— Знаю! — махнул рукой недовольный генерал.

В тесную землянку набилось много офицеров. Они занялись расчетом средств на атаку. Артиллеристы подсчитывали свои возможности.

— Сколько орудий встало на огневые позиции? — спросил Аскалепов гвардии подполковника Солодилова.

— Процентов сорок. Через минут двадцать будет готово к бою процентов восемьдесят.

— Скоро ли сумеете открыть огонь?

— Минут через двадцать, — ответил, не раздумывая, артиллерист.

— Даю вам тридцать минут. Огневой вал впереди стрелковых рот, с постепенным переносом на лес. А вам придется поддерживать передовые батальоны, — обратился генерал к танкисту, которого я видел вместе с Ремизовым при входе в землянку.

— Поддержим, — сухо ответил танкист.

Мы с подполковником Фруктовским вышли из землянки, забрались в разбитый немецкий танк и через перископ осмотрели поле боя. С момента нашего прибытия [164] сюда обстановка сильно изменилась. Бойцы успели окопаться, их не было видно ни в противотанковом рву, ни на поле. Только свежевыброшенная земля выдавала их присутствие. Со стороны противника продолжали захлебываться пулеметы, но появились и пушки. Из рощи раздавались орудийные выстрелы, снаряды падали с недолетом до противотанкового рва, некоторые перелетали через него. Противник явно нервничал и стрелял наугад, неприцельно, лишь бы стрелять.

В небольшой лощинке позади бугра с прожектором образовался своеобразный радиоцентр. Тут были представители артиллерии, танкистов, и даже авиатор на всякий случай развернул свою радиостанцию: вдруг прояснится. В эфир полетели распоряжения, приказы.

Вскоре начала бить артиллерия, пристреливаясь к новому оборонительному рубежу неприятеля. Гитлеровцы открыли ответный огонь, завязалась артиллерийская дуэль.

Мы с Фруктовским забрались в землянку, где находился наш радист Климин. Там уже раненых не было, во всех углах блиндажа хозяйничали связисты. За коммутатором сидела опытная телефонистка Нина. На ее груди блестели медали «За оборону Сталинграда», «За отвагу» и гвардейский значок. Эту храбрую девушку я не раз встречал на боевом пути от Волги до Вислы и теперь с удовольствием пожал ее маленькую руку.

Климин доложил, что связь установлена со всеми частями. Фруктовский передал в штаб армии информацию о подготовке к прорыву нового рубежа обороны, набил своего «Мефистофеля» табаком, и мы вышли на воздух.

За броней самоходной пушки собралась группа офицеров. Последние пять минут перед началом боя проходили в томительном ожидании. Все с нетерпением ожидали артиллерийских залпов.

Генерал Аскалепов быстрыми шагами легко взобрался на бугор к разбитому прожектору, посмотрел на часы и, обернувшись к офицерам, нетерпеливо спросил:

— Ну чего там, кого ждут?

И как бы в ответ на его слова в воздух взвились красные ракеты. Они нарядно вспыхнули в вышине и дождем искр рассыпались в стороны. Низкие облака на один миг словно поднялись выше. Редкие снежинки засверкали рубиновыми звездочками, и стало вроде как бы теплее. Не [165] успели погаснуть последние искры ракет, как все вокруг задрожало от мощного залпа. Больно ломило уши, сами собой закрывались глаза.

Тарахтя моторами и лязгая гусеницами, постепенно набирая скорость, прямо на разрывы снарядов двинулись танки. Тяжелые машины переползали через противотанковый ров, как через обычную канаву.

Командир дивизии генерал Аскалепов поднялся на самоходное орудие и встал во весь рост. Его коренастую фигуру в серой шинели было видно далеко. В воздух со свистом взметнулись две зеленые ракеты. Поле впереди ожило. Оставляя свежевырытые окопчики, выскакивая из противотанкового рва, за танками в атаку ринулась пехота.

Ординарец генерала суетился около самоходки. Он заходил то с одной, то с другой стороны и упрашивал командира дивизии:

— Товарищ генерал, а товарищ генерал, сойдите с машины! Шибанет осколком, или шальная пуля стукнет.

Аскалепов не обращал внимания на заботливых подчиненных и продолжал наблюдать за атакой. Огневой вал прокатился до леса и там застрял. Танки устремились в сторону, туда, где проходила шоссейная дорога на Радом. Ломая кустарник и стреляя на ходу, они прочищали себе путь. Только теперь я заметил, что по полю в нашу сторону двигались серые фигуры. Это пленные. Они отвоевались, они не хотели умирать бесцельно, отсиделись в укрытиях, пока мимо них прошли бойцы Советской Армии, и теперь сами идут в плен. Унылые, но довольные...

Автоматная и пулеметная трескотня слабела, кое-где в лесу противник продолжал еще огрызаться, но, видно, это была уже агония. Генерал подозвал подполковника Фруктовского и, сходя, с машины, сказал:

— Можете передать командующему, что мотополк уничтожен, дорога на Радом свободна! [166]

Г. М. Савенок.

Комендант Вены

{3}

Полковник запаса Григорий Михайлович Савенок родился в 1901 г. Член КПСС с 1925 г.

