— Он, Домна Павловна, говорит, что ему и переехать некуда, — сказал телеграфист, переворачивая матрац.

— А пущай куда хочет, хоть кошке под хвост. Я не касаюсь его жизни.

Вечером Забежкин нагрузил тележку и выехал неизвестно куда. А когда выезжал из ворот — встретил агронома Пампушкина.

— Куда это? Куда вы, молодой человек? — спросил агроном.

Забежкин улыбнулся и сказал:

— Так, знаете ли…

Ученый агроном долго смотрел ему вслед. На тележке поверх добра стояла «движимость» Забежкина — одна пара сапог.

Так погиб Забежкин.

А когда против фамилии его значилось 8 галок, бухгалтер Иван Нажмудинович сказал:

— Шабаш. Уволен ты, Забежкин, по сокращению штатов. Забежкин получил билет безработного, но работы не искал. И как жил — неизвестно.

Однажды Домна Павловна встретила его на Дерябкинском толчке. Забежкин продавал пальто.

Был Забежкин в рваных сапогах и в бабьей куцавейке. Был он не брит и бороденка у него росла почему-то рыжая. Узнать его было трудно.

Домна Павловна спросила:

— Что за пальто требуешь?

И вдруг узнала — это Забежкин.

Забежкин сказал:

— Возьмите так, Домна Павловна.

— Нет, — ответила Домна Павловна, — мне не для себя нужно, мне Ивану Кириллычу нужно. У Ивана Кириллыча пальта нету… Так я не хочу… Ну вот что: денег я тебе не дам, а приходи — будешь обедать по праздникам.

В воскресенье Забежкин пришел. Обедать дали ему на кухне. Он конфузился, качал головой и ел молча.

— Ну как, брат Забежкин? — спросил телеграфист.

— Терплю, Иван Кириллыч — сказал Забежкин.

— Ну терпи, терпи. Русскому человеку невозможно что бы не терпеть. Терпи, брат Забежкин.

Забежкин с'ел обед и хлеб спрятал в карман.

— А я-то думал, — сказал телеграфист, смеясь, — я то, Домна Павловна, думал — чего это он, сукин сын, икру передо мной мечет, а он вон куда сети закинул — коза.

Когда Забежкин уходил, Домна Павловна спросила:

— Ну, а сознайся, соврал ведь ты на счет глаз и вообще?..

— Соврал, Домна Павловна, соврал, — сказал Забежкин, вздыхая.

— Ну, иди, иди, — сказала Домна Павловна строго, — не путайся тут…

Забежкин ушел.

— И каждый праздник приходил он обедать. Телеграфист хохотал, подмигивал, хлопал Забежкина по животу и спрашивал:

— И как же это, брат Забежкин, ошибся ты?

— Ошибся, Иван Кириллыч.

Домна Павловна говорила строго:

— Оставь, Иван Кириллычь. Пущай ест. Пальто тоже денег стоит.

После обеда Забежкин шел к козе. Он давал ей корку и говорил:

— Нонче был суп с луком и турнепс на второе…

Коза тупо смотрела Забежкину в глаза и жевала хлеб. А после облизывала Забежкину руку.

Однажды, когда Забежкин с'ел обед и корку спрятал в карман, телеграфист сказал:

— Положь корку назад. Так. Пожрал и до свиданья. К козе нечего шляться.

— Пущай, — сказала Домна Павловна.

— Нет, Домна Павловна, моя коза. Не позволю. Может он мне козу испортит. Чего это он там с ней колдует?

Больше Забежкин обедать не приходил.

1922 г.