Иоганн понял, что придётся ещё немного попотеть, однако прошло не менее полутора часов, прежде чем с помощью ножа и других мало приспособленных для этого дела инструментов ему удалось буквально разворотить внутреннюю бортовую обшивку и выломать части запора. После этого он обессиленно расплылся в кресле, тяжело пытаясь сообразить, что же делать дальше.
Думалось плохо. Лёгкий, тёплый ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо начальника Станции, его стало клонить ко сну. С большим усилием он оторвался от этого опасного занятия и решительно защёлкнул на правой руке браслет-биостимулятор. Очень скоро всю усталость словно рукой сняло. Теперь больше суток о питании и отдыхе не стоило беспокоиться, а до Базы, наверное, было недалеко. Вся загвоздка только в направлении.
Похоже, что в здешних местах господствовал своеобразный полный штиль. Ничего не действовало — на руке у Иоганна погасли даже часы и собственный индикатор личности, а ведь и у мёртвых он продолжал источать свой красный, постепенно темнеющий свет в течение пяти часов после биологической гибели организма! Ладвин поёжился и перевёл взгляд на «абсолютный компас», который при любых условиях обязан был показывать местонахождение Станции или север, юг и так далее. Увы — он не показывал ни того, ни другого. Но наибольшей неприятностью стал выход из строя бластера. Ладвин проверил обойму, пару раз поменял в ней энергетические заряды, долго щёлкал затвором, но безуспешно. Вместо грозного оружия в его руках покоился бездействующий предмет из сложного сплава «г»-образной формы, который пришлось со вздохом спрятать обратно в кобуру. Теперь единственным средством защиты оставался короткий нож. Иоганн прицепил его к поясу, поднялся и вылез наружу — больше в вездеходе делать было нечего.
На пригорке он остановился и в замешательстве огляделся по сторонам. Ничто не указывало нужное направление, и База могла находиться где угодно, в том числе, и за тем самым мрачным бором, который преградил ему путь. Но туда идти инстинктивно не хотелось, а три остальные неустановленные части света выглядели в бинокль совершенно равноценно в качестве возможной дороги домой. Вдобавок сложная оптика тоже потеряла все свои спецэффекты и теперь давала лишь простое увеличение. Однако и без её помощи удалось разглядеть слева от бора мрачные чёрные скалы и на некотором удалении от них — две высокие сосны, словно бы вросшие в скользкие зелёные валуны. Представлялось вполне логичным дойти до этих деревьев и, взобравшись на одно из них, определить собственную диспозицию. Воображаемая дорога хорошо просматривалась и выглядела нормальной за исключением многочисленных подъёмов и спусков.
С сожалением посмотрев в последний раз на брошенный вездеход, Иоганн быстро двинулся вперёд. Очень скоро тоскливая безжизненность окружающего мира стала всё сильнее портить и без того скверное настроение. Вокруг не было ни птиц, ни насекомых, не встречались цветы и ягодные растения, а невысокая, пожелтевшая трава и почти безлистные кустарники, напоминавшие отвратительный пустынный саксаул, угнетали своим примитивным однообразием. Потом стали попадаться и такие места, где почва рассыпАлась в прах под подошвой сапога, как будто здесь месяцами не выпадали осадки. Совсем рядом воды хватало, а тут сам воздух был суше и горчил, словно состоял из одних пылевых частичек. Дальше пошло ещё хуже, ибо те самые подъёмы и спуски, которые с лёгкостью преодолевались в начале пути, неожиданно принялись удлиняться, превращаясь из обычных равнинных неровностей в глубокие котловины. С немалым трудом преодолев две из них, Ладвин замер на краю третьей, внезапно сообразив, что отсюда, сверху, его глаза не фиксируют никакой особенной крутизны! Он обернулся назад и был потрясён, увидев небольшую ложбинку, хотя только что долго и трудно вылезал именно из неё — из пыльной, огромной ямы…
Иоганн стоял, как вкопанный, пытаясь справиться с приступом необъяснимого страха, от которого медленной судорогой сводило живот и начали подрагивать колени. Немного совладав с собою, начальник Станции бросил взгляд в сторону оставленного гравикатера — да, он был далеко; потом посмотрел вперёд — ага, деревья оказались значительно ближе! Это же подтвердила и бесстрастная оптика, едва он поднёс бинокль к лицу. Но ожидаемое облегчение не наступило. Ладвин вдруг понял, что не может и приблизительно определить, сколько времени прошло с того момента, когда он покинул место своей аварии. Часы не работали, солнца не было видно, а дневной свет не стал ни ярче, ни слабее. Его же собственная усталость вполне могла быть и куда большей, не воспользуйся он биостимулятором. Кажется, в этом физически не постоянном мире человеческие органы чувств не успевали схватывать часть происходящего или, наоборот, воспринимали слишком много в единицу времени, заставляя аналитический отдел мозга давать сбои…
С большим усилием удалось взять себя в руки и снова двинуться вперёд, на сей раз избегая новых спусков в странные впадины. При этом путь заметно удлинялся, зато на душе стало спокойнее. Словно войдя в положение заблудившегося человека, местность пошла значительно ровнее. Так Иоганн прошёл без приключений ещё с милю, однако всё время испытывая странный дискомфорт. Пытаясь уловить его суть, он рискнул отвлечься от размеренного ритма движения, и сразу же боковым зрением зафиксировал слева от себя какой-то плывущий тёмный силуэт. По мере поворота головы, силуэт становился чётче, обретал размеры и форму и наконец принял облик всадника на чёрном коне. Трудно сказать, как долго неизвестный ехал невдалеке от начальника Станции, но не вызывало сомнения, что возник он здесь не из небытия, а, скорее, из-за соседних деревьев, которые служили весьма посредственной маскировкой.
