20 глава

Я замерла, недоговорив, с выпученными глазами и приоткрытым ртом.

— Что стряслось, — осторожно спросил Амиль, — тебе нехорошо?

— Послушай… вы что — не влюбляетесь? То есть совсем-совсем? Никогда?

Как можно так запросто отказаться от самого прекрасного, что есть в истории человечества? От любви? Мне вспомнился курс «П137».

— А зачем она? — искренне удивился капитан.

— Знаешь, может оно и к лучшему. Ну, ее, эту любовь, от нее одни неприятности… — на мгновение я забыла о принце, договоре, капающем времени и даже Кэм.

А вместо этого заглянула в спокойное лицо Амиля, чрезмерно спокойное, как у человека, наглухо закрывшегося от враждебного мира. И вдруг почувствовала смутное родство.

— Расскажи… о своих родителях… как они посмели полюбить друг друга в мире-без-любви?

Амиль нахмурился и провел рукой по сизой щеке, привычным жестом отгоняя прошлое.

— Он был капитаном первого ранга в Поднебесной. Она — принцесса, племянница горного Короля. Однажды принцесса покинула дворец, а точнее сбежала из Оланоэ, но неподалеку от городов Ушедших попала в плен…

… Она подняла голову. Яркие зеленые листья, щедро подсвеченные солнцем и белые солнечные зайчики в глазах. Необыкновенно светлый, выбеленный до выцветшей голубизны, небесный свод со вспененными облаками. Полет птицы, оборвавшийся в вышине. Ветер, обнимающий одной рукой, чтобы нашептать в уши: свобода… свобода… мир твой…

Она одновременно чувствовала враждебность мира и объединение с ним. Горячее солнц обжигало нежную белую кожу. Глаза горели, словно натертые солью. Теперь ей стало понятно, зачем солдаты проходят курс акклиматизации. Но все вокруг было так прекрасно!

Она не знала, куда идет… что хочет от жизни… знала лишь одно: это самое волнующее и необыкновенное приключение, что случалось с ней.

Наивность принцессы объяснялась жизнью во дворце, подготовившей ко всем тонкостям этикета, но совершенно не научившей выживать вне высоких стен и угодливых слуг.

Патрулирующий отряд нашел беглянку у границы Города, за которой простирались занесенные песком дома Ушедших. Ничего необычного, если бы…

…если бы это были Горные солдаты, но по иронии судьбы, у самого дома она попала к врагам.

Принцесса уставилась в лицо воину. Он был главным в небольшом отряде. Капитан.

«Не молод, но и не стар, — отметила она про себя, — Суховат и взъерошен, как озерный шипастый краб».

«Почти ребенок», — подметил капитан, досадливо разглядывая, черт знает откуда свалившуюся на него девчонку. Совершенно юные черты лица. Припухлости у губ, мягкая ямочка на подбородке. Необычайно прозрачная глубина бледных глаз, в радужке которых при желании можно увидеть розоватый оттенок, как у раковины моллюска.

— Насмотрелся? — задиристо бросила ему в лицо пленница, все-таки она была королевских кровей.

— Будет время, — спокойно произнес капитан, сдерживая нарастающее раздражение, — пока ты будешь сидеть в темнице, ожидая допросов и пыток…

С удовольствием отметив, как побледнела пленница, он махнул рукой к вертолетам: «Возвращаемся!».

Заскрежетали железными крыльями двухместные самолетики, резво отрываясь от земли. Он уже почти жалел, что посадил ее к себе. Капитан ежесекундно ощущал затылком взгляд девчонки. Эти глаза, большие и наполненные слезами, странно смущали его.

… Темница, как водится, занимала самые нижние, подвальные этажи сферы. Не гонясь за внешними эффектами, гигантский город построил ее прочной и отталкивающе мрачной, как большой серый колодец без воды, но зато с затхлым запахом. Капитан не любил здесь появляться, а сегодня у него и вовсе не было повода…

…или все-таки был один: девчонка.

Пленницу должны были пытать и извлечь из случайной находки максимум сведений. Он не испытывал к ней ни жалости, ни злости…

…лишь необычное зудящее беспокойство. Оно то и привело его сегодня в темницу. Ему хотелось еще разок взглянуть на нее и ничего не ощутить, дабы сбросить с себя это свербящее мигренью чувство.

Привычно кивнув стражникам, капитан собственным ключом отварил тяжелую дверь. Войдя в пыточную, сразу увидел девчонку. Она стояла неестественно прямая у длинного отполированного телами столба, с заведенными назад связанными руками.

Он сразу отметил несколько синяков по телу и кровоподтек у виска, окрасивший несколько белых прядей в бледно-розовый цвет. Как ее глаза. Допрашивающие действовали привычно и без эмоций. По схеме: вопрос — болезненный, но не опасный удар — вопрос.

Капитан было хотел незаметно покинуть помещение, когда пленница подняла голову, встретившись с ним взглядом.

Розовые зрачки — рассвет и туман… болотная алая ягода… липкий розовый сок на губах двенадцатилетнего мальчишки.

