‒ Доброй ночи, Кэтч, ‒ бросает Макс через плечо со злобной усмешкой.

Проклятье, мне придется принять еще один холодный душ.

Дождавшись, когда напряжение схлынет, я выхожу из ванной и вижу, что Макс поела и легла спать. Она распласталась в центре кровати с уверенностью, что занимает как можно больше места. Макс лежит на животе, повернув голову на бок и похрапывая; ее рыжие волны волос разбросаны по подушке. К своему удивлению, я счел этот звук успокаивающим. Приятно осознавать, что она чувствует себя комфортно и в безопасности настолько, что может во сне тихонько похрапывать.

Как жаль, что я собираюсь ее разбудить.

Я думал дать ей возможность подвинуться. Без труда разбудив ее тем, что заправляю за ушко непослушную прядь, я шепчу:

‒ Макс, ты не могла бы лечь на одну сторону?

Храп прекращается, и слышно, как она мямлит что-то вроде «отвали».

‒ Макс, если ты не выберешь одну сторону, то я сделаю это за тебя, ‒ говорю я с ухмылкой.

‒ Ага, с удовольствием на это посмотрю, ‒ отвечает она, даже не удосужившись открыть глаза. ‒ Я уже говорила, что не собираюсь делить с тобой постель.

‒ Ладно, будь по-твоему. ‒ Я пожимаю плечами и отхожу от кровати, предоставляя ей последний шанс подвинуться.

Когда ее губы растягиваются в победной улыбке, я понимаю, что пора применить силу.

Одним быстрым движением я кидаюсь на кровать и обхватываю ее руками. Одеяло и простыня сползают с Макс, когда она с придыханием пытается мне сопротивляться. Я сильно шлепаю ее по полуголой заднице.

‒ Успокойся, ‒ цежу я сквозь сжатые зубы.

Она сильнее, чем кажется. Я накрепко выучил, что внешность действительно обманчива. Особенно когда дело касается Макс Бреди.

‒ Ах ты, сукин сын...

Я отталкиваю ее, претендуя на часть постели, которую когда-то занимали ее ноги. Наблюдая за тем, как она приземляется с негромким «шлеп», я произношу:

‒ Не смей говорить о моей матери подобным образом. Она исключительно замечательная женщина.

Затем я отворачиваюсь и выключаю лампу.

Макс усаживается, взирая на меня сквозь темноту.

‒ Ты действительно собираешься оставить меня спать на полу?

‒ Делай, черт возьми, что тебе вздумается, Блейз, а я буду спать именно здесь. Эта кровать достаточно большая, чтобы на ней поместились мы оба. На прошлой неделе, когда дело касалось сна, я был чересчур щедр.

Макс решает взять подушку и съездить мне разок по голове. Я игнорирую ее выходку.

‒ Мы должны встать через шесть часов, и я планирую выспаться. Не думаю, что на полу у меня будут на это шансы, ‒ с этими словами я отодвигаюсь на свою половину и натягиваю одеяло до подбородка. Спиной я чувствую, как она возвращается на свою половину, возмущенно мыча.

Только теперь я позволяю своим губам расплыться в победной улыбке.

Судя по всему, зря я надеялся на шесть часов, потому как мой телефон решил зазвонить спустя всего четыре часа, как мы уснули. Я сажусь и смотрю на экран: номер неизвестен. Наверное, это Снитч.

‒ Что стряслось? ‒ спрашиваю я сонным голосом, глядя на Макс.

Она прижалась ко мне, лежа на животе и подложив под себя руки. Ее волосы рассыпались по моей руке.

‒ Таймер идет за тобой. Ходит слушок, что его головорезы зашевелились, ‒ отвечает тот своим изможденным голосом. ‒ Предполагаю, что ты на джипе. Тебе необходимо избавиться от него как можно скорее, или, на худой конец, до прибытия в Новый Орлеан. И телефон тоже смени. Тебе понадобится не один десяток мобил.

