РАЗБОЙНИКИ{215}
У народа Прикарпатья нет своих национальных традиций, нет письменной истории. Но можно не сомневаться, что рано или поздно она будет создана; придет время — и где-нибудь в средневековье отыщется даже некий богатый землевладелец (мужественный полководец, основатель монастырей, покровитель наук и искусств), которому поставят конную статую на одной из площадей Ужгорода. Имя его будет произноситься так часто, так почтительно и благоговейно, со столь многозначительными намеками и многочисленными титулами, что оно вскоре окутается мистическим туманом и уже само по себе окажется способным пробуждать гамму чувств, необходимую в интересах современной или будущей политики. Но этого еще не случилось, и у народа Прикарпатья нет официальных героев.
И все же у него есть свои герои. И они гораздо привлекательнее всех этих средневековых рыцарей, восседающих на конях, вдев ноги в стремена, с мечами на боку. Подлинные герои Прикарпатья — это разбойники. Они живут в воспоминаниях, в песнях, в народных преданиях и рассказах. Скажем прямо: достоверность их существования ничуть не большая, чем официальных героев. Человеку свойственно неукротимое стремление к справедливости. Он таит в себе глубокий протест против строя, который отказывает в ней людям. И неважно, обвиняет человек в несправедливости общественное устройство или сам порядок вещей в этом мире. К тому же людям свойственно удивительное пристрастие к воспоминаниям, вымыслу и различным превращениям, в них всегда живет желание, хотя бы в сказке, придать себе черты, которых им недостает. Все вместе это и составляет основу легенд о героях всех времен, всех вероисповеданий, наций и классов. Относится это и к разбойникам, которые были героями бедного люда в средние века. И если смотреть на дело только с такой точки зрения, нам, право, не пришлось бы слишком задумываться, как быть с реальным существованием этих героев. Ведь куда интереснее заглянуть в мастерскую человеческого духа (или по крайней мере попытаться сделать это), чем исследовать деятельность какой-нибудь исторической личности, заведомо зная, что она не стоит вашего внимания. Но мы изучаем Прикарпатье. И здесь нам многое смогут объяснить и сами разбойники и легенды, которые создал о них народ.
Кто такие разбойники?
Прежде всего это корыстолюбцы. Часто — люди с неясными политическими и социальными устремлениями, свойственными простому народу. Всегда фигуры трагические. Ибо они никогда не могли даже приблизиться к своим целям и не пошли дальше первых шагов на пути собирания сил и организации, которая только и делает возможным превращение толпы в войско и атамана в вождя. И всегда это жертвы, потому что умирали они от руки палача, из-за коварства друзей или измены возлюбленной.
Закон видит в них преступников. Это бунтари, которых не терпит ни один общественный строй. Убийцы, поджигатели и грабители.
Официальное право их осуждает, но природное правовое чутье угнетенного люда оправдывает. Ибо они — выразители народного стремления к справедливости и жажды слабых стать сильными, пусть только на минуту и ценой собственной жизни; они — воплощенная ненависть и месть народа.
Уже много столетий нет разбойников на Западе. Основатели дворянских родов и монархических династий, собственно, уже не разбойники, поскольку, достигнув своей цели, они потеряли право на это почетное звание и исчезли из памяти народа. А с настоящими разбойниками быстро окрепшая на западе Европы государственная и монаршья власть сумела справиться. Совсем не то на Балканах и в Карпатских горах. И если балканские гайдуки{216}, постоянно вовлекаемые в политическую борьбу, уже в минувшем столетии превратились в военную и политическую организацию, то прикарпатские разбойники сохранили свой первоначальный облик и до наших дней. Украинский народ называет их «опришками». Это как-то более резко, чем в чешском языке, подчеркивает разницу между грабителями, которых привлекает только добыча, и разбойниками, то есть подлинными или мнимыми народными мстителями и борцами за социальную справедливость.
Современное Прикарпатье — край мало населенный. Его дремучие леса, скалы и пропасти как бы нарочно созданы для разбойников. Особенно удобны в этом отношении Черные Горы на востоке Прикарпатья, которые до недавнего прошлого лежали на рубеже трех государств — Польши, Румынии и Венгрии. Здесь разбойники могли найти достаточно убежищ, а, спасаясь от преследования, за несколько часов достигали территории другого государства.
Разбойничество в Карпатских горах и областях, примыкающих к ним, имеет давнюю традицию. Уже в конце пятнадцатого столетия история называет имя буковинского крестьянина Мухи, грабившего дворянские поместья между Галичиной и Рогатином и захватившего на короткое время городок Снятин. Под его началом было девятьсот человек. А с такой силой в ту пору можно было осуществлять и политические планы, и уж во всяком случае по численности его дружина превосходила обычные разбойничьи шайки. Против Мухи было направлено дворянское ополчение Галичины, но схватить разбойника не удалось. Только позднее, в полном соответствии с мотивом, вновь и вновь повторяющимся в разбойничьих легендах, он был предан своей возлюбленной, взят в плен и замучен в Кракове.
