Я оторвал правую ногу от пола и левой ногой стал осторожно стаскивать ботинок. Но особых надежд я уже не питал.

— Ну, подойди сюда, фараон! — резко сказал Ларри. — Подойди сюда, если хочешь сказать своей подруге последнее прости… — Он не шутил. Он знал, что теперь он должен убить и ее — она слишком много знала.

Я приблизился на два шага. Мне удалось снять правый ботинок. Он приставил дуло своего «кольта» к моему рту, прижав его с такой силой, что я ощутил во рту привкус крови. Я отвернул лицо и сплюнул кровь. А потом ствол револьвера оказался буквально у меня в глотке.

— Боишься, фараон? — тихо прошептал он, но я тем не менее его услыхал. Может быть, и правда, что у человека перед смертью появляется обостренная чувствительность. А я как раз находился в таком положении.

Мне действительно было страшно. Мне было так страшно, как никогда в жизни. Плечо мое болело, и я чувствовал, что меня начинает тошнить, проклятый револьвер давил на гортань. Я оттянул правую ногу несколько назад, насколько мог, и зацепил пальцами ботинок.

— Вам нельзя этого делать, Ларри, — прохрипел я. — Если вы убьете меня, они никогда не получат своего сокровища.

— Не смеши меня. — Он действительно рассмеялся мерзким хихикающим смехом безумца. — Видишь, фараон, я смеюсь! Мне ведь все равно не видать этих богатств. Наркоман Ларри ничего не получит. Белый порошок — вот все, что мой старик когда-либо давал своему нежно любимому сыну! — Он вытащил револьвер из моей гортани и держал его теперь перед самым моим носом.

— Вайланд? — спросил я. Я догадался об этом еще несколько часов назад.

— Да, мой отец, будь трижды проклята его душа! — Револьвер переместился и уткнулся мне в живот. — Прощай, фараон!

Я потянул ногой ботинок незаметно для Ларри, ведь внизу было темно, выдвигая его вперед.

— Я передам ему ваш прощальный привет, — сказал я. В этот момент ботинок заскрежетал по гофрированной поверхности металлической стенки кабины.

Ларри судорожно повернул голову, чтобы поймать источник новой угрозы. На какую-то долю секунды его левая рука оказалась перед моими глазами. И я ударил его. Ударил с такой силой, будто собирался выбросить его на орбиту, превратив в спутник земли. Ударил его так, словно от этого удара зависела жизнь последних мужчины, женщины и ребенка на этой земле. Ударил его так, как никогда раньше никого не бил. И я знал это. Я просто был не в состоянии ударить кого-либо так, как сейчас ударил Ларри.

Он лишь глухо и отрывисто крикнул, «кольт» выпал из его руки и ударился о край площадки у моих ног. Две-три секунды Ларри держался на ногах, а потом как-то неестественно, медленно, так медленно обычно начинает падать фабричная труба, покачнулся и полетел в пропасть.

Не было ни вскрика, вызванного внезапным страхом, ни отчаянных взмахов рук или ног — Ларри умер от перелома шейных позвонков еще до того, как начал падать с высоты ста футов на металлическую палубу вниз.