Я чертыхаюсь вполголоса и тру рукой сонные глаза. Я не планировал избавляться от джипа. Я вовсе не хотел тратить время и деньги на покупку другого авто, а его кража может взбаламутить местную власть. Есть одно местечко, где я мог бы спокойно добыть новую машину без лишних вопросов и припрятать свой джип, но мысль привести туда Макс не приходила мне в голову.

‒ Чувак, я не секу, почему ты это делаешь, но у меня есть один вопрос, ‒ его голос звучит серьезнее обычного.

‒ Да, какой? ‒ шепчу я.

‒ Она того стоит?

Этот вопрос я задаю себе постоянно. Ради нее я отказался от большой суммы денег, а сейчас рискую поплатиться свободой, а, может быть, и жизнью.

‒ Я пока не знаю, ‒ с этими словами я протягиваю руку и очень аккуратно заправляю прядь волос ей за ушко. Она улыбается и прижимается чуть ближе ко мне. Это был единственный ответ на его вопрос, и по какой-то причине, непонятной даже мне, он звучит как откровенная ложь.

Снитч тяжело вздыхает.

‒ Ладно, Кэтч. Просто избавься от джипа. Увидимся на днях, ‒

сказав это, мой собеседник кладет трубку.

****

Макс

Я просыпаюсь от запаха свежезаваренного кофе. Потянувшись, я улыбаюсь и зарываюсь в подушки, на которых спала. На мгновение я забываю, где нахожусь. Когда мой мозг тоже просыпается и вспоминает, я подпрыгиваю на кровати. Между штор ‒ небольшая щель, через которую в комнату попадает тонкая полоска утреннего света. Взглянув на электронные часы, я ловлю себя на мысли, что для семи утра здесь слишком тихо.

Соседняя половина кровати пустует и полностью накрыта покрывалом.

‒ Кэтч?

Ответа нет. Я смотрю на пол у двери в поисках его обуви. Ее там не оказывается.

Вытащив себя из постели, я подхожу к своей сумке и достаю оттуда джинсы и красную кофту с V-образным вырезом и короткими рукавами. На столике у входа в ванную я нахожу кофейник. В одной из кофейных чашек был сложенный лист бумаги.

«Макс,

Появились дела. Скоро буду. Не мой голову.

К.»

Я сминаю записку в кулаке, ехидно бормоча «Какая странная просьба, мамочка». Затем я наливаю себе кофе и тащу задницу в ванную, чтобы освежиться и одеться.

Десять минут спустя я слышу, как Кэтч открывает двери и зовет:

‒ Макс?

Я выхожу из ванной и ставлю чашку на столик перед тем, как повернуться к нему лицом. Я была очень раздражена прошлой ночью и была не готова сообщать ему об этом. Поэтому я просто тяну время, переставляя вещи на столике с места на место. Когда я наконец-то поворачиваюсь к нему лицом, он стоит, облокотившись на стену рядом с комодом.

‒ Кэтч, ‒ произношу я, и на его губах появляется едва заметная ухмылка, когда я опускаю взгляд и вижу в его руках коробку с краской для волос. Мои глаза расширяются, я вскидываю руки.

‒ Нет, пожалуйста! Скажи, что эта дрянь для тебя.

Я вообще-то люблю свои рыжие волосы. Когда-то в раннем детстве я пообещала себе никогда их не красить.

Кэтч делает глубокий вдох, прежде чем произнести:

‒ Макс, твои фото везде. Это уже не изменить, а волосы ‒ твоя самая заметная особенность. Я выбрал темно-каштановый цвет, ‒ он протягивает мне коробку. ‒ Не создавай трудностей. Это всего лишь волосы. А когда все закончится, я лично оплачу тебе покраску, способную вернуть твой цвет.

Я скрещиваю руки на груди.

‒ Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидела?

‒ Нет, Макс, веришь или нет, но я не хочу твоей ненависти. Может, первое время так и было, но не сейчас, ‒ звучит искренний ответ.

