- Сходим с Джошем в клуб...

- Как все банально, - Тим со скучающим видом пожал плечами, он был бы не прочь присоединиться, но это всегда оставалась только на словах.

Положа руку на сердце, его все считали «не клиническим» подкаблучником, но эта тема никогда не мусировалась в семье, отдавая дать уважения столь доброму, кроткому и безотказному человеку.

Ужин на свежем воздухе, для которого густой, ухоженный сад сохранил немного прохлады даже в душных сумерках, затянулся и на небе стали появляться звезды. Дети, вымотались до того блаженного состояния, когда пятиминутное пребывание в горизонтальном состоянии тянуло за собой сон. Отец к великому удивлению Бенедикта, был воплощением благодушия. Казалось, он порядком устал от вечных склок и просто решил взять передышку, за что вся семья была ему благодарна.

Роуз Финдлоу была счастлива, сколько себя помнила. Прекрасные родители, беззаботные детство и юность с мелкими дрязгами, которые подстерегают каждого подростка; колледж, хорошая работа, замужество по любви.

Словно исчерпав запас счастья, которого должно было хватить на долгую жизнь, источник внезапно иссяк. Роуз забеременела, и врачи поставили ребенку диагноз, с которым невозможно, казалось, смириться и выбор — нехитрый, но жестокий мог бы избавить молодую женщину от терзаний и сомнений, а ребенка, от боли и непонимания, но все же, девочка появилась на свет.

Солнечная...

Этих детей, почему-то, называли именно так. Синдром Дауна.

Жестокий приговор, казалось бы, но Роуз выдержала удар от судьбы, хотя этого не смог сделать ее муж.

Позже, она расценила развод, как нечто само собой разумеющееся. Ведь все свободное время уходило на ребенка, которому нужна была любовь, забота и внимание безраздельно.

Редко кому известно кроме специалистов, что такие дети появлялись на свет не только с лишней хромосомой — сомнительным дополнением от жизни, у которой было странное и зачастую жестокое чувство юмора, в добавок малышам шел или порок сердца, или тугоухость, проблемы со зрением или пищеварительной системой, эпилепсия...

Лулу была улыбчивой малышкой, которой через два года после появления на свет диагностировали интрамедуллярную опухоль спинного мозга, и если до момента рождения дочери Роуз посещала больницу лишь в крайних случаях, так как могла похвастаться отменным здоровьем, то теперь они вдвоем практически жили в медицинском центре Вашингтона.

Лечение затягивалось. Сложный случай, который вели лучшие специалисты, стал предметом исследования, как уникальный. Квалифицированная помощь врачей давала надежду, но для Роуз этот факт приносил мало утешения.

Когда впервые Роуз Клайв приехала с ребенком в стационар, с кучей вещей, чтобы с удобством устроиться в палате, она навсегда заполнила запах, который витал в воздухе и пропитывал не то, что одежду — пробираясь сквозь кожу, от вгрызался в кости, заражал кровь и, казалось, добирался до мыслей.

Это был запах отчаяния и забитой надежды, которую хранили свято и в тишине.

Первые месяцы в медицинском центре были не просто ужасными, Роуз выдержала вид измученных, худых детей, среди которых были малыши и подростки, только благодаря тому, что ее улыбчивая дочурка не понимала, что с ней происходит. Каждый, кто по разным причинам оказывался в детском онкологическом отделении, в первую очередь, запоминал именно лица.

Лица детей, которые выражали самое ужасное — смирение с происходящим. Откуда все черпали силы, было главной темой разговоров, хотя многие мамы предпочитали отмалчиваться, «новенькие» в основном, но рано или поздно прорывало всех.

Каждый день просыпаться среди детей, которые понимали, что с ними происходит, и не смотря на заверения врачей и родителей, что все будет хорошо, пытливые умы добирались до мысли, что смерть это вполне осязаемое явление, а не страшилка из комиксов или глупого мультика, где тот же кот смешно разделывается с мышкой.

Но благодаря той же чудесной детской отходчивости, все кто был младше одиннадцати, не редко забывались и с упоением играли в стерильной и ярко украшенной комнате с игрушками. Кто был старше — замыкались в себе и не отлипали от матерей.

Лулу плакала, когда ей делали укол, когда мучили боли, неизвестно где, но едва становилось легче и она так заливисто хохотала, что девочка вскоре стала всеобщей любимицей у персонала и других маленьких пациентов.

Предаваться унынию не давал крайне талантливо организованный внутренний распорядок. Помимо штатного персонала в этом отделении частенько устраивались детские праздники, которые спонсировали благотворительные организации и страховые фонды, маленьких пациентов навещали четвероногие «психологи» - специально обученные животные, общение с которыми непременно вызывало улыбку и многие исследования отмечали благотворное влияние тактильного контакта с животными у людей больных раком. Разумеется, владельцы животных проходили соответствующую подготовку, а собак и кошек отбирали самых спокойных, упорно дрессировали и следили за их гигиеной. Кроме того, детям устраивали забавные фотосессии с костюмами супергероев, приезжали звезды и знаменитости.