В Советской Армии прослужил свыше 30 лет. В 1937 г. окончил Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. Работал политруком роты, старшим инструктором Главного политического управления, инспектором Политуправления 1-го Украинского фронта. По окончании Великой Отечественной войны был начальником политотдела военной комендатуры г. Вены.

Награжден орденами и медалями. [167]

Приказ №1

Вена, столица Австрии, еще в грохоте взрывов, в огне и дыму. Неподалеку от собора святого Стефана наши самоходные орудия ведут бой с последними фашистскими танками. Где-то совсем рядом, в соседнем переулке, вспыхивает горячая скоротечная рукопашная схватка. А на стенах домов, покрытых оспинками от пуль, черными языками копоти и серым пеплом, уже висит приказ № 1:

«В целях поддержания нормальной жизни и порядка в пределах города Вены и в ее окрестностях приказываю:

1. Вся власть принадлежит мне, как представителю Верховного командования Советской Армии. Распоряжения коменданта Советской Армии являются для населения обязательными и имеют силу закона.

2. Все законы, которые были изданы после 13 марта 1938 года, отменяются. Функции гражданской власти будет исполнять назначенный мною временный бургомистр.

3. Все владельцы торговых и промышленных предприятий должны продолжать свою деятельность. Рабочие, крестьяне, ремесленники и другие граждане должны [168] оставаться на своих рабочих местах и местах жительства и продолжать нормально работать.

4. Всем клиникам, больницам и коммунальным предприятиям в интересах населения немедленно приступить к работе.

5. Торговля продуктами питания и товарами широкого потребления объявляется свободной.

6. «Национал-социалистическая Германская рабочая партия» (НСГРП) и все примыкающие к ней национал-социалистические организации распускаются. Рядовым членам нацистской партии объявляю, что они не будут преследоваться за принадлежность к этой партии, если будут лояльными по отношению к Советской Армии.

7. Все немцы германского подданства в возрасте от 16 лет должны зарегистрироваться в соответствующей комендатуре.

8. Население должно сдать в комендатуру все имеющееся оружие, боеприпасы, военное имущество, радиоприемники и передатчики или сообщить о месте их нахождения.

9. Передвижение гражданских лиц и транспорта разрешается с 7 до 20 часов по среднеевропейскому времени.

10. В ночное время в обязательном порядке соблюдать затемнение.

Невыполнение хотя бы одного пункта этого приказа рассматривается как враждебное по отношению к Советской Армии действие. Виновные лица, а также лица, которые способствовали им или укрывали их, будут караться Военным трибуналом.

Военный комендант города Вены.

12 апреля 1945 года».

У расклеенных приказов, пахнущих свежей типографской краской, с утра до вечера толпятся венцы. Здесь чиновники, торговцы, рабочие, служащие, врачи, инженеры, ремесленники, домашние хозяйки, спекулянты, воры, бежавшие из тюрем, замаскированные фашисты.

Молча, внимательно, по нескольку раз перечитывают они приказ, стараясь в этих суровых, по-военному лаконичных, строках прочесть свою судьбу, будущее Вены, завтрашний день своей страны. [169]

Потом расходятся по домам, чтобы в кругу своих близких, за плотно занавешенными окнами задать себе все тот же вопрос:

— Что ждет их завтра? Что будет с их родной Веной, с Австрией?..

Дом на Рингштрассе

Смолк наконец грохот орудий над проспектами Вены: советские войска продолжали наступление в глубь Австрии. Только по ночам изредка доносились глухие раскаты залпов, да небо на горизонте полыхало зарницами далеких боев.

И, пожалуй, только сейчас, в этой непривычной тишине, особенно отчетливо увидели мы, работники военной комендатуры, как смертельно искалечен, изуродован город.

Нет, не бои в австрийской столице нанесли ей самые тяжелые раны. Это фашисты, уходя из Вены, сделали все, чтобы парализовать жизнь в городе.

Они вывезли продовольствие, а то, что не могли взять с собой, уничтожили. Они разрушили мосты через Дунай и Дунайский канал и отрезали Вену от страны. Они взорвали электростанции, вокзалы, депо, газовый завод, водокачку, коммунальные предприятия. Спасая свою жизнь, угнали весь городской транспорт.

Они уничтожили, разрушили, сожгли, взорвали все, что как-то могло быть использовано нами. И даже ни на минуту не задумались о судьбе многих тысяч венцев.

Город был смертельно парализован. Из его ран сочилась кровь. Требовалось как можно скорее залечить эти раны, вдохнуть жизнь в умирающую Вену.

Это, конечно, не под силу одной военной комендатуре. И Военный совет 3-го Украинского фронта посылает в столицу Австрии дивизии своих бойцов. Советские солдаты, пришедшие сюда с тяжелыми кровавыми боями от стен Ленинграда, с берегов Волги, с предгорий Кавказа, должны совершить новый подвиг: вместе с патриотами Вены, кому по-настоящему дорог их город, возродить из огня, пепла, столицу страны, которая еще вчера воевала с ними, которую ценой тысяч своих жизней они освободили от фашистов.