Изменить стиль страницы

Глава 15

Лукас смотрел на закрытую дверь в комнату Сидней, взявшись за ручку. В последний момент он постучал, и замер в ожидании. Прошло несколько часов с тех пор, как они вернулись домой с рынка «Пайк Плейс», и, сославшись на усталость, она закрылась в своей спальне.

Здравый смысл требовал дать ей время и уважать ее личное пространство. После этого эмоционального выплеска о потере брата и битву с чувством вины, которую она несла все эти годы, она заслужила немного времени наедине с собой, чтобы расслабиться и избавиться от давления. Но его примитивная, собственническая сторона рычала и металась, требуя, чтобы он наступал, пока она не уберет и эмоциональные, и физические барьеры. Было лицемерием хотеть этого от нее, когда он сам не мог предложить того же. Но потребности, которая съедала его денно и нощно, было все равно.

Он уступил здравому смыслу, но на секунду положение висело на волоске.

После нескольких часов без ее компании, когда он уже так легко привык к ее теплу и острому уму, ему указали на выход. И его пугало, как же быстро он приспособился к ее присутствию, но анализировать это не хотелось. Позже. Позже он проведет исследование и изучит его результаты.

Дверь распахнулась, и преследующая его грызущая боль тотчас прекратилась. Сдержанность и отчужденность смягчали черты Сидней в красивую, холодную маску, им ненавидимую. Но в этот раз она его не оттолкнула. После проявления терпения сегодня днем холодный, сухой прием подстегивал его, бросал ему вызов. Голод, который он душил и сдерживал во имя своего обещания, дернулся в своем ошейнике, разрывая его с отчетливо слышным звуком, который отозвался гулким эхом в его голове.

Вдохнув, он запустил пальцы в ее кудри, сжимая их в кулак, и потянул ее голову. Ее глаза расширились, рука, мазнув, ударила по его груди. Ее губы приоткрылись, и он ворвался своим ртом в ее, глотая ее вздох. Ее вкус взорвался у него на языке, и он застонал, продвигаясь глубже, беря больше. После краткой заминки она ответила ему, жадная ласка в ответ на жадную ласку. Ее ладонь скользнула по его груди, и обе руки обвились вокруг его шеи, обнимая его. Поднявшись на цыпочки, она открылась шире, позволяя ему потребовать еще больше, сама чувственно проявляя инициативу, посасывая его язык, облизывая его нёбо.

Его хватка на ней усилилась. Пальцы в ее волосах склонили голову для более глубокого вторжения. Рука на ее бедре замерла, фиксируя положения девушки, а сам он прижался пульсирующим членом к мягкости ее живота. Весь день этот зияющий провал ныл в его нутре, а сейчас, когда ее язык танцевал с его, ее изгибы прижимались к нему, желание охватило его, заполняя ноющую пустоту ревущим потоком.

Осторожно, медленно, он двинулся вперед, ведя ее, не разрывая поцелуя. Когда обратная сторона ее ног коснулась края матраса, и она упала на кровать, он последовал за ней. Устроившись между ее разведенными бедрами, навис сверху. В его тело упиралась мягкость ее груди, его бедра обхватывала плотность ее бедер, жар ее киски обжигал его даже через ее черные спортивные штаны и его джинсы... Черт побери.

Он уперся ладонями в кровать по обе стороны от ее лица и оторвался от ее губ.

— Я пришел сюда не за этим, — прорычал он. — Обед готов, и я купил «Гриз» для тебя. Я обещал дать тебе время, и я сдержу обещание. Так что если хочешь, чтобы все прекратилось, сейчас самое время сказать об этом. Потому что если не скажешь, я не остановлюсь, пока не проникну в самую глубь тебя.

Ее ресницы поднялись, и его чертово сердце остановилось, когда ее руки опустились ему на плечи. И оттолкнули.

Все внутри у него оборвалось, и он перекатился на спину, накрыв рукой глаза. Черт. Черт, черт, черт. Воздух вышел из его легких, а эрекция, твердая, как камень и ноющая, пульсировала в одном ритме с его сердцем.

Пара минут. Мне нужна лишь пара минут. Тогда я, возможно, смогу идти...

Комната погрузилась в темноту, освещением служил бледный лунный свет, струящийся из окон. Он выпрямился, и, если б уже не сидел, удивление наверняка подкосило бы ему ноги. Совсем как оживший эротический сон, она стояла у двери в комнату и выключателя, которым она щелкнула мгновение назад... Она стянула свитер и бросила его на пол у своих ног.

Она была укрыта теням, которые, впрочем, не могли скрыть обнаженную золотую кожу, красивую грудь, укутанную в черное кружево, совершенный изгиб ее талии и сексуальный выступ бедра. Также темнота не могла спрятать смело поднятый подбородок и инстинктивное напряжение в руках, будто она хотела обернуть их вокруг себя, пытаясь спрятаться от него, но останавливала себя.

Отлично. Она была прекрасна. Роскошная богиня в кружеве, шелке и свитере вместо морской пены и ракушек.

Ее пальцы взялись за пояс ее штанов.

— Стой, — прошептал он. Протянув руку, он поманил ее к себе. — Иди сюда.

Его огрубевший от страсти голос звучал наждачной бумагой в тихой комнате.