Но несмотря на частые взрывы сдержанного веселья и улыбок, после каждого такого «праздника», в палатах непременно воцарялась тишина, небольшая пауза перед возобновлением режима лечения и снова — капельницы, анализы, рвота, порой даже самые простые нужды давались ценой неимоверных усилий.

Просто сходить в туалет лежачему ребенку было трудно.

Да, были специальные приспособления и кровати приподнимались так, чтобы дети чувствовали меньше дискомфорта, но многих мучили боли, когда приходилось напрягать мышцы живота, справляя естественные потребности. В основном матери справлялись с физической помощью своим детям, кто-то мог позволить себе нанять сиделку в качестве помощника, помогали медсестры, в штате числились и волонтеры, среди которых были и мужчины.

Последняя категория пользовалась большим спросом. Одно дело поднять с кровати и посадить в кресло-каталку малышей, другое дело поднять на руки ребенка постарше весом в тридцать килограмм.

Для Лулу это был пятый курс химиотерапии, за три года. У нее была неоперабельная опухоль, в первую очередь из-за возраста. Помимо нижнего барьера в пять лет, малышка должна была весить не меньше двадцати килограмм. День Рождения Лулу отпраздновала еще два месяца назад с помощью любящих мамы, дедушки, бабушки и еще доброй пригоршни родственников, задув свечку с заветной цифрой. Но болезнь съедала ее быстрее, чем она принимала пищу.

Именно принимала, а не ела с аппетитом. Роуз билась за каждую лишнюю ложку супа, картофельного пюре, каждый лишний ломтик банана, переусердствовать в этом было, кстати, еще хуже, чем не доесть — рвота была давно неотъемлемым спутником и Лулу ее страшно пугалась.

Среди ежедневной борьбы за заветные граммы веса, осмотры, процедуры и отчаяния, которого нельзя было показывать - Хоуп Ванмеер внушала не просто надежду на благополучный исход в их случае — она просто не допускала иного развития событий. Это не была игра на публику, ведь в отделении знали, что от доктора Ванмеер лишнего слова не услышишь, потому что каждому она знала цену.

Роуз не молилась на эту женщину, она смотрела на нее, как на единственный проблеск света в кромешной темноте, потому что та была единственной, кто брался за операцию. Даже Кэрол Хантер ответила насколько могла мягко, что риск проведения операции для жизни слишком велик. Однако, Хоуп проводила мониторинг снимков томографии и следила за развитием опухоли, за изменением показателей и взялась за то, чтобы разработать стратегию проведения операции. После нескольких месяцев наблюдения и введения нового препарата в курс химиотерапии, даже доктор Хантер признала, что шансы есть, потому что границы новообразования стабилизировались.

Все врачи и хирурги работали по графику, помимо прочего им в нагрузку вменяли обязанность вести определенное количество часов на лекциях для студентов. Не удивительно, что внешний вид персонала порой ужасал — темные круги под глазами и бледность, считались нормой. Кто попадал на работу в онкологическое отделение, не редко сами напоминали внешне пациентов.

Сегодня у доктора Ванмеер была операция. Больше никаких подробностей Роуз не знала. Утренний обход давно завершился, и она чувствовала небольшую досаду, ведь Лулу обожала белокурую «докторшу» и настроение девочки заметно улучшалось, после ее прихода. Сейчас же она безучастно уставилась в потолок, лежа на больничной кровати, а от правой руки малышки тянулась длинная трубка капельницы.

Тяжелая, толстая книга сказок с красочными иллюстрациями лежала на коленях Роуз и она приглушенно читала вслух. Кроме ее голоса тишину в палате нарушало только тиканье часов. Раньше она впивалась в секундную стрелку взглядом, будто та была привязана к ее жизни и подгоняла время, которое одновременно играло им на руку и убивало своей медлительностью.

Худо бедно удалось подстроиться под больничный режим - перерыв на сон, когда Лулу, наконец, засыпала, был самым желанным временем, хотя Роуз и стыдилась своей малохольности — она, как мать делала все возможное, но при этом, испытывая каждую секунду страх, что этого не достаточно и ей никто не мог сказать, что будет легче, она молодец. Руки ныли страшно. Дочка мучилась от боли в спине и начинала хныкать, а жить на обезболивающих было невозможно и приходилось отвлекать ее. Тогда Роуз брала Лулу на руки и бродила с ней по длинному коридору, рассматривая детские рисунки, развешанные на стенах. Боль в плечах уже просто не проходила.