Послышался раскатистый смех ярла.

— Тот, кто киснет дома, никогда не увидит, какие чудеса бывают на свете.

Он махнул рукой, и фокусник исчез так же мгновенно, как и появился.

Снова выпили за здоровье ярла.

— Бьёрн Скальд[51]! — раздались голоса. — Сложи хвалебную песнь в честь ярла!

Бьёрн затянул потуже пояс и вышел из-за стола. В очаге ярко вспыхнул огонь, и огромная тень скальда упала на бревенчатую стену. Громким голосом произнес он хвалебную песнь. Бьёрн назвал ярла отважным викингом, непобедимым воином, меч которого не ведал промаха. Под конец скальд искоса глянул на золото, лежавшее грудой перед ярлом, глаза его загорелись, и он закончил песнь такими словами:

— Ярл щедрый властитель и золотом скальда богато одарит!

— Эту же песнь он произносил после прошлого похода, — прошептал старый Ховард и опустил голову, пряча в бороде улыбку.

— Ярл такого не замечает, — шепнул сосед Ховарду. — Он падок на похвалу, даже если слова и не новы.

Ярл, по-видимому, был глубоко тронут. Он знаком подозвал скальда к себе и стянул с руки золотое запястье.

В дальнем конце гридницы из-за стола поднялся парень, который еле держался на ногах.

— Плохие стихи ты сложил, Бьёрн. Они старые, ты только изменил в них названия мест.

Грудь Бьёрна надулась, словно парус. Глаза под нахмуренными бровями налились кровью. Он подался в сторону юноши, схватил рог с медом и выплеснул его в глаза обидчику. Потом выхватил нож.

— Успокойся, Бьёрн! — закричали викинги. — Разве ты не видишь: парень хватил лишнего и сам не помнит, что говорит!

— Он оскорбил меня! — рявкнул Бьёрн. — Даром это никому не проходит!

Парень пригнулся, но Бьёрн оказался проворнее. Нож уже вонзился парню в плечо.

В гриднице начался переполох. Женщины визжали, дети испуганно жались к стенам, кто-то бросился на Бьёрна и скрутил его, другие занялись раненым, который корчился и стонал от боли.

— Пошлите за Вороной! — крикнул кто-то. — Позовите сюда эту колдунью!

Два человека тут же скрылись в темноте. Они поскакали прямо к Злым Горам, где жила Ворона. Ее дом назывался Вороньим Гнездом, потому что там жили лишь вороны, облюбовавшие этот склон.

Сигурд задрожал, когда увидел Ворону: сгорбленная, в черном платье, большой платок почти целиком скрывает лицо. Сигурд знал, что в мешочке, который Ворона носит на шее, хранятся змеиная кожа, волчий коготь и белая человеческая кость. Достав что-то из мешочка, Ворона бросила это в котел с кипящей водой. Люди во все глаза Следили, как она промывает парню рану и поит его. Никто, кроме Вороны, не умел так врачевать раны и болезни. Люди считали, что сама богиня Эйр[52] научила ее этому искусству.

Но жена ярла, гордо вскинув голову и гневно сжав кулаки, покинула пир. Не по душе ей было, что Ворону привели в гридницу ярла.

Через несколько дней после возвращения ярл снова собрался в путь: он должен был посетить свои владения, лежащие на север от усадьбы.

— Возьми меня с собой, — попросился Сигурд. — Мне тоже хочется поплыть с тобой на корабле.

Однако ярл в спешке даже не ответил ему. Его одолевало множество забот. Нужно было погрузить на корабль мешки и бочки, починить парус. Когда все было готово, ярл позвал к себе козлобородого.

— Орм Викинг, — обратился ярл к своему помощнику, положив руку ему на плечо. — Ты первый из моих людей. Усадьбу я оставляю на тебя. Охраняй мое золото, береги рабов и остерегайся коварного врага. Но об одном я особенно прошу тебя: бери Сигурда с собой на луг и учи его владеть оружием.

— Видит Один, что я позабочусь об этом, — сказал Орм Викинг.

Сигурд стоял на берегу залива и смотрел на удаляющийся корабль. Был ясный ветреный день, и большой четырехугольный парус быстро увлекал корабль в открытое море. Вскоре дракар скрылся за мысом. Последнее, что увидел Сигурд, — светлые волосы братьев и их синие плащи, развеваемые ветром.

Сигурд даже заплакал от разочарования и обиды. Всегда он слишком мал, его никогда не берут со всеми. Отец думает только о старших сыновьях. Их-то он всюду берет с собой. И в поход, и за сбором дани, и на тинг[53]. А Сигурд, как сосунок, должен сидеть дома с женщинами.

Он прошел мимо Эдды, которая пряла на крыльце шерсть.

— О чем грустишь, Сигурд? Хочешь, я расскажу тебе нашу сказку? — И Эдда замурлыкала песенку на языке франков.

Сигурд нагнулся и схватил с земли камень. Он ощутил в груди злобную радость, когда камень угодил точно в корзину с шерстью.

На полях ярла наступила горячая пора. День за днем рабы жали хлеб и вязали его в снопы. Солнце обжигало их потные затылки. Зато разные умельцы, работавшие на усадьбе летом, уложили свои пожитки, чтобы двинуться дальше. Когда они покидали усадьбу, Эдда, как всегда, выбежала за ними на дорогу и прокричала им вслед:

— Не забудьте узнать про Торарина Резчика! Про Торарина Резчика разузнайте!

