Часть 1. Глава 11

Дома был только папа ― мама и Ромка ушли в магазин. Я раздевалась в прихожей, не замечая, что мои небрежно брошенные на вешалку вещи упали на пол. Зайдя на кухню, порылась в холодильнике и, найдя холодную куриную ножку, села и принялась задумчиво её грызть. Не могла поверить, что только что рассталась с подружкой, вежливо давшей понять, чтобы я «не заморачивалась». То есть не лезла в их с Марком дела, а проще говоря, выгнала меня.

Что ж, если хорошенько подумать ― она права. Меня не будет рядом, им не придётся сражаться и умереть. Это тоже выход. Получается, если хочу сохранить Лу и Марку жизнь, то должна о них забыть, так, что ли? Легко, конечно, сказать, но, кажется, придётся это сделать...

Мне стало так тоскливо, что я не заметила, как слёзы потекли из глаз.

― Маша! Курица что ли пресная, раз ты решила её слезами подсолить? ― сказал с улыбкой папа, собирая с пола мои вещи.

От неожиданности я подавилась и закашлялась. Папа хлопал меня по спине, повторяя: «Прости, дочка!». Когда кашель успокоился, мы сели на диван. Я как в детстве спрятала голову у него на груди. Он не торопил меня, целуя в макушку. Немного похлюпала носом и успокоилась.

― Не стоит так волноваться, доченька, это может быть очень опасно, ― сказал папа и показал рукой на настенный календарь. Я с недоумением посмотрела сначала на него, а потом на стену и ужаснулась: календарь был весь утыкан кухонными ножами.

― Папа, кто это сделал?

Папа ничего не ответил, а только грустно посмотрел мне в глаза.

До меня медленно дошёл смысл происходящего.

― Неужели, это всё я? Не помню...

― Когда это с тобой началось, Маша? ― голос папы звучал озабоченно.

Сначала я хотела промолчать. Не была готова даже папе рассказывать о своих новых «достижениях». Но немного поразмыслив, решила всё-таки поделиться с ним. Не всем, конечно.

― Несколько недель назад.

― Ясно, ― папа нахмурился и глубоко задумался. Он сидел, опустив голову, обхватив руками колени, и молчал. И кого же он мне напомнил в тот момент? Время шло, а он никак не реагировал: ни удивления, ни расспросов моё заявление не вызвало, только задумчивость. Словно он знал, что так должно случиться и просто ждал, когда это произойдёт.

― Пап, почему ты молчишь? Тебя не удивляют мои «новые способности»?

Папа поднял голову.

― Не очень. Ты похожа на свою бабушку, даже в этом, ― он встал и ушёл в свою комнату, оставив меня с открытым ртом.

― И это всё, что ты мне можешь сказать? ― крикнула я ему вслед. Ответа, конечно, не последовало.

Ну вот, приехали. Оказывается, и в нашей семье есть свои тайны. И открывать их мне почему-то не спешили. Хотела дома получить немного утешения, а вместо этого...

Я вскочила и решительно подошла к двери в папину комнату.

― Пап, я войду, да? ― и вошла, не дожидаясь ответа.

Папа стоял у письменного стола, перебирая бумаги в ящике. Я подошла к нему и потеребила за рукав рубашки.

― Ты ведь не думаешь, что я от тебя теперь отстану?

― Конечно, не отстанешь, Маш. Ты же моя дочка. Будешь терзать меня, пока я не открою тебе все свои тайны.

― А что, они у тебя есть? ― с интересом спросила я.

― А у кого их нет? ― улыбнулся папа и протянул мне старую фотографию. Я взяла её и повертела в руках. Интересно, сколько этому фото лет, вон пожелтело уже. На фотографии была молодая красивая женщина с маленьким мальчиком на руках.

― Пап, это ты с бабушкой?

Он только кивнул в ответ.

― А почему ты её мне раньше не показывал? Я ведь столько раз просила тебя, а ты всё время говорил, что фотографий с твоей мамой не сохранилось.

― Вот какая ты у меня «почемучка»! Не показывал, потому что был очень на неё обижен, не хотел вспоминать. Она ведь отказалась от меня, отдала на усыновление чужим людям. Мне тогда всего-то пять лет было, и я так сильно её любил.

Он замолчал и посмотрел в окно, его лицо стало печальным. Но я не позволила ему снова отмалчиваться и опять потянула за рукав.

― Но ты говорил, что очень любил своих приёмных родителей...

― Любил, верно. Они были замечательными людьми, но я никогда не забывал о маме, и о том, что она сделала. Я до сих пор не смог её простить, поэтому, когда вырос даже не стал её искать. Хотя конечно, мне очень этого хотелось...

― Ну и зря, я бы обязательно разыскала и заставила всё мне объяснить! Уж поверь.

Папа усмехнулся, посмотрев мне в лицо.

― Охотно верю, характер у тебя боевой, не то что у меня. Я мало помню о том времени, когда был вместе с мамой. Но она всегда была такой доброй и весёлой, никогда на меня не ругалась. Правда иногда, когда к нам приходили чужие люди, я видел её совсем другой ― отчаянной и дерзкой женщиной. А уж если она сердилась ― надо было прятаться под кровать, потому что ножи и вилки летали по квартире, и не только они. Иногда под потолком кружились разные предметы, ты не поверишь...

― Почему же не поверю, пап? Я и сама много чего вокруг лампы полетать отправляла, правда не знаю зачем...

Мы замолчали, каждый думал о своём. Но это молчание не затянулось надолго.

― Так ты не догадываешься, почему бабушка так с тобой поступила? Сам же говоришь, она тебя сильно любила.

