— Что у вас там за шум? — спрашивал меня по телефону начальник штаба.

— Все в порядке.

— Как так... в порядке. А шум?

— Это товарищи решили отомстить фашистам за гибель лучшего разведчика.

Генерал помолчал, потом сказал:

— Ты прав. Это хороший порядок мстить врагу за друга...

Моральный дух гитлеровцев падал вместе с сокращением их дневного рациона. Мало теперь у них и горючего: танками пользовались лишь при контратаках.

А наши войска готовились к решительному штурму. Для этого требовались резервы. Часть стрелковых дивизий вскоре перебросили туда, где предполагалось нанести главный удар. Полоса обороны нашего укрепрайона стала значительно шире.

Обороняя свою полосу, мы в то же время активно участвовали в подготовке предстоящей армейской операции: тренировали штурмовые группы, тщательно маскировали позиции. С целью дезинформации противника проводилась ложная перегруппировка боевых порядков. Для этого сделали немало макетов танков, орудий, машин, которые ночью, а иногда и днем тянули к переднему краю.

В ночь с 23 на 24 января три наших пулеметно-артиллерийских батальона атаковали противника и захватили железнодорожное полотно, где взяли несколько паровозов и вагонов. К рассвету 25 января мы овладели всей северной и северо-восточной частью высоты, а на другой день ликвидировали на ней узел сопротивления противника. Под натиском наших батальонов немцы стали отступать к тракторному заводу.

На заключительном этапе сражения под Сталинградом части укрепленного района выполняли очень трудную задачу: совместно с другими соединениями 66-й армии они освобождали тракторный завод. [118]

С наблюдательного пункта мне было хорошо видно, как наши бойцы, карабкаясь по крутому правому берегу речки Мокрая Мечетка, попали под перекрестный пулеметный огонь. Однако правофланговая рота 331-го батальона, которым командовал майор П. Г. Филиппов, сумела выскочить на правый берег. Командир роты переползал от одной группы бойцов к другой, подбадривал их, подсказывал, как действовать дальше. И вот солдаты поднялись и пошли вперед, достигли здания, которое стояло на возвышенности. Противник опять открыл огонь, но безрезультатно. Вскоре майор Филиппов донес, что его рота выбила немцев из трех зданий.

Кровопролитные атаки, часто переходившие в рукопашные схватки, продолжались здесь почти всю ночь. Подразделения 331-го батальона понесли большие потери. Майору Филиппову, лично руководившему боем на правом берегу речки, удалось удержать только один дом. Солдаты, занявшие кирпичный завод, вели бой до последнего патрона. Все они во главе с командиром взвода погибли в рукопашной схватке с врагом, но не отступили.

В ночь на 31 января мы проделали проходы в минных полях. Широко пользовались при этом «кошками», подрывными снарядами и ручными гранатами. Теперь нам предстояло овладеть Дворцом культуры и соединиться с войсками 62-й армии, наступавшей с юга на север вдоль Волги.

Немцы, зажатые в цехах завода, потеряли связь с остальными частями. Роты укрепленного района, вместе с соседями проникли в заводской двор, окружили механический цех, в подвале которого расположился штаб 11-го армейского немецкого корпуса во главе с генералом Штрекером. Белые флаги, выброшенные из подвалов, говорили о том, что противник капитулирует.

Капитан В. В. Железнов, заместитель командира 311-го батальона, направился к Штрекеру. Но чванливый фашист категорически отказался разговаривать с ним. Он заявил, что переговоры о капитуляции намерен вести только с генералом или в крайнем случае с полковником Советской Армии.

Пленение командира и штаба немецкого корпуса оформил прибывший вскоре заместитель командующего 66-й армией генерал-лейтенант М. И. Козлов. Однако, несмотря на капитуляцию штаба и объявленный по радио [119] приказ командира корпуса о безоговорочной сдаче в плен, немцы продолжали оказывать упорное сопротивление. Тогда четыре батальона укрепленного района предприняли новую решительную атаку, и фашисты беспорядочно побежали.

— Победа! Победа! — радостно кричали солдаты, обнимая друг друга.

«Вперед, на Берлин!» — резал морозный воздух многоголосый призыв Родины.

Окрыленные великой победой, мы шли на Запад. [120]

Г. И. Мартьянов.

Мои товарищи

Инженер-полковник запаса Георгий Иванович Мартьянов родился в 1904 г. В 1918 г. добровольцем вступил в Красную Армию, чтобы с оружием в руках защищать молодую республику Советов. После окончания гражданской войны несколько лет работал кочегаром на волжских судах.

Член КПСС с 1931 г.

В Советской Армии прослужил свыше 25 лет. Участник Великой Отечественной войны. Награжден шестью орденами и несколькими медалями. [121]

Наблюдательный пункт

Летом 1944 года наши войска вышли к берегам реки Вислы. Штаб 69-й армии, в которой я служил, разместился в одном из живописнейших уголков Польши — в старинном городе Казимеж.

