62

Когда же наконец более чем через час пожар был потушен, над рекой уже безраздельно царила ночь, окутав мглой обгоревшие останки старого парохода, лишь чудом державшиеся на плаву посреди заводи реки Эболы.

Огонь уничтожил почти все запасы продовольствия и сильно повредил каркас надстройки, так что теперь верхняя палуба лишь чудом держалась на обгоревших опорах.

Кроме того, они лишились большей части инструментов и даже запасного мотка верёвки, так что починить то немногое, что осталось, представлялось делом практически неосуществимым. Хотя, в любом случае, ремонт все равно не имел смысла, если не удастся как следует заделать трещины в трубе парового котла.

Перед самым нападением Мутомбо удалось заделать последнюю трещину, появившуюся на трубе, но лопасти колеса вращались теперь с минимальной скоростью, поскольку паровой котёл мог обеспечить лишь двадцать процентов прежней мощности. Этой мощности вполне хватило, чтобы разъярить бегемотов, но было явно недостаточно, чтобы вести пароход вперёд и управлять им.

Вконец измученный бесконечной борьбой с ядом, Райли привалился к опоре, победно улыбнувшись Кармен. Затем, не сказав ни слова, с трудом втащил своё израненное тело на верхнюю палубу, где рухнул в первый попавшийся гамак.

Когда он открыл глаза, то первым делом увидел большой голландский флаг, окаймлённый слева зелёной полосой и прибитый к потолку прямо над головой.

Справа, на обшарпанном столе тёмного дерева, стояла черно-белая фотография с четырьмя бородатыми мужчинами в широкополых шляпах, с винтовками в руках. Они с решительным видом смотрели в камеру. Алексу показалось, что лицо второго справа ему кого-то напоминает.

Тогда он обнаружил, что лежит на койке, в четырёх стенах, а через окно, затянутое порванной москитной сеткой, льётся тусклый свет… И тут понял, где находится: в каюте Верховена.

И тогда он вспомнил.

Вспомнил пожар, бегемотов, разбивших в щепки каноэ дикарей, туземца, ранившего Джека, ярость мангбету и ненависть их вождя, бегство на лодке, смерть Кляйна, отрубленную голову Хадженса, брошенную в грязь…

Кармен.

Он поднял голову в поисках Кармен, но рядом никого не было.

Он навострил слух, надеясь услышать поблизости её голос, но услышал лишь приглушённый шум двигателя да ритмичный плеск колёсных лопастей по воде.

Он хотел окликнуть её, хотел убедиться, что с ней все хорошо, но его губы лишь беззвучно прошептали её имя, а из горла не вырвалось ни единого звука. Последним усилием он попытался поднять руку, словно утопающий, разглядевший на горизонте белый парус, но никто так и не увидел его бесполезного жеста.

И тогда, вынырнув из глубин небытия, Райли наконец-то заснул. Или, точнее сказать, погрузился в воспоминания.

Он вспомнил воскресные дни своего детства в маленьком доме на окраине Бостона.

Вспомнил лёгкие шаги матери по деревянным половицам в утренние часы, когда она бродила по дому, занимаясь уборкой и разжигая на кухне дровяную печь, и напевала при этом испанские песни о далёких портах и заезжих моряках, которые уходят, чтобы никогда не вернуться. Лёжа в кровати, маленький Алекс мысленно переносился в далёкий порт Кадис в экзотической Андалусии, где когда-то высадился его отец и, как в этих старинных песнях, безумно влюбился в его мать с чистым голосом и тёмными глазами и больше с ней не расставался.

Он вспомнил запах только что сваренного кофе, скрип половиц внизу — верный признак, что сейчас послышатся другие шаги — тяжёлые и степенные. Алекс внимательно слушал, как внизу, на кухне, негромко переговариваются родители. И когда сквозь закрытую дверь до него доносился серебристый смех матери, он знал, что сегодня будет хороший день.

Он вспомнил хрустящие гренки с кленовым сиропом, которые его мама называла торрихас, лёгкий фруктовый запах отцовского табака, его суровый голос, грозно вопрошающий, почему сын до сих пор не встаёт.

Но тут он вспомнил — или увидел во сне — другие дни, когда в доме не было ни смеха, ни запаха табака, ни торрихас. Дни, когда на рассвете тяжёлые морские башмаки отца стучали по ступенькам лестницы, ведущей в его комнату, и когда он, ещё в полусне, чувствовал прощальное прикосновение губ отца к своему лбу. Затем отец выходил из комнаты и закрывал за собой дверь, стараясь при этом, чтобы не скрипели петли. И уходил, и Алекс знал, что не увидит его много дней, недель и даже месяцев и однажды настанет день, когда он поймёт, что больше никогда не увидит отца.

Это были скверные дни.

Едва успев об этом подумать, он вновь провалился в бездну небытия.

Когда он снова проснулся, рядом горел керосиновый фонарь, озаряя окружающее пространство тусклым жёлтым светом и рисуя причудливые тени на стенах маленькой каюты. Над рекой стояла глубокая ночь.

Во рту пересохло, а подушка под затылком была, напротив, сырой от пота. Райли провёл шершавым, как мочалка, языком по губам, несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать взгляд, а потом поднёс левую руку к лицу и потёр глаза.

Резкая боль пробежала по телу от култышки пальца к позвоночнику, словно в него ударила молния.

