И, разволновавшись, я нарушила просьбу моего отца, закрывшись-таки широким длинным рукавом.

На следующий день, 4-ый день Пятой луны, шел противный сильный дождь. Стало прохладнее. Служанки, пришедшие нарядить меня, рассказывали, что вчера воины из Шести служб сторожевой охраны украшали носилки полынью и аиром, да ставили по обе стороны лестницы дворца Сисиндэн. А сегодня балки всех дворцовых зданий будут выстилать аиром и полынью, ведь завтра праздник 5-го дня Пятого месяца!

— Но для чего? — удивилась я.

— Эти травы отгоняют злых духов, беды и болезни! — серьезно ответила девушка, что была выше остальных.

А в празднество 5-го дня Пятой луны перед дворцом императора проводили состязания по стрельбе верхом. Погода выдалась хорошая. И отец туда с утра ушел. Он заходил ко мне, в одеяниях с узором из листьев аира. С украшенным живыми стеблями аира головным убором. Мне принес несколько мешочков из парчи, украшенных пятицветными шнурами. Кусуда-ма, внутри которых были измельченные аир и полынь. Велел подвесить их к столбам здания, где я живу. И не снимать до 9-го дня Девятой луны. Сказал, что они меня охранять будут, от демонов и болезней. И, хотя это был старый обычай, мне на душе стало легко и тепло от его заботы обо мне. И кусуда-ма я привязывала к столбам сама.

Служанки говорили, что отец в тот день допоздна засиделся в императорском дворце. Но, впрочем, не мое это дело. Хотя, признаюсь, я бы и сама хотела бы пройтись по павильонам императорского дворца. Там, кажется, должно было быть еще красивее, чем здесь. Не то, чтобы я хотела… Не то, чтобы я хотела стать такой же богатой, как люди из императорской семьи. Но это же интересно, как все выглядит там? В покоях потомка самой солнечной богини?..

Отец, старший дядя и дружелюбная госпожа из Восточных покоев взялись обучать меня игре на кото и бива, рассказывать мне о разных тонкостях этикета.

Я впервые вышла из отцовской усадьбы в 15-ый день Пятой луны. Первый мой выход из дома случился в день одного из великолепнейших праздников страны, день Аой мацури! Или же, как его прежде называли, Праздник Камо, за то, что он устраивался на территории двух святилищ Камо, верхнего и нижнего.

Пятая луна коварна и приносит много влаги. Часто идут ливни, порою даже выпадает снег. Из-за обильных дождей порою случаются даже наводнения, наносящие много разрушений, причиняющие немало бед людям.

В один год наводнений случалось ужасающе много, а разрушения из-за них были воистину чудовищными. Во всех храмах умоляли богов смилостивиться и более не губить людей, молили о прекращении дождей. Некоторые уверяют, что бедствия случились неспроста, ибо люди в ту пору недостаточно почитали богов и много-много грешили, а боги решили наказать их. Иногда даже говорят, что все эти бури, ливни и наводнения устроили сами боги святилищ Камо. Так или иначе, то ли чтобы отблагодарить богов, избавивших людей от стихийных бедствий, то ли еще прежде, чтобы вымолить защиту и прощение, богам были поднесены листья мальв. Листья аой имели особую форму и обладали чудодейственной силой. Богам подношение понравилось или они сочли, что люди достаточно уже наказаны. И дожди прекратились, а вода перестала крушить все на своем пути, улеглась добрее. С той-то поры стали праздновать Аой мацури, в благодарность заступникам-богам.

Несколько сотен людей, из знатных семей и слуг, собрались в императорском дворце Госе к часу змеи. И в середине часа змеи роскошная процессия отправилась через город, вдоль реки Камо, к святилищам Камо. Возглавлял процессию императорский посланник, родственник микадо, ехавший на породистой лошади. За родственником императора следовала громадная повозка гисся, с двумя огромными колесами, в которую был запряжен черный бык. Деревянная, покрытая черным лаком, с орнаментом из листьев аой. Крыша ее была наподобие пагоды храма, с нее нежно-сиреневыми ручьями стекали гроздья цветов глициний, переплетенные с листьями мальвы. Спереди и по бокам повозку прикрыли золотистыми циновками. Гисся напоминала жилище с дверями и окнами.

На черной шкуре быка и на повозке, покрытой черным лаком, ярко выделялись переплетения оранжевых шнуров и многочисленных больших кистей. Быка за два больших оранжевых каната торжественно вели два мальчика в оранжевых одеждах, с вытканными зелеными листьями мальв. Головы мальчиков были ничем не прикрыты. Им помогала свита императорского посланника: люди, одетые в белое, украшенные листьями аой, в соломенные сандалии обутые. На головах у них были черные шляпы эбоси, сделанные из накрахмаленного шелка или бумаги, да сверху покрытые черным лаком. Шляпы без полей, с высокой тульей и двумя шнурами под подбородком.

Следом за ними катилась повозка с принцессой, которая станет жрицей в Камо, сопровождающие ее родственники из императорской семьи, да высшие придворные. Все в парчовых костюмах с красивыми набивными сложными рисунками. Верхние одеяния мужчин отличались лишь по оттенку, светло-пурпурному или потемнее, а нижние одеяния у всех сшиты из белого шелка-сырца. У некоторых, впрочем, шла яркая кайма вдоль подола или даже расцветка была пестрая-пестрая, или просто полосатая.

