БЛОК СОБЫТИЙ № 3 (Фройляйн Эльза собственной персоной)
«…Возможно, то, что я делаю сегодня, надиктовывая очередной фрагмент в свой секретный дневник, — необходимая мне разрядка. Возможно — просто глупость, ибо как ещё можно назвать столь упорное собирание компромата на саму себя? Уж так получилось, что все мои записи имеют настолько сильный аромат распущенности, что это можно легко почувствовать и без повышенного сенсорного коэффициента, и с пониженным, и даже вообще без оного. Да-с, пространные откровения Эльзы фон Хётцен до безобразия похожи на её деяния: капризный эгоизм сразу бросается в глаза, а вот добавочка здорового практицизма как-то не улавливается…
Но и милые родственнички тоже хороши! Заболели «куриной слепотой» да ещё этим и гордятся! Противно видеть, как их нелепый энтузиазм растет прямо пропорционально количеству новых знакомств, тогда как мною всё больше овладевает пессимизм, порой переходящий чуть ли не в страх. Но ведь мужчинам подавай доказательства и такие, которые можно пощупать и взвесить, а не женские эмоции, пусть даже научно признанные и давшие в свое время решающую прибавку в тридцать с лишним пунктов к числу моих настоящих и далеко не выдающихся способностей. В последние месяцы мой родитель вспоминает об этом только тогда, когда сочтёт нужным. Наверное, он и впрямь потерял голову от обилия свалившихся с неба ого-го-возможностей, а тут возникаю я со своим карканьем: «Обманка, мираж!»
Ладно, прекращаю ныть и перехожу к описанию фактов.
«Дело № 5: "По следам Святогора". Фрагмент № 3»
Сразу оговорюсь, что это эффектное, в старинном духе, название пришло мне в голову совсем недавно и здесь, а дома я надиктовывала информацию под обычными порядковыми номерами. Но и тут я не оригинальна: легендарное имя «Святогор» было упомянуто начальником здешней Станции в одном из его поразительных рассказов. Я заинтересовалась — пришлось несколько раз подтолкнуть моего лопоухого братца, упустившего такую изюминку. А ведь это его работа, и он обязан их собирать по одной и даже по половиночке для нашего общего информационного пирога! Правда, Ромка поспешил исправить свою оплошность и вскоре явился от Ладвина с загадочным видом. Было ясно, что вся слава от находки должна принадлежать исключительно ему. И на здоровьечко, ибо приволок он всего лишь псевдолегенду, причём словно специально состряпанную для ублажения трёх доверчивых дурачков. Мой отказ войти в эту отнюдь не гипотетическую троицу и ехидные намёки были расценены — подумать только! — как обычная женская зависть и чрезмерная придирчивость, после чего мужской дуэт принялся увлечённо делать выводы и проводить параллели. При этом вовсю шло размахивание руками, перебивание друг друга и полное игнорирование моей молчаливой оппозиции. Поэтому мне пришлось показать им нос и усесться в сторонке с презрительно-скучающим видом. На самом же деле я усиленно размышляла: кто же это осмелился с первого дня так откровенно морочить нам головы? Проверить подлинность материалов библиотеки Станции было трудно, но я не сомневалась, что кое-какие из них сварганены наспех. Мне пришло на ум, что мы, почти ни в чём ещё реально не разобравшись, уже охотно верим самым невероятным россказням. И такой вот пунктик: наше откровенное любование своим карьеризмом и до бесстыдства наглое пренебрежение к интересам государства могут быть здесь истолкованы иначе, нежели нам представляется. Ведь что, на самом деле, мы знаем — и не о таинственных обитателях планеты, а о наших же соотечественниках, вынужденных прозябать на этой ничтожной Станции? Да ничего! Они могут быть и глупы, и равнодушны, а могут и озлобленно ненавидеть любое постороннее начальство. Уж слишком доверчиво кивал головою в знак согласия Иоганн Ладвин, когда мы путали его всякими хитрыми недомолвками; слишком быстро изложил он концепцию своего жизненного пути, которая заключалась единственно в желании счастья любимому сыну и в надежде на скорую отставку с прилично обеспеченной старостью. Смех да и только! У него было бурное, боевое прошлое, честолюбивые планы; несомненно, неуёмные амбиции, из-за которых пострадали люди — что бы он сам ни думал на этот счёт. Он мог бы стать Личностью, а в результате — самая настоящая ссылка, полное отсутствие перспектив, трагическая гибель любимой жены… И неизвестно, кого он считает ответственным за все беды, выпавшие на его долю. Уж точно, что не себя самого.
Альтернативой моей мнительности могло быть частичное доверие к мифологическому рассказу, который изложил нам Роман с любезной подачи начальника Станции. Не удержавшись, я мысленно «толкнула» брата, надеясь прочесть его эмоциональное состояние. «Закрыться» он, конечно, не мог, поэтому вздрогнул и, обиженно покосившись в мою сторону, потребовал прекратить хулиганить. Этим он дополнительно подтвердил то, что я успела почувствовать — его излишнюю убеждённость и столь же излишнюю простоватость.
