Будучи одним из самых сокрушительных ударов в боксе, он мог запросто свернуть ему всю челюсть — и с любым нормальным человеком так бы и случилось, но выносливость этого парня была просто феноменальной. Он грохнулся о стальную переборку и начал опускаться на пол, но даже при этом сделал последнюю попытку броситься на меня и, схватив за ногу, повалить наземь. Но его глазомер, чувство времени и координация изменили ему. Я успел посторониться, и, когда его лицо оказалось у моей правой ступни, я не видел никаких причин, мешающих привести их в соприкосновение. Напротив, у меня были все основания поступить именно так. И именно так я поступил.

Теперь он уже лежал лицом вниз, беспомощный и неподвижный. Я же не был безмолвным: дыхание с хрипом вырывалось из груди, как будто я только что отмахал без тренировки целую милю. И плечи, и руки, и лицо были мокры от пота, и именно это обстоятельство заставило меня достать носовой платок и вытереть лицо. Пятен крови на платке не оказалось, да я и не ощущал никаких ссадин. Поистине повезло! Иначе как бы я объяснил Вайланду какой-нибудь дефект на моем лице, синяк или окровавленный нос?

Я сунул платок в карман и посмотрел на стоявшую в дверях девушку. Рука ее все еще держала ножку стула, глаза были круглыми от волнения, губы побелели, а то, что выражало ее лицо, даже при желании было бы трудно истолковать как первые проблески восхищения или преклонения…

— Вы… вам пришлось его сапогом? — заикаясь спросила она.

— А что же я, по-вашему, должен был сделать? Стереть пот с его чела? — спросил я в ярости. — Не ведите себя как ребенок, леди! Этот парень никогда не слыхал про маленького лорда Фаунтлероя. Он бы разорвал меня на куски и скормил акулам, будь у него хоть малейшая возможность! Поэтому встаньте-ка вот здесь с вашей дубинкой и, если он шевельнет хоть веком, ударьте его, но посильнее на этот раз. Хотя, разумеется, — добавил я поспешно, испугавшись, что она может обвинить меня в неблагодарности, — я очень вам признателен за то, что вы уже сделали.

Я повернулся. Уже одна драгоценная минута была потеряна, зато я почти сразу нашел то, что нужно. На нескольких крючках в стене висели мотки проволоки для ремонта антенн и других деталей радиоаппаратуры. Я выбрал симпатичный моток, и через минуту радист был уже связан по рукам и ногам, как цыпленок, подготовленный к обжариванию. Напоследок, обмотав шнур вокруг его шеи, я закрепил его узлом на ручке шкафа… Теперь, если бы он захотел дотянуться до какого-нибудь звонка или сигнала, он бы сразу отказался от этой мысли, уразумев, что в этом случае шнур его просто задушит. О кляпе я подумал лишь мельком. Есть специалисты, которые умеют находить счастливую середину между двумя крайностями — или задушить человека, или оставить ему слишком много свободы, но я не отношусь к таким людям. Кроме того, его крик все равно никто не услышал бы в вое ураганного ветра, даже если бы он докричался до ларингита.

Я подтянул к столу единственный оставшийся стул и сел перед радиопередатчиком. Это был стандартный передатчик, какие используют в авиации, и я умел с ним обращаться. Я включил его, настроил на волну, переданную шерифом через Кеннеди, и надел наушники. Я знал, что долго ждать не придется: полиция дежурила на радиостанции все двадцать четыре часа в сутки. Через три секунды после моего позывного сигнала в наушниках послышался легкий треск.

— Штаб полиции. Шериф Прендергаст слушает! Прошу продолжить передачу.

— Докладывает дежурная машина номер 19. — Собственно говоря, этот заранее согласованный камуфляж был сейчас не нужен, ибо всем полицейским машинам было запрещено выходить в эфир и шериф знал, что это могу быть только я, но в наше время, когда энтузиазм радиолюбителей перешел все границы, развелось много охотников подслушивать, настроясь на какую-нибудь волну, и не исключалось, что организация Вайланда ведет постоянную слежку за радиопередатчиками, поэтому я продолжал: — Человек, отвечающий описанию, задержан на перекрестке близ Вентура. Доставить его?