Люди недоумевали, зачем Эдде Торарин Резчик. Но добиться у нее ответа на этот вопрос не мог никто. Даже Сигурд. Стоило ему заговорить об этом, как Эдда начинала бормотать, словно про себя:

— Рабыня не может владеть ничем, но тайну, которую она носит в сердце, у нее не вырвет никто.

Сигурд от скуки слонялся по двору. Он искал, с кем бы ему поиграть. Но дети викингов уже разъехались по своим усадьбам. В страду они должны были помогать взрослым. Не работал только он, сын ярла. В усадьбе ярла хватало рабов, они исполняли самую тяжелую работу.

По двору шел Орм Викинг, поглядывая вокруг придирчивым взглядом. Сигурд испугался. Словно быстроногий олень, помчался он по дорожке, ведущей к конюшне, и рванул дверь.

— Белогривый! — выдохнул он, отвязывая своего коня. — Скачи во весь опор. За нами погоня!

Он взлетел коню на спину, и тот рысью понес его к лесу.

В лесу Сигурд невольно вздрогнул: ведь именно здесь он слышал те странные звуки и видел метнувшуюся тень. Наверно, это был какой-нибудь зверь. Заяц или лисица. Тем не менее Сигурд покрепче прижался к шее Белогривого. Только выехав на освещенную солнцем поляну, он вздохнул с облегчением. Вскарабкавшись по стволу дуба, он устроился на одной из верхних веток.

Далеко внизу Сигурд увидел Орма Викинга, стоявшего на дворе. В руках у него было два боевых топора, мечи и копья, сомневаться в его намерениях не приходилось. Не обнаружив нигде сына ярла, Орм Викинг оставил оружие во дворе и, сокрушенно покачивая головой, ушел в гридницу.

Надежно укрытый ветками, Сигурд был вне себя от счастья. В глубине души он признавал, что должен обучаться воинскому искусству, если хочет стать настоящим викингом. Он понимал, что никогда не сравняется со старшими братьями, если не научится сражаться топором и мечом. И все-таки полная свобода здесь, в лесу, нравилась ему больше всего. Здесь он мог бегать по мягким лесным тропинкам, стрелять из лука. Мог сидеть на своем заветном дубе, откуда открывался вид на фьорд, и на горы, и на безбрежное синее море, где на волнах покачивались корабли, маленькие, словно игрушечные.

Сигурд обвел взглядом все дома на усадьбе и остановился на низкой лачуге, стоявшей далеко за пределами двора. Там он никогда не бывал. Там обитали только рабы — жили, спали, утром и вечером ели кашу, сваренную на воде. Часто, сидя высоко на дереве, Сигурд наблюдал за жизнью этой лачуги. Время от времени он видел там и детей. Чахлые младенцы цеплялись за подолы матерей, словно комья глины. Дети постарше мололи на мельнице зерно или выгребали из свинарника навоз. В доме рабов дети никогда не играли.

Однажды один из братьев Сигурда решил показать свою меткость и выстрелил из лука в раба. Сигурду не забыть, как разгневался тогда отец. Раб, которого ранил брат, был хороший работник. Он стоил дороже коня. Сыновья ярла должны бережно относиться к своему добру.

Раба этого Сигурд запомнил, после того случая он стал хромым и кривобоким. Вообще-то из рабов Сигурд знал только Дигральде. И боялся его. Дигральде походил на медведя, когда, показывая свою силу, поднимал огромный валун, который люди и вчетвером не могли сдвинуть с места. Ярл гордился таким рабом и говорил, что он стоит больше, чем несколько добрых коней.

Все остальные рабы казались Сигурду одинаковыми — опаленные солнцем лица и руки, грязная серая одежда. Они принадлежали усадьбе, словно стадо коров.

Сигурд просидел на дубе до заката. Рабыни потянулись в загон доить коров. Тонкие лучи солнца пробивались сквозь листву.

Сигурд соскользнул с дерева, затянул потуже ремни на щиколотках и, взяв Белогривого под уздцы, двинулся по тропинке, которая вела к дому.

И на этот раз в кустах что-то зашелестело и на тропинке мелькнула тень. Сигурд резко обернулся. Ветки кустов шевельнулись. Сигурд похолодел. Теперь он был уверен, что за ним кто-то следит. Следит за каждым его шагом.

Сигурд вскочил в седло. Плечи его вздрагивали, когда он мчался, прильнув к шее коня и вцепившись руками в его белую гриву.

Когда луна снова превратилась в еле видимый серп, корабль ярла возвратился домой. Много красивых звериных шкур привез ярл с собой, но самой красивой была огромная шкура белого медведя. Люди слышали истории и сказки об этом могучем и свирепом звере, но мало кто верил в его существование. Густую белую шкуру повесили на стене над сиденьем ярла. Голова медведя с крепкими желтоватыми зубами смотрела на людей, словно живая.

Теперь ярл заговорил о поездке на тин г. Пора показать соседям, что у него есть два взрослых сына, которые, в случае чего, смогут постоять за владения отца.

— А я поеду, отец?

Ярл глянул на мальчика, замершего перед почетным сиденьем.

— Нет, Сигурд, ты останешься дома. Путь от усадьбы до тинга слишком опасен, тебе еще рано ездить в такие поездки.

— Мне минуло одиннадцать зим!

Братья расхохотались.

— Одиннадцать зим, а штаны никак не просохнут!

Мать, сидевшая рядом на лавке, нахмурилась.