– Но... ведь... воду спустили... и замок открылся... но... как... Где? – Лёша недоуменно посмотрел по сторонам, пытаясь найти ответы на свои вопросы.

Он не мог поверить, что туалет пуст и решил осмотреть его: на окне была решётка из поручней – чтобы держаться, а само окно настолько туго открывалось, что даже Романенко потратил немало усилий, чтобы приоткрыть его. К тому же оно скрипело, и по-тихому его было не открыть.

– Нет, через окно он никак не мог уйти...

Алексей проверил все места, где можно спрятаться, хотя таких в туалете практически не было. Он даже поднял крышку унитаза, хотя прекрасно понимал, что человек туда физически не может поместиться.

– Чертовщина какая-то! Я ведь не сошёл ещё с ума. Я ведь чётко слышал звук слива воды, да и замок сам по себе не открылся бы. Если это трюк, то весьма искусный. Вот только зачем это всё делать?

После этого он подошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение.

– Ну и рожа! С такой только вышибалой в третьесортном баре работать. Надо привести себя в порядок, а затем всё ещё раз трезво обдумать.

Он запер дверь, спрятал кортик в чехол, и всё же сделал то, за чем пришёл в туалет, посекундно оглядываясь.

Затем Лёша подошёл к раковине с зеркалом, наклонился и умыл лицо.

– Боже, что за ночка, и вообщ.... ЧТО ЗА?!

Уже почти выпрямившийся над умывальником Романенко вдруг заметил в зеркале человека. Он был одет в военную одежду примерно эпохи Чингисхана, и стоял с занесённым над своей головой ятаганом. Человек зло посмотрел на него и резко опустил ятаган. Настолько резко, что Лёше оставалось только глядеть в зеркало на приближающуюся смерть – хоть как-то среагировать он уже не успевал. Романенко предпочитал не закрывать глаза глядя в лицо опасности, не закрывать он их предпочёл и, глядя в лицо смерти. И не зря. Когда острие ятагана уже почти вошло в его череп, воина (так он окрестил его про себя) как будто снесло волной наэлектризованного воздуха, он был с синеватым оттенком. Но воина не откинуло, его просто стёрло, как будто он был нарисован акварелью. Романенко остался в туалете один.

– Что, черт возьми, это было?! – дрожащим и прерывистым голосом произнёс Романенко. Сердце его бешено стучало, а ноги стали как будто ватные.

Алексей простоял в таком положении, в каком его застал монгол ещё с минуту, не смея шевельнуться, напряжённый, как натянутая струна. Затем напряжение немного спало, он осторожно обернулся – как и ожидалось, никого за спиной не было. Он оглядел туалет, выглянул в тамбур – никого. Романенко был насквозь потный.

– Я же вроде не пью, травку не курю, не колюсь. Так какого лешего я видел в зеркале этого человека? И что с ним произошло? Куда он исчез? Что вообще происходит на этом чёртовом поезде?! Кажется, будет лучше, если я больше никуда не сунусь, а запрусь в своём купе и обдумаю всё там. Сейчас именно тот случай, когда лучше сначала сделать, а потом подумать. К тому же удостоверюсь в безопасности Белякова, не хватало ему ещё пострадать из-за меня.

Романенко ещё раз умылся, затем, не разгибаясь, резко обернулся – никого. Он вышел из туалета, закрыл за собой дверь. Затем повернулся в сторону коридора и уже собрался идти в своё купе, как вдруг в свете лампы, горящей возле туалета в другом конце вагона, он увидел тёмный силуэт. По росту – ребёнок, по длине волос – девочка, хотя точно не скажешь, видны только очертания фигуры. Шаг маленьких ножек – и силуэт скрывается в кабинке проводника. Только что умытое лицо Романенко вмиг заново покрылось липким холодным потом.

– Да что же это я... Обычное дело, проводник везёт свою дочурку от бабушки, живущей в Одессе обратно в Севастополь к маме. Или наоборот... Какая разница. Я что теперь собственной тени бояться должен? – Лёшу охватила злость. – Да, странно, что в пустом туалете сама слилась вода и открылась дверь – но, может, это теперь автоматика такая установлена, на каждой станции закрывать, после станции – открывать и воду сливать для чистоты... Ладно, допустим. А человек... Этот воин... Ну, я просто устал, да и напряжение от прошедшего вечера сказывается – вот и мерещится всякое, – он выдохнул воздух сквозь сжатые зубы, успокаиваясь.

Романенко решительно направился к своему купе, нарочито громко топая ногами. Уже открывая дверь купе, он бросил последний взгляд сначала влево – туда, где видел девочку, потом направо туда, где... Туда, где в свете лампочки в тамбуре, где он только что был, стоял тёмный маленький силуэт. Шаг – и силуэт скрылся за перегородкой, хлопнула дверца туалета. Романенко покрылся потом в третий раз.

– Если это дочка проводника, то, как она оказалась в противоположном конце вагона? Ведь я точно, стопроцентно помню, что мимо меня она не проходила... Чёрт, да она даже не выходила из кабинки проводника. Это всё начинает напоминать дурной сон... Только вот я знаю, что не сплю, – помотал головой, пытаясь прийти в себя.