— Где-то среди них идет наш господин, — шепнула мне взволнованно госпожа из Восточных покоев.

Но, как я не вглядывалась в лица аристократов, проходящих и проезжающих мимо нас в повозках с быками и на лошадях, я не смогла разглядеть моего отца.

После аристократов шли уже воины, музыканты и танцовщицы. Несколько мужчин несли огромные красные зонтики, пышно украшенные цветами, такие тяжелые, что их приходилось держать обоими руками. Ради хорошего урожая, расцвета природы, юности и новой жизни.

Мы, впрочем, не ходили к дворцу Госе, а дожидались торжественного шествия на улице. Я, жены моего отца, прочие родственники, слуги. И, чуть позже показались два моих брата. Мы любовались пышной яркой процессией, а потом отправились следом за ними.

Сначала останавливались в храме Симогамо, затем двигались в храм Камигамо.

В 15-ый день Пятой луны я впервые увидела танцы.

Под звуки гонгов, барабанов и бамбуковых флейт люди в красных одеждах танцевали адзума-асоби. С песнями. С песнями во время танцев.

— Сейчас начнется танец суруга, — шепнула мне госпожа Северных покоев, — Когда-то в провинцию Суруга спустилась небожительница — и показала этот танец тамошним людям.

Надо же! Танец, подаренный богиней! И я смогу увидеть его! Вот, значит, как танцуют в небесной стране боги!

Музыканты сменили ритм — и танец богов начался. Впрочем, несмотря на завораживающие движения танцоров, за ними выделялись и сами музыканты, в лиловых одеждах, со шлейфами, на которых выткали животных.

В усадьбу мы вернулись уже к вечеру, в час петуха или даже в час собаки. Я только-только в своих покоях прилегла, на кимоно, что оставила с утра, только-только глаза прикрыла, как меня уже разбудили легким касанием к плечу.

— Не спи, Хару, — сказала с улыбкой госпожа Восточных покоев, сидящая возле моей постели, — Мы собираемся на совместную трапезу.

Ох, сегодня все соберутся вместе? И даже приглашают меня? Как тут можно спать?..

Она скрылась, шурша одеждой. Сменить наряды, на которых осела дорожная пыль. За ней изящно поспешили ее шесть молоденьких прислужниц. И я торопливо последовала ее примеру. Уже успела обрядиться в три кимоно аой-гасанэ, зеленые и украшенные вышивкой сверху, с гладкой лиловой подкладкой — ведь сегодня же праздник мальвы — как вбежали мои служанки. И, ворча, что я утруждаю себя, а девушке из знатной семьи это не подобает, стали одевать меня сами. Поверх двенадцатого кимоно они надели на меня вышитую шелковую накидку коутики, зеленую. Причесали меня. От волнения старшая из них случайно дернула мои волосы слишком сильно. Мне было больно, но я промолчала. В обычное время они были осторожны, но сегодня был Аой мацури, и мы все были переполнены новыми ощущениями, все волновались.

Вся семья собралась в просторном помещении в Северных покоях. Точнее, почти вся, ведь одной женщины, так и не ставшей женой отца, среди нас не было и никогда уже не будет. Или же моя бедная мать была не единственный возлюбленной отца, которую он навещал?

Когда я медленно шла по коридору, и, притворяясь спокойною, посматривала сквозь приоткрытые или в спешке распахнутые седзи на роскошное убранство покоев главной жены отца, сердце мое обжигало пламя злости. Адское, нестерпимое. О, в какой красоте жила все эти годы госпожа Северных покоев! Да, ей было четырнадцать, а отцу двенадцать, когда их родители устроили их свадьбу. Она пришла в его жизнь раньше моей матери и меня. Но почему?.. Чем она хороша? Она живет в достатке, купается в роскоши, но мама… О, моя бедная мама!

Однако же, увидев главную жену отца, я попыталась ей улыбнуться и низко поклонилась. Она — хозяйка этого поместья. И, когда мне будут искать жениха, слово ее будет весомо. Она может устроить так, что меня отдадут молодому чиновнику, назначенному в дальнюю провинцию — и я, быть может, никогда уже не вернусь в столицу. Или может посоветовать нашему господину отдать меня старому, совсем старому чиновнику. И, может быть, даже не первой женой. Может быть, только одной из наложниц, которую его жены, более старшие чем я по статусу, будут меня обижать.

Когда мы все расселись — дамы за ширмами и занавесами, а мужчины открытые друг другу — и когда дождались отца, сменившего одежды, но по-прежнему носящему эбоси, слуги внесли крохотные маленькие столики на ножках, а на них — море разнообразных маленьких тарелочек, лакированных, кое-где даже с золотыми узорами или пылью золотой, безумно красивых. Я смотрела на них, как зачарованная! Впрочем, еда, разложенная на них, была сама по себе тоже очень хороша. Когда передо мной поставили поднос — передо мной последней из присутствующих господ, как самой младшей по возрасту и статусу — мне мою еду страшно было есть, до того она была красивая!