Река здесь течет плавно. Зеленые острова, заросшие ивняком и лозой, изумрудными пятнами темнеют на прозрачных голубых водах. Не зря любят поляки свою Вислу, не зря поют о ней песни. Хороша река Висла! Полюбилась она и нам, воинам Советской Армии: чувствовали мы себя здесь все равно как где-нибудь на Волге или Днепре.

Городок Казимеж поразил нас своим своеобразием. Когда-то здесь находилась резиденция короля Казимира. До сих пор на высоком правом берегу сохранились руины королевского замка. А на другом, пологом, стоят каменные стены замка «Яновец». По преданию, король построил его для своей любовницы Янины, дочери простого крестьянина. Оба берега, по преданию, соединялись подземным ходом.

Я пробираюсь к разведчикам-артиллеристам. Они расположились как раз на сторожевой башне королевского замка. Теперь оттуда, с верхушки башни, наши наблюдатели следят за гитлеровцами, наносят на карту огневые точки. Немцы иногда стреляют по башне, но [122] толстые стены не пробивает даже снаряд крупного калибра.

Казимеж, каким застали его наши войска, представлял собой дачный поселок, место отдыха интеллигенции, чиновников, представителей богемы и различных слоев буржуазии. Как сказал бы сатирик Салтыков-Щедрин, тут бывали «окуни, плотва, пескари и щуки». Большое количество ресторанов, гостиниц дешевого типа, дач и дачек служили основным источником дохода коренного населения города. Имелись и богатые, со вкусом выстроенные особняки. Особенно выделялся дом на холме неподалеку от башни замка. Советские бойцы, осматривая замечательную постройку, быстро определили ее будущее назначение: «Хорош дом отдыха будет для трудящихся Польши».

На одном из холмов как символ католической религии возвышаются над местностью три огромных деревянных креста. Их видно издалека. По преданию, на этом месте похоронены три разбойника. А может быть, это могилы хороших людей? Ведь в старину борцы за свободу и справедливость в Польше назывались разбойниками.

На этом холме, над крутым обрывом, падающим к реке, мы построили другой наблюдательный пункт. Несколько блиндажей соединялись глубоким, в рост человека, ходом сообщения. Рельсовое перекрытие, два ряда бревен и толстый слой земли надежно прикрывали разведчиков от немецких снарядов. До обеда яркое солнце ослепляло немецких наблюдателей, а к вечеру косые солнечные лучи падали прямо в наши смотровые щели.

Я любил бывать здесь, особенно у сержанта Глобова. Когда смотришь в окуляры стереотрубы, то уже не видишь красот пейзажа и даже не вспоминаешь о них, а стараешься разыскать врага. Где он? Где его пушки, танки? И испытываешь удовлетворение, когда сам, без помощи наблюдателя, обнаружишь огневую точку противника. Надо сказать, что удается это редко. Как наши, так и немецкие огневые точки хорошо замаскированы, и только еле уловимые признаки выдают их.

Сержант Глобов — человек аккуратный, деловой. Рядом с окулярами стереотрубы, на тесовой обшивке он кнопками приколол длинный узкий лист ватмана. На белой бумаге нанесены основные ориентиры. Их легко разыскать на местности с помощью стереотрубы. На правом [123] фланге виднеется высокая ажурная мачта с гирляндами изоляторов. Оборванные электрические провода свисают до земли. Это ориентир № 1. Вращая рукоятку поворота трубы, сержант видит на фоне ясного голубого неба силуэт часовни. Иногда в окнах ее поблескивают оптические стекла немецкого наблюдателя. Это ориентир № 2. Дальше по фронту, прямо против нас, среди зеленеющего поля стоит огромный раскидистый дуб. Это ориентир № 3. Правее находится ориентир № 4 — одинокий домик, чудом уцелевший от огня. Из трубы домика иногда идет дым. Значит, там живут. Но кто? Солдаты? Офицеры?

Этого сержант еще не узнал. Я пытался обнаружить признаки жизни в этом доме, но так ничего и не увидел. Дом казался мертвым, серым пятном на фоне яркого акварельного рисунка. Крайнее дерево на опушке леса на левом фланге служило ориентиром № 5.

Сержант много времени проводил у окуляров стереотрубы, его опытный глаз улавливал все мелочи. Вот на поле вдруг появились рыжие пятна: выброшенный песок. Видимо, там что-то строится. В одном месте внезапно выросли кусты. Выросли за одну ночь. Вскоре рыжие пятна покрылись дерном. Глобов установил, что там разместился немецкий шестиствольный миномет. А в кустах — зенитная батарея. Так сержант постепенно наносил на карту схему обороны противника.

Когда нам хотелось отдохнуть, вылезали на открытый воздух и располагались прямо на мягком ковре душистых трав. Нашим излюбленным местом была полянка в тени векового дуба, который рос почти на самом краю обрыва. Окруженный деревянным полусгнившим частоколом, «старик» был внушительным и строгим. Пышная шапка его жестких суковатых веток говорила о том, что он не собирается умирать.