотя никто из членов его стаи этого не знал. Никто, кроме Дрейка.

Было трудно в те времена, когда Диз любил размышлять о будущем. То, как он говорил о том, что найдет свою суженую, заставило его почувствовать, что он скрывает от них правду. Но, похоже, никто не собирался открывать правду о своих потерях, так почему он должен?

– Ее звали Вэнс. Сокращенно от чего-то длинного и неприятного, но Дрейк не смог вспомнить, от чего именно.

– Блять. Я имею в виду, черт, все, что я могу сейчас сказать, это ругательство. Я просто…

Сурдж позволил негромкому смеху заполнить пустое пространство. Почему бы и нет?

– Прости, – пробормотала Тана.

– Нет необходимости. Я не знал ее. Я не любил ее, хотя, возможно, полюбил бы, будь у меня время. Но моя жизнь началась задолго до моего рождения. У меня никогда не было выбора. По какой-то причине моя мать, которая была человеком, решила скрыть мою сторону оборотня, и вот результат. – Он посмотрел на Тану, и на ее прекрасном лице отразилась тревога. – Но на этот раз у меня есть выбор. Я решаю, кого хочу и с кем спариться.

Ее голос был тихим, когда она посмотрела на него.

– Но этого могло и не быть, если бы у тебя была нареченная.

– Я в это не верю. И я не живу по принципу «что, если». Прошлое преследует нас, но оно не делает нас своей сучкой.

 Вот почему он обнял своего смеющегося и сумасшедшего волка. Он не позволит обстоятельствам определять его.

Ее губы растянулись в искренней улыбке. Без сарказма. Не такой, какой она улыбалась ему раньше, держа его на расстоянии. Настоящей, и от этого его сердце сильнее заколотилось в груди, пока не вырвался новый смешок. Этот казался правильным. Чертовски правильно.

– Ладно, ладно. Твоя очередь, малышка.

Она покачала головой.

– Ты уверен, что хочешь это услышать? Это действительно нехорошая история.

 – Я справлюсь.

Она вздохнула.

– Моя пара… я никогда не знала его имени… пришел за мной. Я не хотела этого. Я боролась с ним. Но чем больше я боролась, тем более решительным он казался. Я ранила его, ударила по яйцам, и когда сделала это... – Она покачала головой, поднимая рубашку. – Он сделал это.

У Сурджа пересохло во рту, когда он увидел, что этот ублюдок сделал с ней. Три отметки царапины от когтей в дюйм шириной, пересекали гладкую, темную кожу ее живота, начиная от ребер и исчезая под поясом ее низко сидящих джинсов.