Последние слова доктор Уиттон произнесла с горькой иронией, пытаясь пробить эгоизм Джерри и к удивлению, заметила, как тот стушевался, после чего быстро взял себя в руки.
- Иди на обход!
Не в пример доктору Хантер, Алисия Уиттон никак не могла похвастаться управленческими талантами, но была исполнительна, вежлива и аккуратна. Она безропотно могла отработать сверхурочно, чем Кэрол пользовалась довольно часто и не по своей прихоти. Угрызениями совести в отношении своего заместителя Кэрол мучилась бы в последнюю очередь. Ведь будучи одинокой, Алисия не испытывала особой обиды от того, что из нее буквально выжимают все силы на работе. Но, все обстоятельства она ничего не имела против.
Последний близкий человек Алисии — мама, умерла два года назад и прекрасная квартира в даунтауне превратилась в пустую клетку, в которой хотелось выть на разные голоса.
Хонда плелась по устланной обломками деревьев и всевозможным мусором дороге слишком медленно, чтобы вызвать у двоих людей, которые находились внутри салона чувство неловкости от затянувшегося молчания, если не ужасающий пейзаж, представший перед их глазами. К тому же, молчание Бенедикта и Хоуп странным образом имело нечто общее, и было уместным.
Они проспали на парковке почти пять часов, пока их не разбудил охранник. К медицинскому центру уже подогнали всевозможную технику, чтобы приступить к ликвидации последствий от разгула стихии.
Как ни удивительно, но невыносимая духота, к которой так не привыкли сиэлтловцы, отступила и тяжелые серые облака, делили небо со старым добрым тусклым солнцем. Оно словно выдохлось, и, махнув широким лучом, оставило попытку прогреть штат Вашингтон.
Только раз, за то время пока они ехали к дому Хоуп, Бенедикт заметил, как его спутница обернулась назад и странно посмотрела на его спортивную сумку, с которой он каждый приезжал в медицинский центр. Помимо воли Купер почувствовал, как на долю секунды его одолела паника. Вдруг Хоуп видела, как поспешно спрятал папку с историей болезни Маккардена? Но он мог поклясться, что был крайне осторожен — свидетелей не было.
Впрочем, кто его знает, что творилось в голове этой женщины. Единственное в чем, Купер был уверен на сто процентов, так это в том, что их пути в скором времени разойдутся. Через несколько дней официально начнется расследование со стороны ФБР и его отца возьмут под стражу. Как ни как — один из главных подозреваемых и все свое свободное время Бенедикт будет проводить в комнатах для допросов, а затем в зале суда, в качестве адвоката.
Все останется позади.
Своеобразный запах больницы, режущий свет ламп, пикание приборов, бесчисленные выносы уток, кислый запах рвоты, затравленные глаза женщин, лица облысевших детей в масках с невероятно худыми руками и ногами...искренняя радость о том, что удалось выспаться, счастье, о того что проглоченный обед, остался в желудке, и эйфория, неуловимая, но стойкая, от того, что сегодня ничего не болит.
Бенедикт уже успел распечатать несколько самых удачных фото, которые успел сделать в палате Лулу и Сэма. Одна их них была наиболее удачной из всех.
На бумаге была снята палата целиком. Здесь уместились две кровати, на которых, полулежа расположились мальчик и девочка в смешных костюмах. Они от души смеялись, не смотря на того, что оба не могли подняться — почти незаметно от их рук тянулись тонкие, прозрачные трубки капельниц к высоким штативам. Рядом с мальчиком на стуле сидел мужчина — его отец, и поджав подбородок рукой, неотрывно смотрел на своего ребенка. Краткий момент благословенной передышке, которая только и отделяла от безумия, давая возможность отвлечься от непосильной ноши ответственности, а рядом с девочкой, стояла ее мама. Женщина подбрасывала вверх воздушный шарик, но ее внимание так же было приковано к дочке, пока та искренне веселилась от столь простого развлечения.
Эта картина долго стояла перед глазами Бенедикта, но теперь ее сменила куда более красочная. Жуткие кровавые разводы на полу, которые пришлось смывать именно Куперу, после того, как весь персонал был занят детьми и разбитым окном в палате Кирби.
Уголок рта Нэда дернулся в нервной усмешке. Он никогда бы не мог подумать, что кровь так быстро сохнет, словно мало было той данности, что именно приходится смыть с пола, так нет, надо было растянуть этот незабываемый опыт на пару часов.
Перед лицом Бенедикта промелькнула тонкая кисть Хоуп, именно так она привлекла его внимание, чтобы указать на свой дом.
Машина остановилась на дороге, потому что подъездная площадка к дому была перекрыта стволом сломленного дерева. Ничего не сказав, Хоуп молча оставила на приборной панели свою визитку с личным номером телефона и вышла из машины, полностью проигнорировав тот факт, что Бенедикт, вспомнив о манерах, бросился открывать ей дверцу, но не успел.
Рядом, на территории соседних домов то и дело выли на разные голоса электропилы, у многих была повреждена кровля.