Желая, однако, как-то извиниться за свой нетактичный поступок, я поспешно приняла смиренный вид, благо для этого никакой особой мимики не требовалось, и блеющим голосом послушной овцы попросила ещё разок изложить образчик местного фольклора. Меня, чинно сложившую ручки на коленях и ритмично хлопающую ресницами, оглядели с некоторым подозрением, но, услышав поспешное: «…и не забудьте самые малюсенькие подробности!», сменили гнев на милость и бодро погнали рассказ по второму кругу. Разумеется, ничем новым там и не запахло, однако плохонькое искусство выразительного чтения было старательно сохранено. Роман вещал, как на студенческой вечеринке, а меня, признаться, едва опять не разобрал обидный смех после первой же фразы: «Ровно сто тысяч лет назад на здешней благословенной земле обитало свободное племя мирных землепашцев, скотоводов, охотников…» И дело даже не в том, что полный возраст человеческой Цивилизации безбожно преувеличен; в конце концов, все известные предания полны самого разнообразного вранья, искать в них точные исторические факты — дело абсолютно безнадёжное. Однако более лицемерного вступления я никогда ещё не слышала! Впрочем, возможно, всё дело в литературной традиции, насквозь фальшивой, как и прочее человеческое искусство.
Итак, далее из рассказа выяснилось, что постепенно «мирное и свободное племя» благополучно организовалось в настоящее государство, правда, очень примитивное. Несколько зависимых городов со своими жадными правителями неохотно подчинялись центру, во главе которого стоял типичный древний вождь, органично сочетавший в себе признаки сексуального маньяка, предателя, изобретательного палача и, естественно, мудрого политического деятеля и Отца народа. Этот, последний, очевидно, в знак благодарности и дал ему прозвище «Ясное Солнышко». Подлинное имя сей недостойной личности легенда не называла, сосредоточив основное внимание на его деяниях. Они были довольно заурядными: мелкие набеги на более слабых соседей и щедрые знаки внимания более сильным; карательные экспедиции против городов, вздумавших объявить себя свободными, а также постоянные поиски новых наложниц, общее число которых порой переваливало за триста. Всё это сопровождалось многочисленными пирами, длившимися неделями, в течение которых князь и его верная дружина успешно съедали, обгладывали и выпивали плоды трудов именно тех самых земледельцев, охотников и скотоводов, о ком уже упоминалось. Наиболее сильные воины «Ясного Солнышка» называли себя «витязи», что можно было рассматривать, проецируя на сегодняшний день, как удивительное совпадение…
Далее в легенде поспешно отмечалось, что жизнь правящего класса не всегда была сплошным праздником. Головную боль вызывала нестабильность северо-западных границ, но особенно беспокоил юг и юго-восток. Там время от времени совершали свои опустошительные набеги страшные существа в человеческом обличье, которых простые люди окрестили «нахвальщиками», вкладывая в это слово прямой, но зловещий смысл. Их невероятная жестокость, сплошь и рядом доходившая до садизма, их самолюбование и упоение своей жуткой, разрушительной силой даже тогда не воспринимались как патология. Это были плотоядные двуногие хищники, имевшие вполне современный мозг, который обеспечивал им все преимущества перед хищниками четвероногими. Из природных законов только голод и жажда имели власть над нахвальщиками, а инстинкты самосохранения и продолжения рода почти полностью отсутствовали, заменяясь случайной осторожностью и чисто физиологической тягой к существам противоположного пола, причём не обязательно вида «хомо сапиенс». Это и сыграло с ними злую шутку, приведя к вырождению и постепенному исчезновению с лица земли. Но сначала были годы их полного дикого господства. Нахвальщики практически не знали поражений в рукопашных схватках и легко справлялись даже с лучшими из витязей. Только неорганизованность врагов спасала «Ясное Солнышко» и его семейство от плена и мучительной смерти.
Хуже всего приходилось простому люду, о котором господа заботились постольку-поскольку; между тем, проблема физического выживания в таких условиях постепенно стала главной. И вот тут произошли события, до некоторой степени выравнявшие ситуацию. Самые могучие представители трудящихся масс тоже взялись за оружие и стали профессиональными военными — «…не за хлеб-соль и злато-серебро, но за честь и славу защитника родной земли!» Так, оказывается, и появились первые богатыри — нет нужды объяснять, как фальшиво для меня всё это прозвучало. А когда Ромка принялся подробно излагать, каким образом лидеры обоих сословий совместными усилиями почти обезопасили своё государство, на моих губах зазмеилась противная ухмылочка. Она была замечена, но оставлена без желанного внимания. И лишь когда, вторично услышав донельзя напыщенную фразу о дальнейших трагических разногласиях витязей и богатырей («…лучших сынов Отчизны!»), я не выдержала и издала громкое, неприличное хихиканье, — тогда меня в упор спросили, чем это я, зараза такая, недовольна?