Целованные губы партнерши, навязанной Комитетом по социальным делам, первое беспокойство: я не из этих? Нет! Равнодушие и скука. Вздох облегчения, потому что так надо. Он и так замечал многое из того, что не видели другие: как мелодично звучит вода, как плывут облака, какого цвета глаза у той, с которой встречался по указу. Невидимый окружающим изъян был подобен крошечному червячку под кожей, назойливому и опасному. Тех, кто не умел управлять своими чувствами, принято было лечить. Безумцы. «Прожигатели», тратящие свой запал не там, где надо. Он, конечно, не один из них.

Она смотрела с вызовом и отвращением. Хотелось сбежать, спрятаться, заслониться от ее пронзающего взгляда руками.

Капитан разозлился. Что это с ним? Она всего лишь девчонка. Пленница со слабым, измученным взглядом.

— Я пришел забрать ее для препровождения в камеру. На сегодня хватит.

Хриплый голос. Неужели это его? Допрашивающие недоуменно уставились на него.

— Какого черта! Мы только начали, и она не сказала ничего нового, она вообще ничего не сказала.

— Да хватит вам, девчонка — всего лишь случайно оказавшаяся не в то время и не в том месте крестьянка.

Присутствующие разом повернули головы к пленнице, необычайно белая кожа которой, казалось, сияла, освещая пыточную.

— Хорошо, — выступил вперед главный из них, примиряюще сложив губы в улыбке. Двое других переглянулись, но промолчали. Желающих пререкаться с капитаном первого ранга, входящего в Совет Неба, не отыскалось.

…В коридоре она первым делом потеряла сознание.

Все ее попытки сосредоточиться проваливались в яму под названием «боль». Страх давно грозил перерасти в истерику, но она держалась из последних сил. Образы мучителей расплывались в слезах. Вот один из них приблизился, повторяя одни и те же вопросы: кто? что делала? что знаешь о системе безопасности Горных и их планах? Ей было известно, что скажи она правду — и боль закончилась бы. С пленницей ее уровня обращались подчеркнуто вежливо, пока не предстала возможность обменять ее на кого-то из своих. Но что-то внутри нее противилось, и язык немел.

Она попробовала было тихонько захныкать, но колючие взгляды стражников заставили умолкнуть.

Вот тут то и вошел капитан. Бросив в ее сторону непонятный взгляд. Бросив, как бросают спасательный круг или подачку. Одновременно рассерженный и растревоженный. Она не слышала, что он говорил, следя за губами. Тонкими и жесткими, как все эти люди, как весь мир вокруг. Внезапно она осознала, что главный мучитель развязывает ей руки и тащит, нетвердо стоящую на ногах, к капитану. Он крепко ухватил ее за запястье, а она не смогла даже вздохнуть. И тут свет угас.

Капитан легко поднял ношу, перекинув через плечо. Смущающее чувство потери преследовавшее его с того самого момента, как она покинула его вертолет, начало оставлять душу. Может в тот момент, а может чуть позже в мире, где чувства назвали болезнью, и случилось чудо по имени Любовь.

— Кто ты такая?

— А тебе это действительно важно? То есть, я хочу сказать: важно как капитану или…

— Как человеку.

— Допустим, обычная девушка, сбежавшая от не устраивавшей ее участи.

Прядь, выбившуюся из прически, убрать за ухо. Отряхнуть запылившийся башмачок. Аккуратно расправить складки на платье. Правила короля требуют опрятности во всем, что касается принцесс.

Она неторопливо прошла по главному коридору, выйдя заблаговременно, и рассматривая на ходу вереницу царских портретов. Все эти предки с их сухими гордыми профилями, казалось, недоверчиво провожали взглядом ее пламенеющее лицо. Она давно привыкла запрятывать свои истинные чувства глубоко, там, где никто не сможет их найти. На самом дне души. Набросав сверху охапки равнодушия и холодности. Правила просты: меньше живости на лице и блеска в глазах. Глаза вообще — ее слабое место. Удивление, любопытство, любование… Смертные грехи.

Войдя в зал, принцесса привычной дорогой прошла к своему трону — одному из пяти, окружавших главный царский престол. С него открывался превосходный вид на все уголки зала, покрытого зеленью, светящимися грибами и нежно-лиловыми цветами. Надеясь, что ее присутствие требуется чисто условно, принцесса незамедлительно погрузилась в мир грез, открывшийся ей несколькими месяцами назад.

Библиотека. Крутящийся шкаф с потайной задней стенкой. Полуистлевшие столетние рукописи. Экономические, правовые, юридические бумаги и развлекательные истории. Истории о запретном. О Любви… Она читала все подряд, проглатывая те книги, в которых можно было разобрать шрифт.

Старинные предания: подземелья, густые леса и заснеженные горы, старинные замки и канувшие в небытие города. Время, где чувства еще не стерли с лица земли. Время, когда любили до конца дней своих или мимолетно, обжигающе горячо или завораживающе холодно, преданно или изменчиво, радостно или трагично, но любили.

— Алия… — резко, как удар меча. Она повернулась к дяде, заменившему ей родителей. Нехотя возвращаясь в обыденный мир.