Ему очень хотелось закрыться в купе и не показывать носа из него до самого прибытия в Севастополь, но Романенко решил предпринять последнюю отчаянную попытку убедить себя в том, что он не прав и что все это лишь обычные вещи и события, случайно сложившиеся в загадочную с виду цепочку и подогретые его собственным разыгравшимся воображением. Он очень тихо закрыл уже приоткрытую им дверь купе и чуть ли не на цыпочках пошёл в сторону туалета в хвосте вагона. Он осторожно приоткрыл дверь тамбура – никого. Затем он повторил действия с дверью и зеркалом туалета, который на сей раз оказался открытым изначально, затем просто распахнул её – никого.

– Что же здесь происходит? Я же чётко слышал – она вошла в туалет и не выходила из него. Может всё-таки в тамбуре?

И тут за спиной Романенко, стоящего в проёме двери в туалет послышался тонкий тихий детский голос:

– Buenas noches, señor...¹

Услышав эти слова, он резко обернулся и увидел маленькую чумазую девочку лет 9-10 с голубыми глазами, в подранном холщовом платье с немытыми, спутавшимися волосами неопределённого цвета и такой же чистоты куклой в руке. Последующие пять секунд прошли в молчании.

– Tiene usted algo de comida?²

«Это же испанский», – поражённо подумал Лёша. – Девочка, извини, но я тебя не понимаю, – попытался донести он до неё.

– Usted no ha visto a mi madre?³

– Do you speak English? – Алексей решил попытать счастья с английским языком.

– Yo no le entiendo, señor⁴, – ответила ему девочка.

– Чёрт, ничего не понимаю, а она видимо не понимает по-английски.

Девочка внезапно уставилась в сторону противоположного тамбура, а её лицо стало очень испуганным. Она схватила Романенко за рукав и потащила его в сторону коридора.

– Что?.. Да что такое? Что ты делаешь? Куда ты меня ведёшь?

– Vámonos, vámonos rápido!⁵

Романенко и девочка пробежали половину вагона, как вдруг девочка остановилась и посмотрела назад, туда, откуда они начали идти. В её глазах читался ужас, она схватила Лёшу за руку ещё сильнее. Чувствовалось, как трясутся её ручонки.

– Ellos están aquí...⁶ – произнесла девочка тихим обречённым голосом.

– Что ты там...

Послышался тихий звук, как будто кто-то дёрнул за струну, и из груди Романенко наполовину вышла пылающая стрела. Он непонимающе уставился на неё, силясь сообразить, откуда это древнее орудие убийства взялось в поезде. Стрела проткнула сердце, и теперь сознание Лёши начало угасать. Во рту он почувствовал солёный вкус крови, дыхание перехватило, и он уже не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он потерял контроль над телом и рухнул на бок. Девочка отпустила его рукав, упала на колени, закрыла голову руками и закричала. Из последних сил Лёша повернул голову в ту сторону, откуда прилетела стрела. Свет очередного фонаря осветил коридор от начала и до конца. В проёме двери в тамбур стоял коренастый невысокий силуэт. В опущенной руке угадывались очертания лука. Фонарь пронёсся мимо, и силуэт слился со сгустившейся полутьмой. А через несколько секунд очередной фонарь выхватил из сумрака уже абсолютно пустой коридор. Романенко перевёл взгляд на свою грудь, но ни стрелы, ни раны там уже не оказалось. Рубашка тоже была совершенно цела и без пятен крови. Для собственного успокоения он разорвал рубашку, и повторно убедился, что не ранен. Настал черёд проверить, как там девочка. Там, где она ещё секунду назад заходилась криком, уже не было никого.

– Следовало ожидать, – пробормотал Алексей.

Он уже начинал привыкать к неожиданным исчезновениям, но всё же стоило найти объяснение происходящему.

Он поднялся, зашёл в своё купе, закрыл и машинально запер дверь. От шума Беляков проснулся и уставился на него сонными глазами.

– А, Алексей, это вы! Почему вам не спится? – Владимир принялся протирать глаза, затем одел очки.

– За последние полчаса произошли события, которые я не могу объяснить, – Лёша не знал, с чего начать рассказывать и решил сказать прямо, как думал.

Лицо Белякова сразу стало серьёзным.

– Если это вас настолько встревожило, то, думаю, вы должны рассказать о случившемся. Что произошло? – Беляков сел.

Романенко подробно рассказал Владимиру всё, что с ним случилось, начиная с того момента, как он покинул купе. Тот внимательно слушал Алексея, лицо его с каждой минутой рассказа становилось всё более напряжённым и беспокойным.

– Я понимаю, как это всё звучит и, что вы сейчас думаете, но поверьте, я полностью здоров и у меня никогда не было психических отклонений, – закончив говорить, Алексей внимательно посмотрел на Белякова.

– Говорите, стёрло волной синего воздуха? Неужели они её снова запустили... – обречённо произнёс Беляков.

– Что запустили? – переспросил Лёша.

– Я не хотел вам говорить, но ввиду сложившейся ситуации...

Лёша затаил дыхание, ожидая, что скажет Беляков. Владимир помолчал ещё секунду.