— Не нужно. — Пауза. — Преступник задержан. Освободите задержанного…

У меня было такое чувство, будто мне подарил кто-то миллион долларов. Как во сне, я откинулся на спинку стула, напряжение последних 48 часов оказалось сильнее, чем я предполагал, и поэтому чувства облегчения и удовлетворения сейчас превзошли все, что я когда-либо раньше испытывал.

— Машина 19, — сказал я, даже не заметив, что голос мой звучит нетвердо. — Повторите, пожалуйста, ваши распоряжения.

— Освободите подозреваемого, — медленно и отчетливо сказал Прендергаст. — Мы уже задержали преступника. Повторяю: задержали…

Передатчик отбросило в сторону, и в центре его появилась большая дыра, и вся радиорубка, казалось, взорвалась с оглушительным грохотом. Все это было следствием выстрела из большого пистолета в этом маленьком и тесном помещении.

Меня тоже отшвырнуло, но не более чем на два фута, и, приземлившись, я встал и принял нормальное положение: я не хотел слишком действовать кому-то на нервы, ведь и без того кто-то по-глупому только что нажал на курок, нервничая сверх меры, иначе он выстрелил бы более метко и не разбил бы передатчик. А так он дал понять полиции, что что-то случилось. Несомненно, этот некто был слишком взволнован, так же как я сам, особенно когда повернулся и увидел, что за гость сюда пожаловал.

Это был Ларри, и, насколько ему позволяла его трясущаяся рука, «кольт» его был направлен мне в лицо, в какую-то точку между глаз. Темные пряди гладких волос, мокрые от дождя, прилипли ко лбу, а черный как уголь глаз, выглядывающий из-за трясущегося револьвера, дергался и горел, как у сумасшедшего. Один глаз… Другого мне не было видно. Я ничего не видел, кроме половины его лица, руки, державшей револьвер, и другой руки, которой он, словно крючком, обхватил шею Мэри. Все остальное скрывалось за спиной девушки.

Я с упреком посмотрел на нее.

— Хорош сторожевой пес! — сказал я кратко.

— Заткнись! — зарычал Ларри. — Значит, из лягавых? Ну и гад! Грязный, ползучий, лживый человек! — Он обозвал меня еще несколькими словами, уже совершенно непечатными, а его голос превратился в визг, ядовитый и полный ненависти.

— Ты находишься в присутствии молодой леди, приятель! — оборвал я его.

— Леди? Это не леди, а б…! — Он посильнее сжал ее шею, словно находил какое-то удовольствие в этом, и я догадался, что когда-то он наверняка пытался сблизиться с ней, но получил резкий отпор. — Считали, вы умнее всех нас тут, да, Тэлбот? Думали, что знали ответы на все вопросы, и надеялись нас одурачить, так, лягавый? Но меня-то вам не одурачить, Тэлбот! Я за вами следил! И не отставал от вас ни на шаг, с тех пор как вы здесь… — Нервы у него были настолько взвинчены, что он весь трясся и подпрыгивал, словно у него пляска святого Витта, а в голосе его звучало злобное и мстительное торжество, какое всегда испытывает ничтожество, когда понимает, что оказалось правым, в то время как те, кто его презирал, оказались неправыми. Это был его «звездный час», и он не собирался упустить ни одной минуты из этого часа.

— Думали, будто я не знаю, что вы сговорились с Кеннеди, а, фараон? — продолжал он, беснуясь. — И с этой потаскухой? Я следил за вами, когда вы вышли из батискафа, я видел, как этот прилизанный шофер трахнул Ройала по голове…

— Откуда же вы узнали, что это был Кеннеди? — прервал я его. — Ведь он был переодет…

— Я подслушал за дверью, ты, олух! Я мог бы пристукнуть вас на месте, но я хотел знать, что у вас на уме… — Внезапно он умолк и выругался, так как девушка, покачнувшись, упала на него. Он попытался удержать ее, но героин это не протеин и мышцы не укрепляет. Даже ее небольшой вес оказался ему не под силу. Правда, он мог бы мягко опустить ее на пол, но вместо этого он резко пошатнулся, а она упала на пол.

Я шагнул в его сторону, сжав руки в кулаки, так что рукам даже стало больно. Как мне хотелось расправиться с ним! А Ларри усмехался мне в лицо.

— Хочешь заработать по шее? — прошипел он. Я посмотрел на него, потом на пол, потом снова на него, и пальцы мои разжались.