Дом Ванмееров, казалось, во время бури был под колпаком. Даже газон не был устлан обломками и мусором. Только одно упавшее дерево, через которое, довольно флегматично переступила Хоуп, размашисто закидывая ногу.
«Неприкасаемая».
Это слово всплыло в памяти Бенедикта. Именно так, с некоторым ехидством называли Хоуп многие из ее коллег.
Никакого «до завтра» или более лаконичного «пока», как понял Бенедикт, от нее не последует. Проводив фигуру Хоуп взглядом, он какое-то время просто сидел без движения. Ощущая гремучую смесь усталости и жгучего желания тут же схватиться за изучения папки, которая была спрятана в спортивной сумке, но спешка была плохим подспорьем в купе с усталостью и Бенедикт, прислушался к голосу разума, а потом и совести, которая тихонько скулила, подсказывая, что неплохо бы прямо сейчас отправиться к родителям.
Сотовая связь была до сих пор недоступна.
Мотор «цивика» загудел, и машина плавно развернулась на дороге.
Хоуп проводила ее взглядом, скрывшись в глубине дома, чтобы Бенедикт ее не заметил. Она замерла, глядя в одну точку, пока по голову не заполнила абсолютная пустота. Переживать за доктора Хантер уже просто не было сил. Беспокойство и тревога перегорели настолько, что даже животный страх за бабулю, перерос в нечто размытое и ненастоящее.
Заставив тело развернуться, Хоуп машинально направилась к двери, которая была спрятана в нише слева от входа и спустилась по лестнице в подвал. От туда доносился громкий звук включенного крохотного переносного телевизора — передача на спортивном канале про вольную борьбу ничуть не удивила ее, как и то, что ее бабушка крепко спала, удобно устроившись в мягком кресле.
Гард преданно сторожил свою хозяйку, лежа у ног пожилой женщины. А потом на появление постороннего отреагировал мгновенно, вздернув резко морду, пару раз нюхнул воздух и уложил голову обратно на широкие лапы, еле заметно завиляв хвостом.
Хоуп оглядела просторное помещение в поисках пульта, как вдруг ее внимание привлек пузырек с таблетками, которые стояли рядом на тумбочке с креслом, где спала ее бабушка. Она взяла его в руки и пилюли тихо звякнули.
ЛАДОСТИГИЛ.
Насколько Хоуп не любила фармакологию, потому что бесконечные перечни препаратов, как новых, так и старых, в период учебы в институте, вырывали все терпение, что в свое время дало немалые плоды и память натренировалась настолько, что тут же услужливо вывалила назначение препарата и даже его аналоги.
Лицо молодой женщины исказилось, и она сжала пузырек. Бабушка хвалила свое здоровье с очевидной горечью за тем ужином, вот только, в одном ее тело подвело — Уне Ванмеер светила печальная участь провести старость в полном забвении, под присмотром специалистов дома престарелых, где ухаживают за пожилыми людьми, страдающими слабоумием, которое, увы, можно немного отсрочить, но это только вопрос времени.
Это мгновение длилось, чуть ли не вечность для Хоуп. Она без труда представила себе череду событий, которые грядут и те перемены, от которых не убежать. При том, что бабушка действительно может похвастаться отменным здоровьем, ее скоро не станет. Уна больше никогда не будет отчитывать своего сына, не выдаст хлесткого выражения, не скажет, как она любит свою внучку, память станет подводить пожилую женщину и еще одна глава жизни будет завершена, а дальше только эпилог.
Знакомая боль, правда, не такая сильная, как тогда, когда Хоуп потеряла мать, сжала ее сердце, но слезы на глазах не проступили. Только горькая, нежная улыбка.
Бабушка приехала прощаться, не стоило тратить драгоценное время на уныние, и тем более не нужно было лелеять еще не свершившуюся трагедию. Всему свое время.
Пузырек вернулся на свое место.
Хоуп присела около кресла, где спала ее бабушка и прикоснулась к сморщенной руке.
Громко всхрапнув, Уна тут же встрепенулась.
- Чертово бренди! Что?!
Ее взгляд сфокусировался на Хоуп и старуха улыбнулась.
- О! Дорогая, моя! Как дела?
Устало кивнув, Хоуп попыталась спихнуть со своих колен огромную голову дога, но Гард с такой тоской посмотрел на нее, что пришлось позволить ему эту вольность, тем более что слюна из отвисших складок уже почти промочила брюки насквозь.
- Ураган закончился. Дом цел! Так что можно выбираться из укрытия. Ты голодна?
- Не представляешь как! Давай-ка махнем за рыбой, а еще я бы пожевала кальмарчиков? Кстати, скажи отцу, чтобы больше не тратил деньги на это пойло, которое он прячет в сейфе, - Уна махнула рукой на початую бутылку, которая была действительно самую малость пригублена.
- Как ты его открыла?
Подкатив глаза, Уна цокнула языком и Гард поднялся с пола, чтобы хозяйка могла ухватиться за его ошейник. Это было проделано с таким проворством, что Хоуп посчитала свою помощь даже неуместной.