Что, черт возьми, это должно значить?

Я цепляюсь руками себе в волосы и сильно тяну их в стороны.

‒ Ты расстроена. ‒ Слышу я его голос.

Рванувшись к нему, я выхватываю коробку из его рук со словами:

‒ Кто они, Кэтч? И что ты с ними сделаешь?

Его глаза сужаются, желваки беспокойно двигаются.

‒ Иди красить волосы. Я хочу уехать в течение часа.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он разворачивается и выбегает из комнаты.

Кэтч возвращается, когда я уже покрасила и высушила волосы. Я сижу на туалетном столике рядом с кофейником и жду, когда он придет. Он входит в комнату, останавливается и смотрит на меня, держа одну руку на дверной ручке, другую на дверном косяке.

‒ Не правда ли, это отвратительно? ‒ спрашиваю я, накручивая на палец прядь своих темно-каштановых волос.

Он улыбается.

‒ Нет, просто по-другому.

Вскидывая на плечи наши сумки, он кивает в сторону двери.

‒ Давай убираться отсюда.

Обалденно. Когда кто-то использует слово «другой» в этом контексте, как правило, это не значит ничего хорошего. Мои рыжие волосы ‒ часть того, что дает мне твердую уверенность. Но теперь их нет, и вместе с ними нет и уверенности.

Звучит глупо, я знаю, но это правда.

Я спрыгиваю со столика и направляюсь к двери. Как только я выхожу, Кэтч вручает мне черные солнцезащитные очки в роговой оправе.

‒ Я не знаю... Они привлекли мое внимание...

‒ Неплохо, ‒ безразлично говорю я, скользя по ним пальцем.

По правде говоря, хоть они и были дешевыми, я их любила. Они были очень похожи на очки в моей битой машине, похожей теперь, скорее всего, на груду металлолома.

‒ Кроме того, тебе придется носить вот это, ‒ он протягивает мне бейсболку.

Я усмехаюсь.

‒ Янки? Серьезно?

‒ Не фанатка? ‒ спрашивает он насмешливым тоном.

‒ А ты?

‒ Иначе, зачем мне потертая кепка Янки, Макс?

Я открываю рот, дабы озвучить свое мнение по поводу этой сомнительной привилегии, но он отрезает:

‒ Отложим спор. Надень это и заткни волосы под кепку.

Я делаю то, что он говорит, и закручиваю волосы под кепку. Несколько прядей выбиваются наружу, и он удивляет меня, когда помогает заправить их обратно.

По мере приближения к стоянке Кэтч вытаскивает кепку из-за пояса брюк и надевает на голову. Затем приобнимает меня за плечи и прижимает ближе к себе.

Я стараюсь не прижиматься к нему, но он прочно удерживает меня.

‒ Машина в дальнем углу парковки. За нами наблюдают. Я как раз проверял это, пока ты красила волосы.

После этих слов я инстинктивно прижимаюсь ближе к нему.

‒ Как, черт побери? ‒ мямлю я.

‒ Таймер не идиот; возможно, он знает, что я направляюсь к Снитчу. Я заставляю тебя носить кепку, чтобы он не узнал, что ты покрасила волосы, ‒ с этими словами он ведет меня к машине и открывает водительскую дверь.

Я сажусь и перебираюсь через коробку передач на пассажирское сиденье.

Кэтч запрыгивает в машину, срывает кепку и заводит авто со словами:

‒ Пристегнись, Макс. Живо.

Я вижу в зеркало заднего вида, как к нам приближается машина, когда колеса джипа поворачиваются на асфальте и мы трогаемся вперед. Кэтч делает резкий поворот, выезжая с парковки, и меня отбрасывает на него. Одна его рука оказалась между нами, а моя рука приземляется ему на бедро, ошеломляюще близко к ширинке. Он слегка поворачивает голову и прикасается губами к моей щеке.