Свирепое удовольствие охватило его, когда она повиновалась без колебания. Она беззвучными шагами по деревянному полу вернулась к нему. Когда она остановилась меж его бедер, он потянул ее, сокращая последние пару дюймов, пока внешняя часть ее ног не коснулась его внутренней. Он вдохнул ее, прижавшись лицом к мягкому плоскому животу. Ее сладкий аромат наполнил его ноздри, и он не смог удержаться от искушения прижаться ртом к ее коже, посасывая и зализывая, как если бы он мог впитать в себя этот медово-коричный вкус.

Ее нежные вздохи стали жестче, когда он двинулся вверх по ее телу к затененной области между ее грудей. Там он задержался, лаская шелковистую плоть, не прикрытую черным кружевом. Дрожа под его руками, она запустила пальцы в его волосы, притягивая его ближе. Он разгадал телеграфируемое ему послание: еще. Его разум заполонили образы с лестницы в ночь бала, ее грудь, обнаженная для него и его прикосновения. Черт, да, он хотел этого. Еще. Он хотел исследовать ртом то, что уже изучили его руки. Но сначала...

— Поцелуй меня.

Он не стал дожидаться ее согласия, а просто потянул к себе, приобняв за шею. Золотые и коричневые спиральки упали ему на лицо, мазнув по щекам, челюсти и шее. Окружая их чувственным миром вкуса, вздохов и похоти. Простонав, он раздвинул ее губы своим языком, и она подчинилась. Он не мог насытиться ее ртом; он не лгал, когда говорил ей, как сильно любит его. Чертовски фантазировал о нем. Он ворвался в него, толкаясь, подначивая — требуя — и она приняла его приглашение на эротический танец.

С ее вкусом, ярко ощущающимся на его языке, он неохотно прервал поцелуй, чтобы проложить дорожку губами к ее подбородку, по ее челюсти и вниз по стройной шее. Проклятье, он хотел задерживаться на каждом участке подольше, смаковать ее. Но в то же время ему чертовски не хватало терпения. Голод и нужда безжалостно и неустанно подгоняли его. То, как он контролировал себя, чтобы не сорвать оставшуюся на ней одежду и ворваться в местечко между ее бедер, сначала ртом, а потом и членом... Он заслуживал золотой медали.

Отклонившись назад, он зацепил пальцем переднюю застежку ее бюстгальтера. Поднял глаза на нее. И подождал. Только когда она одарила его маленьким кивком, он щелкнул застежкой и практически благоговейно отодвинул чашечки. Поддев пальцами лямки, он стянул кружево и сатин вниз по ее рукам.

— Красавица, — промурлыкал он, упиваясь зрелищем прелестей, говорящих — проклятье, кричащих — что она была женщиной. — Ты так чертовски красива, — полные, мягкие, как шелк, увенчанные карамельными сосками. — Так чертовски сладка.

С низким рыком, застрявшим в его горле, он обхватил ее грудь, притянул одну вершинку к губам и всосал ее в рот. Сидней испустила крик, содрогнувшись всем телом, но ее хватка на его волосах усилилась, притягивая его ближе.

Он обвел языком вокруг твердого кончика соска, смакуя его. Боготворя его. Она заслуживала, чтобы ее боготворили, говорили даже без слов, как она прекрасна и сексуальна. Освободив ее сосок, он переключился на другой, награждая его таким же пристальным вниманием, пальцем лаская влажную, опухшую вершинку, которой только что насладился.

Тихое хныканье сорвалось с ее губ, когда она изогнулась сильнее, предлагая ему еще больше себя. Ее бедра покачивались в диких, умоляющих движениях. Его член пульсировал от этого эротической картины ее голода. Он ловко поменял их местами, опрокидывая ее на спину, на кровать. Быстро избавив ее от оставшихся предметов одежды, он стянул свои штаны и черные трусы, отбросил их на пол.

Желание выбило воздух из его легких. Узкие плечи, совершенная грудь и стройная талия, переходящая в бедра, будто созданные, чтобы мужчина утопил в них пальцы во время дикого, неистового секса. Подтянутые крепкие ноги, идеальные, чтобы обхватить мужской торс или плечи. Такая его. По крайней мере, на год она была его, чтобы касаться ее, ласкать, доставлять удовольствие.

Стянув через голову свитер, он поставил колено на матрас. Обхватил ее бедра, развел их шире. И еще шире. Достаточно широко, чтобы соответствовать его плечам. Кудряшки, более плотные и темные, чем спиральки на ее голове, закрывали ее естество от него. Но когда он просунул руки под ее попку и поднял ее к себе, ничего не могло скрыть распухшее сосредоточие ее женственности и сверкающее доказательство ее желания. Так близко, что он мог вдохнуть сладкий и острый аромат ее плоти. Он был прав. Аромат жимолости был здесь насыщенней. Его рот наполнился слюной от предвкушения вкуса, даже зная, что лишь проба не сможет удовлетворить его голод, бурлящий в его нутре.

— Лукас, — прошептала она, цепляясь за его плечи.

— Люк, — поправил он ее, оставляя поцелуй на чувствительном месте, где бедро соединялось с торсом. — Здесь называй меня Люк, — он не мог объяснить, почему настаивал на употреблении более интимного краткого имени. Он просто знал, что хотел — нуждался — услышать это имя на ее губах. Прямо здесь, когда они вот-вот станут так близки, как только возможно для двоих людей. — Скажи это, Сидней.