― Нет, Машенька. Наверное, у неё были свои причины. Но теперь неважно, её уже нет в живых.

― Откуда ты это знаешь? Значит, снова меня обманул, ведь сказал же, что не разыскивал её?

― Не обманул. Однажды, много лет назад, раздался телефонный звонок, это была Матильда, моя бабушка. Она мне и рассказала, что моя мама Эмма, умерла вскоре после тяжёлых родов. Кажется, она снова вышла замуж, после того, как избавилась от меня, у неё осталось двое детей. Они сейчас уже взрослые...

― И ты с ними не знаком? Они же твои... ― я не закончила, потому что папа меня остановил.

― Не знаком и не собираюсь знакомиться, для меня они ― никто, пустое место. Они забрали мою маму, разрушили моё детство!

Я растерялась. И это говорит мой добрый и мягкий папа, который в жизни даже голоса ни на кого не повысил.

― Но папочка, ― тихо осмелилась я ему возразить, ― они же в этом не виноваты. Они твои младшие братья, или может быть, сестрички, а наши с Ромкой...

― Я разве не ясно выразился? Они меня не волнуют. Их просто нет. Всё. Точка, ― он сказал это так твёрдо, что я больше не посмела ему противоречить. Мы снова замолчали, наш разговор принял совершенно неожиданный для меня оборот. Я решила отвлечь папу от неприятной для него темы и спросила первое, что пришло в голову.

― А моя прабабушка, кто она? Ты о ней никогда ничего не рассказывал.

― Прабабушка? Ах, ты о Матильде, ― и он замолчал, а потом криво усмехнулся, совсем как Марк, ― да она просто ведьма, вот и всё. О ней и говорить-то не стоит. Она никогда меня не любила. Я уверен в том, что это старая карга приложила руку к тому, чтобы мама меня оставила. Да ты сама посмотри, вот у меня тут завалялась её старая фотография. Мама зачем-то мне её в сумку положила, когда отправляла к чужакам. Это не бабка, а настоящая ведьма.

Он снова порылся в ящике стола, достал ещё одну фотографию и протянул мне, стараясь на неё не смотреть. Я отвела взгляд от папы и уставилась на фото.

Лучше бы я этого не делала, а просто ушла из комнаты. Но моё проклятое любопытство пересилило плохие предчувствия. Всмотревшись, я охнула, потому что, уже видела и эту фотографию, и старую женщину на ней с едва различимым лицом и кольцом на пальце, так хорошо мне теперь знакомым.

У меня потемнело в глазах. Я медленно опустилась на пол и сидела так, уставившись на знакомое фото, пока перепуганный папа ни поднял меня на ноги и ни усадил на диван, что-то взволнованно повторяя. Кажется, он спрашивал: «Как ты себя чувствуешь?» Как-как. Плохо. А как могло быть иначе? До меня только что дошло, что Марк и Лу мне совсем не чужие люди. И это меня страшно напугало.

Что это, совпадение? Что-то слишком много стало их в моей жизни в последнее время. А может быть, это судьба так смеётся, сведя и подружив меня с ...кем же там она мне приходиться? Тётей Лу? А ещё мне стало страшно, потому что мне безумно нравился мой дядя Марк. Вот сейчас я, наконец, сама себе в этом призналась и вдруг такое! Мой дядя Марк. Бред какой-то, не верю. Ну за что мне всё это?

Я сидела на диване, кусая губы и повторяя: «Да не может этого быть! Это просто какая-то ошибка», ― пока папа сильно тряс меня за плечи и громко кричал, казалось, прямо в ухо: «Очнись, дочка! Да что с тобой такое?» Я подняла глаза и увидела перепуганное папино лицо, потом сунула ему в руки фото прабабушки.

―Ты точно уверен, что это наша с тобой родственница? Может ты что-то забыл или просто перепутал фотографии?

― Ничего я не перепутал. Я в детстве так боялся твою прабабку. Столько раз хотел, но так и не смог забыть её лицо и каким тяжёлым взглядом она всегда на меня смотрела, повторяя маме: «Он принесёт несчастье нашей семье, избавься от него!»

― А что бабушка Эмма?

― Она прятала меня за спину, и вот тогда по комнате начинали летать ножи прямо у лица её матери. И летали до тех пор, пока злобная бестия не уходила от нас...

Я обняла папу. А ведь даже не представляла, как много ему пришлось пережить в детстве. Он никогда не рассказывал об этом. Интересно, а мама знает? Я тяжело вздохнула, отпуская его, и собиралась уйти, но папины слова меня остановили.

― Маша, ты объяснишь мне, что происходит? Неужели, ты знакома с кем-то из этой семьи?

― Не сейчас, пап, позже обязательно тебе всё расскажу. У меня такой бардак в голове, я сама должна во всём разобраться. Ладно?

Папа помедлил, но потом понимающе кивнул, провожая меня взглядом. Он у меня такой хороший. А я ушла. Мне было не по себе, оставлять его без объяснений. Наверно, ему было обидно, хоть он и не показывал этого. Но сначала мне надо было поговорить кое с кем другим. И срочно.

Я бежала по улице к дому Лу, даже не представляя, что буду ей сейчас говорить. Но мне надо было её увидеть. Хоть она и выгнала меня. Я звонила и звонила в дверь её квартиры, но мне так и не открыли. Даже барабанила кулаком, а потом и ногой, в надежде, что на меня обратят внимание. И только проходившая мимо нетрезвая женщина, посмотрела на меня понимающе и сказала прокуренным басом: