Роман что-то хотел возразить, но сдержался и только поджал губы. Тут подал голос Командор.

— Сынок, — очень спокойно предложил он, — сними-ка рубашку…

— О, нет-нет, зачем? — запротестовала я. — К чему такой стриптиз? Я прекрасно представляю, как выглядят следы от девичьих поцелуев-укусов, и сама являюсь в этом неплохой специалисткой…

— Сними рубашку, я тебе говорю! — ледяным тоном повторил Командор сыну. Тот повиновался не очень охотно, сохраняя неопределённое выражение лица.

Я довольно манерно отвернулась, потом-таки не удержалась и метнула любопытный взор. То, что я успела заметить, поразило меня настолько, что удержаться от крика ужаса удалось, лишь сильно прижав пальцы к губам. Вскочив, я подлетела к брату, одновременно и веря, и не веря своим глазам. Вся его правая рука, начиная от кисти и выше, представляла собой вздувшуюся, опухшую массу жуткого фиолетового цвета, словно её садистски мяли в тисках причудливой формы. Кожа на предплечье за локтем была совсем чёрная, испещрённая глубокими, извилистыми полосами, а само плечо носили следы серьёзной врачебной обработки. Я стояла неподвижно и смотрела на этот кошмар, пока у меня всё не поплыло перед глазами.

— Уже после первой прогулки с Младшей Королевной ему пришлось ввести обезболивающее и применить пластическую терапию, — донесся до меня как бы со стороны голос Командора. — Я предложил приостановить игру, но Рома согласия не дал, сказав: «Продержусь…» Как видишь, продержался… Ночью ему пришлось вторично делать анестезию, чтобы вправить сустав и заменить разорванные мышечные волокна, используя все возможности походной медицины. Не тревожься, у него всё заживет и не до свадьбы, а значительно раньше.

— Я очень боялся за тебя, — признался мне Роман, — особенно, после того истошного визга за окном. Папа кинулся было на помощь, но потом решил не вмешиваться, вспомнив о… о твоём характере. К тому же вскоре ты заявилась собственной персоной и была, вроде, в порядке, только здорово чесалась. Под утро мы тихонько встали, осмотрели тебя и…

— …и подумали, что обязательно поинтересуемся, сколько и чего ты выпила, чтобы достичь такого состояния нечувствительности, — хладнокровно добавил Командор. — Правую туфельку ты зашвырнула в один угол, скомканное платье — в другой… Правда, туда оно не долетело, ибо по дороге попало мне в голову. Летнее одеяло моя разгорячённая дочь скинула на пол, после чего шумно плюхнулась на диван и мирно отошла ко сну в чём мать родила, если не считать практически невидимый лоскут материи на верёвочках, который почему-то называется дамскими трусиками. А в остальном, прекрасная маркиза, всё было тип-топ! Когда я склонился над своей старшенькой бэби, она сладко посапывала, положив ноги на подушку и сжимая в решительно откинутой руке вторую туфельку…

Какой позор! О-о-о, до чего я докатилась! Но когда же успела нализаться-то? Последний раз пила крепкое, вроде, за обедом, а за ужином позволила себе разве что пару рюмок ликёра… Или пару стаканов? Ах, да — была ещё стопочка коньяка под селёдочный хвост… вкусный такой хвостик, солёненький… Но этакой мелочью меня не возьмёшь! Значит, добавила у Сержа в комнате? Кажется, нет. Угощалась у себя? На прогулке? По возвращении? Ничего не помню.

— Поклёп, навет, провокация, — бессовестным голосом объявила я. — Представьте доказательства! И серьёзные, типа фотографий! Косвенным уликам не поверю!

— Сейчас, — спокойно сказал Командор и вышел из комнаты. Я испугалась и, повернувшись к Ромке, начала оправдываться, ссылаясь на внезапную потерю памяти. Он сочувственно отнёсся к моему нытью, однако заметил, что ссылка на амнезию — типичный и затасканный приём всех хронических алкоголиков, начиная с древнейших времён. Горестно вздохнув, я вернулась на своё место и погрузилась в глубокое уныние.

Сжалившись надо мною, Роман подсел рядом и принялся негромко рассказывать про свои амурно-профессиональные делишки, предварительно поинтересовавшись, как мне удалось выскользнуть из объятий Сержа целой и невредимой. Немного поломавшись и обзаведясь очередным румянцем на щеках, я призналась, что чувствовала только очень сильного мужчину и ровным счетом ничего неприятного! Потом я вспомнила:

— Наверное, Серж лучше всех умеет контролировать свою мощь — может, этим и объясняется его превосходство над другими. Понимаешь, он сказал мне… как это, постой… Ага, вот: «В общении с женщинами витязи и богатыри — слишком увлекающиеся люди». Кажется, и твоя Малинка тоже… увлеклась.

— Похоже, так оно и есть, — печально согласился Роман. — Она совершенно непредсказуема, импульсивна, как ребёнок.

— Да? Я рада, что тебе наконец-то попалась целочка!

— Ну и вредина ты, сестрёнка!

— Есть немножко… Но Малинка — почти твоя ровесница, ей никак не меньше двадцати трёх!

— Примерно, столько, — согласился Роман, — она, в отличие от некоторых, своего возраста не скрывает. А что касается остального… Её тянет к мужчинам, ей хочется нравиться, быть в центре внимания; она не умеет притворяться и обманывать, а в моменты эмоционального подъёма забывает обо всём, как, впрочем, и все девчонки на свете. Ведёт себя, как котёнок, выпускающий коготки, не думая, что они иногда становятся стальными… Ей казалось, что она просто прогуливалась со мной под ручку, слегка пожимала мне запястье, нежно проводила пальчиками по моему плечу и пару раз осторожно ущипнула за кожу — а что получилось на самом деле, ты видела. Господи, какая же у неё страшная сила! Конечно, я помню, что рассказывал Ладвин, но слушать о невероятном — это одно, а почувствовать на своей шкуре — совсем другое. Поэтому я умоляю: сохраняй трезвость и будь с этими мутантами крайне осторожна! А не то сама увлечёшься и своего кавалера чересчур распалишь, и после его жаркого поцелуя у тебя губы расплавятся… И вообще я посоветовал бы дорогой сестричке на время ограничить свои алкогольные и сексуальные аппетиты.

— Это наглость! — возмутилась я. — Ты откровенно пытаешься меня уколоть! И вдобавок намекаешь на мои якобы тесные отношения с «зелёной змеёй»!

— «Зелёным змием» — ты ещё плоховато чувствуешь язык.

— Неважно. Подумаешь, придрался к букве! Кстати, папенька что-то не торопится представить обещанный компромат, а отсюда можно сделать вывод, что всё было как раз наоборот. Пока я, не жалея сил, проводила с Сержем серьёзную подготовку, вы сами тайком топили в вине свои неудачи, а признаться в этом боитесь!

— Ну и наплела! Кстати, моя милая пустозвоночка, не знаю, чем закончилась твоя подготовка с рыцарем, а вот моя работа с Младшей Королевной прошла на «отлично». Пришлось, конечно, поступиться мужской гордостью, но надо же было продемонстрировать этой девчушке с автоматическими клещами вместо рук, что она ими натворила! Честно говоря, под конец я уже еле терпел — лазая по планетолёту и непрерывно спрашивая: «А как называется это? А для чего вон то?», Малинка всякий раз возбужденно хватала меня, за что придётся. Между прочим, у меня вдобавок трещина в одном из рёбер… Об этом я ей рассказывать не стал, а вот ручку, выбрав удобный момент при расставании, показал. Пришлось целую пьеску сымпровизировать, чтобы каждый жест был замотивирован — а как же! И её реакция вознаградила сполна. Увидев, что она со мною сделала, Малинка была настолько потрясена, что некоторое время не могла ни пошевелиться, ни слова вымолвить — так и стояла, прижав ладошки к щекам, с раскрытым ртом и расширенными глазами. Потом она протянула ко мне руку, тут же её отдёрнула, как от огня, и начался всемирный потоп… Знаешь, никогда не думал, что буду испытывать огромное удовлетворение от того, что передо мною стоит прелестная девушка и ревёт в три ручья!

— Садист! — мстительно прошипела я. — Надо было утешать!

— А как, хотелось бы знать? Обычно в таких случаях милую, несчастную крошку прижимают к груди, сажают на колени, глядят по головке, да? Увы — этого проделать я был не в состоянии, даже если б и осмелился. Пришлось успокаивать словами и с полчаса объяснять, что она не виновата, что я не сержусь, и всё такое…

— Сказал бы, что у неё физиономия от слёз распухла — сразу прекратила бы ныть!

— Так это и есть утешение по-женски? Тогда не мешало бы ещё добавить слово «дура». Эдаким баском: «Перестань скулить, ду-у-ура! Вся рожа уже в волдырях!»

— Ах, граф, вечно вы всё опошлите…

Стремительно вошёл Командор, и наш содержательный и полезный разговор прервался. Я подметила, что он больше не расположен шутить, и решила свои подковырочки оставить при себе. Сообщение, которое он принёс, касалось Романа и подтверждало, что он и впрямь добился небывалых успехов в трудном деле обольщения девушки-мутанта. Возможно, действовал самый обыкновенный комплекс вины и раскаяния, но, как бы там ни было, а Младшая Королевна, по словам отца, уже давно стоит неподалёку от нашей комнаты, царапает ногтями стену, и глаза у неё совершенно мученические, как у собаки, сидящей на цепи долгие годы. «Окончательно убита горем! — радостно сказал Командор. — Твоё плечо, сынок, полностью окупилось. Иди, поговори с нею, а не то она и вправду умрёт, не сходя с места. Давай, давай…»

Проводив Романа до двери, папик не удержался, выглянул сам, постоял так секунд несколько и вернулся в комнату в отличном настроении.

— Сразу ожила, дурочка молодая! — сообщил он, звучно хлопнув себя по бедру. — Прямо в объятия к нему готова кинуться, но боится… Ай да Ромка!

— На чём строишь расчёт? — довольно холодно спросила я. Отец удивлённо на меня уставился, а потом сообразил, что не успел рассказать о подробностях изменившегося плана, так как мы начали усердно хамить друг другу. Справедливости ради стоит признать, что весь хай подняла я.