«Уважая выгодное положение»

К тому времени как Пушкин перебрался в Одессу, этот молодой русский город на Чёрном море существовал всего лишь три десятилетия. Он появился на месте поселения Хаджибей, на отвоёванных у турок древних славянских землях. «Уважая выгодное положение Хаджибея при Чёрном море и сопряжённые с оным пользы, признали мы нужным устроить тамо военную гавань купно с купеческой пристанью». Так говорилось в указе от 27 мая 1794 года. Учреждена была специальная «экспедиция строения гавани и города Гаджибея» во главе с архитектором Деволаном. Постройкой гавани руководил адмирал Иосиф Де Рибас «под надзиранием генерала графа Суворова-Рымникского».

В 1795 году Хаджибей уже именовался Одессой.

Одессу, как и Петербург, начинали строить солдаты, и строилась она, как и северный собрат её, буквально на костях. Недостаток во всём — от питьевой воды и пищи до пригодных жилищ — приводил к тому, что солдаты мёрли как мухи. Но город рос, причём рос стремительно. И с каждым годом всё явственнее вырисовывался его живой, бойкий, торговый характер, который сказывался и во внешнем облике улиц и в пестроте населения.

На прямых широких шумных улицах дома стояли не густо, перемежаясь с большими хлебными амбарами — «магазинами» для хранения зерна. В порт и из порта непрерывно двигались гружёные телеги. Порт был сердцем города и от его деятельности зависело существование почти всего городского населения. И той его части, что владела кораблями и амбарами, обитала в собственных каменных домах в центре города, и той, что ютилась в лачугах предместий — Пересыпи, Молдаванки, Слободки, — строила и украшала Одессу, работала в порту, ремесленничала, извозничала.

Южный русский город с античным названием был одновременно и поэтически приподнят и прозаически приземлён. Романтика дальних странствий сочеталась в нём с подсчётом барышей; итальянская опера с непролазной грязью; роскошные наряды молодых негоцианток с лохмотьями мужиков.

Надо сказать, что населяли Одессу главным образом беглые русские и украинские крестьяне, солдаты, отслужившие долгую и трудную военную службу, недавние матросы Черноморской гребной флотилии, запорожцы из разогнанной Сечи.

В 1819 году одесский градоначальник писал в Петербург: «…Я нахожу нужным объяснить состав населения Одессы. Сначала, как обыкновенно бывает при новом поселении, здесь принимались и записывались все явившиеся: три четверти мещан и многие русские купцы, суть беглые господские крестьяне и даже преступники, избегнувшие преследования с переменою имён».

Пушкин поселился в Одессе.

Описывая Одессу, Пушкин был точен и меток.

«Я жил тогда в Одессе пыльной…» О том, что Одесса была очень пыльным городом, свидетельствуют все видавшие её. «Ничего не предвещает вам близости большого торгового города, — писал современник. — Кругом обширная степь, поросшая дикими травами, ненаселённостью напоминающая эпоху, когда ещё борзый татарский конь привольно топтал сии безликие поля. Но, проезжая ещё несколько вёрст, вы вдруг тонете, задыхаетесь в волнах песка! Начинаются пыльные пригороды Одессы — Пересыпь». При малейшем дуновении ветра, движении телег и колясок с немощёных одесских улиц клубами взвивалась густая пыль, оседая на чахлую зелень, досаждая и людям и животным. Выходя на прогулку в белых, голубых, розовых платьях, одесские щеголихи возвращались во всём сером. Даже при закрытых окнах слуги не успевали вытирать пыль с мебели.

Летом Одесса страдала от пыли, весной и осенью — от грязи.

Пушкин ничего не преувеличил. В весеннюю распутицу, в осеннюю непогоду грязь на одесских улицах была столь глубокой и вязкой, что переход с одного тротуара на другой являлся сложнейшей, порой неразрешимой задачей.

В городе появились своеобразные «носильщики», которые за плату перетаскивали на себе прохожих с одного тротуара на другой.

Одесские сапожники изобрели «ходули» — башмаки на очень высокой деревянной подошве, но и они не помогали.

Тонули не только башмаки, но и экипажи: лошади двигались по брюхо в грязи, кареты вытаскивали волами. Случалось, что застрявшие в осенней грязи телеги и водовозные бочки схватывало морозом и они торчали посреди улицы до весны.

В такую пору связь города и предместий нарушалась. Жители неделями сидели как в заключении и без крайней надобности не выходили из дому.

Мостовая в городе имелась лишь на двух спусках к морю — Карантинном и Херсонском.

Эти спуски замостили гранитом, купленным за границей за большие деньги. С 1823 года начали мостить несколько центральных улиц.

Корабли, приходившие из Италии за украинской пшеницей, в качестве балласта привозили в трюмах камень. Мостили им и местным ракушечником. Корабельщикам, доставлявшим камень, давали разные льготы. Но привозного не хватало, а рыхлый известняк — ракушечник — себя не оправдал. Он быстро изнашивался, превращаясь в пыль и грязь.

Страдала Одесса и от недостатка пресной воды.

Вода в городских колодцах содержала разные примеси, что делало её невкусной. В ней даже чай не заваривался. Воду получше приходилось возить из Водяной Балки на волах, в огромных бочках.

Дождевую воду собирали всеми возможными способами и берегли как драгоценность.

Из-за недостатка воды город был беден зеленью. Деревья росли как бы нехотя, через силу.

Пушкин от души посмеялся над своим приятелем поэтом Туманским, восторженно воспевавшим одесские сады.

Казённый одесский сад не радовал зеленью. «На него было отвратительно и жалко смотреть, — рассказывал Вигель. — С мая невозможно было в нём гулять, видел ли в нём кто зелень когда-нибудь, не знаю, густые облака пыли с окружающих его улиц всегда его обхватывали и наполняли. Мелкие листки акаций и тополей, коими он был засажен, серый цвет сохраняли всё лето».

Некоторые одесские улицы, обсаженные тополями и акацией, производили более отрадное впечатление. Один из чиновников, приехавших с Воронцовым, писал в Петербург: «Я почти не видел хорошенько Одессы в подробности, но вообще судя по немногим улицам, где я пробежал, строения очень красивы и улицы многие имеют аллею славных итальянских тополей, которые дают и хорошую тень и вид красивый».

Был в Одессе и неплохой Ботанический сад, сады на дачах вельмож. Это обнадёживало, служило залогом будущего.

И такая, со всеми своими недостатками, Одесса пленяла Пушкина. Она была для него «прелестным городом».