— Спасибо, Сэймэй. Это старый нищий дул в раковину. Своеобразный способ просить милостыню, но, возможно, он немой. Я послал его на кухню, чтобы его там накормили и приютили. Попробуйте найти ему несколько соломенных сандалий, Сэймэй. Бедный старик в такую погоду ходит босиком.

Тора спросил:

— Он был одет в разноцветную блузку и держался как большой начальник?

— Да. Ты его знаешь?

— Не совсем, сэр, но вы только что встретили ямабуси[2]. Это святые люди, которые живут в горах и молятся Будде, стоя голым под водопадом в лютую зиму.

— Тогда, должно быть, они сошли с ума, — нетерпеливо сказал Акитада и направился в свою комнату. — Пойдем.

Тамако встретила Тору улыбкой. Из трех лейтенантов мужа он был единственным, кого допускали в их личные покои. Хотя, когда путь Торы с нынешним хозяином пересеклись, когда он был дезертировавшим из армии солдатом, они не были связаны взаимными обязательствами. Но они не раз вместе рисковали своими жизнями, выручая друг друга. Поэтому лояльность Торы своему хозяину распространялась также на его молодую жену и остальных членов семьи Сугавара в столице. Даже мать Акитады, сварливая старая вдова, слегка оттаяла под действием его веселого нрава и желания быть ей полезным.

Тора сел у двери и смотрел, как Акитада, с помощью жены, одевается для посещения поместья Такаты.

— Что слышно от Гэнбы? — спросил Акитада, снимая повседневное кимоно и передавая его жене.

— Он неплохо устроился. Снял комнату на втором этаже булочной, где может есть рисовые лепешки. Его хозяин в восторге от того, как он борется, и хочет, чтобы Гэнба участвовал в местных поединках.

— Хорошо, — сказал Акитада, его голос был приглушен шелковой нательной рубахой, которую он примерял. — Пекарь может неплохо заработать на этом. В конце концов, Гэнба раньше был мастером борьба. — Он вылез из рубашки и потянулся за широкими белыми штанами из плотного шелка. — Я рад, что местные жители приняли его. Они уважают борцов. Вскоре мы узнаем о странных настроениях в городе.

Акитада полностью доверял своим трем помощникам. Они на деле доказали свою преданность. В свою очередь он предложил Гэнбе и Хитомаро работу, хотя они скрывались по обвинению в убийстве у себя на родине. Гэнбе пришлось убить, защищаясь, когда два провинциальных самурая намеревались убить его, потому что сын их господина в результате несчастного случая пострадал во время борцовского поединка. А Хитомаро отомстил за свою молодую жену, которая покончила с собой после того, как была изнасилована своим соседом.

Справедливость не всегда можно восстановить с помощью закона.

Акитада нахмурился и спросил:

— Я надеюсь, что ты и Хитомаро соблюдаете осторожность при посещении Гэнбы?

— Мы переодеваемся в старые обноски и постоянно смотрим, чтобы никто за нами не следим. У Гэнбы нет особых новостей, кроме того, что люди боятся, что повстанцы смогут прорваться.

Акитада натянул чистую пару белых носков и закрепил их на ногах, чуть ниже колен. Он покачал головой. — Сомнительно. Этого стоит опасаться, пока не пошел снег. Кстати, что там творится снаружи? Что ли пошел дождь? Поднявшись на ноги, он принялся перебирать свои шелковые одежды в синих оттенках и выбрал жилет с мелким синим рисунком.

— Это пахнет снегом. Вам надо бы одеть такую шубу, как у меня. С ней не страшны ни дождь, ни снег, ни ветер. — Тора с любовью погладил грубую шерсть.

— Нет, спасибо. — Акитада снова сел и взял круглое серебряное зеркало, которое передала ему жена, чтобы привести в порядок волосы. Он понюхал воздух. — Чем теплее, что медвежья шкура, тем сильнее от нее разит, — сказал он.

Вернувшись к зеркалу, где стоял Акитада, Тамока протянула ему серебристо-серое официальное платье с красивой вышивкой переплетающихся ветвей сосны. Тамако помогла ему надеть его и расправить складки. Он улыбнулся ей:

— Я чувствую себя, как принц Гэндзи, от аромата мантии которого дамы падали в обморок. Ты не боишься отпускать такого нарядного мужа в Такату?

— Я думаю, что это по части Торы приударять за дамами. — сказала она и, взглянув на медвежью шубу помощника мужа, добавила с огоньком в глазах. — Хотя, вероятно, не сегодня.

Вошел Сэймэй с накидкой из плотной соломы:

— Все готово, господин. Лошади оседланы.

— Нам уже пора быть в пути. — Акитада сел и надел пару кожаных сапог поверх своих черных шелковых тапочек. Перед отъездом он повернулся к Тамако, которая поправляла складки на его одежде, и сказал:

— Не жди меня, дорогая, буду поздно.

— Будь осторожен! — Поклонившись, она быстро отвернулась, чтобы скрыть свое беспокойство.

Во дворе, стояли четыре лошади и два охранника в форме, вооруженные луками и стрелами. Один держал вымпел с обозначением ранга губернатора Акитады.

Акитада почувствовал, как что-то холодное коснулось его лица и, когда садился на коня, внимательно взглянул на темное небо. Белые пятна кружились на фоне темных контуров зданий. Снег. Сэймэй протянул соломенную накидку и Акитада неловко закинул ее на плечи и закрепил на груди. Ветер трепал его головной убор, и он натянул поводья. На гриве лошади быстро возник слой снега. Он кивнул остальным, и они отправились в приближающуюся метель.