— Черт! — проворчал он, рассердившись на себя за неуклюжесть.

К его удивлению, рядом зашевелилась Кармен, подняв голову с подушки. Он никак не мог вспомнить, как она оказалась в его постели.

— Что случилось? — в тревоге спросила она. Её глаза были широко раскрыты, а волосы в беспорядке падали на лицо.

Впрочем, о том, что случилось, долго гадать ей не пришлось — достаточно было увидеть, как Райли, стиснув зубы, сжимает правой рукой левую.

Кармен коснулась ладонью его лба и слегка улыбнулась.

— Температура у тебя спала, и выглядишь ты совсем неплохо, — заключила она, вполне довольная увиденным. — Как ты себя чувствуешь?

Алекс закрыл глаза, словно пытаясь понять, как же он себя чувствует.

— Хреново, — ответил он и, заглянув в чёрные глаза Кармен, добавил: — Но я рад тебя видеть.

— Я тоже очень рада, — улыбнулась она.

Райли протянул руку — погладить её по щеке и убедиться, что она ему не снится, но рука застыла в воздухе, так и не решившись к ней прикоснуться.

— А Джек? — спросил он в тревоге. — Где он? Или он… — Райли так и не смог договорить.

Кармен ответила рассеянной улыбкой.

— Он жив, — поспешила она ответить. — Но состояние неважное. У него высокая температура, и пульс очень слабый. Думаю, рана загрязнена.

— Я должен пойти к нему, — заявил Райли, пытаясь подняться, но, едва он поднял голову, как она закружилась и снова упала на подушку.

— Лежи, не вставай, — велела Кармен. — Тебе нужно набраться сил.

— Но я должен… — вяло возразил он.

Кармен положила руку ему на грудь, заставив лечь.

— Ты все равно сейчас ничего не можешь для него сделать, — сказала она. — У нас нет пенициллина, и хотя Мутомбо продезинфицировал рану… — тут она устало вздохнула, — его необходимо доставить в больницу.

Не было необходимости добавлять «в Леопольдвиль». Как и напоминать, что он находится в сотнях километров ниже по течению. А также о том, что, даже если они пойдут полным ходом, то все равно не успеют…

И в этот миг Алекс понял, что двигатель опять не работает.

— Мы стоим! — воскликнул он, не веря своим ушам. — Какого дьявола мы стоим?

— Мутомбо говорит, что идти по реке ночью слишком опасно.

— Мутомбо говорит? — переспросил он, снова пытаясь подняться на ноги. — Что он о себе воображает? Какое он имеет право решать?

Кармен снова толкнула его, заставив лечь.

— Сейчас он капитан, — вздохнула она. — Он лучше знает пароход и реку, а кроме того, он единственный из нас способен держаться на ногах без посторонней помощи.

— Но мы должны как можно скорее доставить Джека в больницу, — возразил Райли.

— Конечно, — согласилась она. — Но если мы потонем или сядем на мель, тогда твой друг точно не выживет. А возможно, и ты тоже.

— Пусть так, я готов рискнуть, — без тени сомнения заявил Алекс.

Кармен приподнялась на кровати, и Алекс увидел прямо перед собой её великолепную обнажённую грудь.

— Ты, может быть, и готов рискнуть, а вот я — нет. И Мутомбо тоже. И даже Джек с нами согласен.

Алекс покачал головой, глядя Кармен в глаза.

— Меня это не волнует, — ответил он, повышая голос. — Я капитан… — внезапно он замолчал, увидев, что Кармен иронично приподняла бровь. — О черт!..

— Вот именно. Сейчас мы не на «Пингарроне», — напомнила она, хоть в этом и не было необходимости. — Здесь командует Мутомбо, а ты — всего лишь больной пассажир. К тому же вконец измученный.

Райли огорчённо цокнул языком, осознав, что на «Короле буров» капитан вовсе не он, хотя и следовало предполагать, что рано или поздно ему на это укажут…

И тут что-то ударилось о борт.

Что-то большое и тяжёлое.

Кармен с Алепксом встревоженно переглянулись.

Кармен хотела что-то сказать, но Райли прижал палец к губам.

Прошла секунда. Затем другая. Третья.

Затем послышались шаги.

Несколько человек крадучись пробирались по нижней палубе.

— Нет, нет, нет… — прошептала Кармен.

Затем снизу послышались тихие голоса.

Райли попытался подняться, и тут головная боль пронзила затылок, словно в него вбили раскалённый гвоздь; однако он взял себя в руки и зашарил взглядом вокруг в поисках оружия.

— Винтовка у Мутомбо, — напомнила Кармен, словно угадав его мысли.

— Черт! — выругался Алекс. — И хоть бы завалящий перочинный ножик в этой чёртовой каюте!

Тут он услышал, как проснулся рулевой «Короля буров» и что-то прокричал на лингала. Это был сигнал тревоги.

Послышался шум борьбы, затем глухой удар об пол, словно от падения чьего-то тела. А потом — тишина.

— Это они, — прошептала Кармен, не сводя глаз с двери; лицо её побледнело от ужаса.

— Одевайся. Скорее! — велел Алекс.

Она тут же потянулась за одеждой, висевшей на спинке стула. Но было уже поздно.

Шаги раздавались уже на трапе и остановились наверху.