Иоганн шёпотом выругал себя за неосторожность и постарался не сбавлять темпа, хотя незнакомец не проявлял к нему интереса и даже не смотрел в его сторону. Подобное поведение выглядело подозрительным, тем более, что хищный профиль всадника отнюдь не внушал доверия. Тонкий, заострённый нос, курчавая борода и длинные, густые волосы придавали ему большое сходство с мрачными фанатиками одной дальней планетной системы, чьё сверхмистическое видение мира было не по душе даже правящим функционерам «Элиты». Вооружён он был стандартно, имея при себе треугольный щит, саблю, короткую булаву с массивными шипами и стальные дротики — как и у большинства из тех конников, что частенько появлялись и кружили около Базы. Порой они подъезжали к самому краю силового защитного поля, которое всегда включалось в такие минуты; долго всматривались в сверкающую громаду здания, а потом безмолвно удалялись. Они не проявляли ни малейшего желания вступать в какие-либо контакты, как, впрочем, и работники самой Станции, ибо местные обитатели никому не нравились. От них исходили даже не враждебность или некая абстрактная угроза, а просто что-то «атавистически дикое». Так или очень похоже выразилась однажды технолог Элен Сач, хотя и без всяких оснований к подобному выводу. Дистанционно-антропологический анализ тогда подтвердил, что налицо обыкновенные люди; скорее всего, потомки колонистов, работавших некогда на этой планете, или древних упрямцев, отказавшихся её покинуть. Такие суровые личности встречались во множестве звёздных систем Галактики, заселявшихся на протяжении тысячелетий хаотично и бестолково. Правда, их оружие и способ передвижения поначалу показались безобразно анахроничными, но объяснение этому скоро нашлось, когда Кирилл Инфантьев из обслуги волнового генератора вляпался на вездеходе в обширное болотце, где у него всё перестало работать. Хорошо ещё, что это случилось при ясной видимости и в двух шагах от Базы — помощь была оказана немедленно, хотя и пришлось изрядно повозиться. Здесь по-настоящему и состоялось знакомство с феноменом, который назвали «технической мёртвой зоной»…
Конечно, никто не сомневался, что рано или поздно встреча с аборигенами состоится, и это, как всегда, породит целый комплекс проблем. Главным образом, беспокоился сам начальник Станции, так как по инструкции сделать первый шаг в данном направлении предстояло именно ему. А заниматься этим делом очень не хотелось, учитывая немалый риск — неизбежный спутник любого контакта. Ладвин помнил, что в отчётах экспедиций, с которыми он познакомился при гипнообучении, прямо или косвенно обязательно ставился вопрос: а не лучше ли, высадившись на неизвестную планету и немного обустроившись, вообще не совать нос в местные дела? Однако ответ приходил только отрицательный, ибо почти всегда, за редкими и даже редчайшими исключениями, создание Станций Защиты и Контроля было лишь пробным шагом, за которым рано или поздно следовали другие, хорошо рассчитанные шаги, конечная цель которых легко угадывалась. Факторов, влиявших на сей процесс возвращения заблудшей галактической овцы в объятия той или иной цивилизации, было множество; порой события принимали драматический оборот, особенно при столкновении глобальных интересов разных космополитических конгломератов.
Ладвин, однако, считал, что подобная беда ему не грозит. Удалённость пресловутой «А-312/ХХ» практически от всех систем и поселений оказалась, и в самом деле, столь невообразимо огромной, что стала своеобразной гарантией от взрыва политических страстей в честь очередного её открытия. Из всех «точек» это была самая захолустная «точка», невесть когда впервые обнаруженная и освоенная — одинокий и никому не нужный фортпост человечества посреди пустого и мёртвого Космоса. И спокойная служба явилась бы для новой команды весьма существенной компенсацией за все неудобства, так или иначе связанные с этим назначением. Оставалось только поладить с местными, но…