Люди, бежавшие в горы от панского гнета, чумы или войны, дезертиры из самых различных армий, наемные солдаты, которым не заплатили жалованья, и, разумеется, преступники, спасающиеся от дыбы и виселицы, — вот из кого состоят отряды карпатских разбойников. Они разоряют и поджигают панские поместья, мстят за свои обиды, истребляют панов и богатых евреев, грабят и убивают купцов, взимают большие денежные откупы, завербовываются в войска разных магнатов, а иногда выступают и в качестве действительно революционной военной силы, как это было во время восстания Богдана Хмельницкого против польской шляхты. Так обстояло дело в течение шестнадцатого и семнадцатого столетий, и разбойничество становится характерным явлением для края, расположенного у подножья Карпат.
Но своей наибольшей славы оно достигло в середине восемнадцатого столетия. Это эпоха наиболее тяжелой эксплуатации крестьянства и вместе с тем период глубокого политического кризиса в Польше, Венгрии и Румынии. В Польше после междоусобной войны Августа II со Станиславом Лещинским и при Августе III царит анархия; в Венгрии догорают последние очаги восстания Ференца II Ракоци{217}, а вторая турецкая война и вооруженная борьба Карла VI за престол{218} вызывает в стране новые беспорядки; Румыния после войны с Россией охвачена волнениями{219}. А поскольку войны поглощают и много денег и много людей, угнетение крестьян становится невыносимым. В ту пору, области по обе стороны Карпат кишат разбойниками. Уже тогда назревают социальные и моральные предпосылки восстания против польской шляхты, для «резни» 1768 года{220}. Во время этой страшнейшей вспышки народного гнева за короткий период было убито двести тысяч панов и их прислужников, богатых евреев и римско-католических попов. В эту эпоху вырастает фигура разбойника Олексы Довбуша, народного героя, наиболее правдоподобного и исторически достоверного Яношика{221} Полонинских Карпат, до сих пор прославляемого в многочисленных легендах, сказаниях, песнях.
О настоящем Олексе Довбоше, Добоше, Довбуше или Довбущуке у нас есть довольно подробные сведения из протоколов станиславского суда. Сам Олекса никогда не судился, но в Станиславе велось кровавое следствие над членами его дружины и преемниками.
Карпатским разбойникам, в том числе и Олексе Довбушу, посвятил свою статью «Опришки» доктор Юлиан Целевич{222}. Она напечатана в XIX томе «Русинской исторической библиотеки» (Львов, 1897), и исторические даты настоящего очерка заимствованы из нее.
Олекса Довбуш, сын печенежинского батрака, рано уходит в разбойники и уже в 1738 году возглавляет группу «черных хлопцев». Он разоряет и поджигает дворянские поместья, убивает и грабит дворян, богатых евреев и купцов. Крестьян он не обирает, но иногда убивает их или поджигает дома либо из мести, либо за отказ подчиниться его распоряжениям. Случается, что он нападает и на целые деревни, жители которых позволили завербовать себя в отряды «смоляков»{223} или «пушкарей»{224}, посылаемые для его поимки. Сначала Довбош разбойничает вместе со своим братом Иваном, но весной 1739 года, в ночь на страстную субботу, в родной деревне между ними произошла пьяная драка. Олекса был ранен в ногу и с тех пор хромал до самой смерти — подробность, которая неоднократно встречается в преданиях о нем. Когда оба брата лежали в корчме, пьяные до бесчувствия, произошел случай, частично объясняющий нам, почему Олекса Довбош, под началом которого никогда не было более тридцати человек, мог в трех государствах грабить и сеять ужас в течение целых семи лет (эта цифра также часто повторяется в посвященных ему легендах). Как раз в ту пору через Печенежин проезжал панский подстароста Рушель. Еврейка — хозяйка корчмы — рассказала ему, в каком беспомощном состоянии находятся оба разбойника: их мог бы связать и малый ребенок. Но Рушель ответил ей: «Зачем я стану их связывать? Мне они никакого вреда не причинили». Как это следует из других судебных протоколов, панский служащий Рушель был подкуплен Довбошем. После ссоры братья разошлись. Олекса остался разбойничать в Кутском округе и на Гуцульщине, а Иван отправился к бойкам{225} в Галичину, где и умер. Перед смертью он завещал церкви свой разбойничий нож, на одной стороне рукоятки которого было вырезано: «Иван Довбущук, славный разбойник с гор, оставил перед смертью этот нож церкви в Бенешках», а на другой стороне: «Этим ножом Довбущук убил…» — имя неразборчиво.