— Ты не будешь мной помыкать там! Понятно? Я хоть и прислужница тебе, но не рабыня. Не забывайся, я ведьма — и проклясть могу!

— Хорошо. Обещаю, что весь вечер буду вести себя нормально, будто ты моя лучшая подруга. Или вообще делать вид, что я тебя не знаю.

— Ммм… Мне нравится второе. — Она натянуто улыбается, я отвечаю такой же улыбкой. Этот вариант даже лучше!

Клуб «Перчинка» громыхал миксами от неизвестного ди-джея, да его и не нужно было знать — здесь было не до него. Светомузыка и неон били по глазам, дезориентируя и теряя людей на танцполе. Обычная дискотека. Народу было много. Душно и тесно. Я даже пожалела на мгновение, что решила выманить Деннард именно таким способом: одно неловкое движение чужого человека, один толчок в живот — и все мои ведьмовские обереги и заклинания будут беспомощны перед судьбой. Поэтому я рефлекторно прикрыла рукой самое дорогое и беззащитное сейчас — моего ребенка. Пройдя на танцпол и чувствуя на себе следящий взгляд Деннард, стала танцевать, изображая радость достигнутого желания. Секунда, и она рядом ритмично двигается в такт музыке. Мой план срабатывал на все сто процентов, потому что через минуту Кристен позабылась и включала свое «очарование»; к ней, как мотыльки на огонь, стали слетаться мужчины. Она быстро нашла себе фаворита на вечер и вот уже вовсю флиртовала с ним. Они танцевали, тесно прижавшись друг к другу, совершая эротические движения, жадно смотря друг другу в глаза. Отлично! Танцуй, детка.

— Я пойду к бару. — Крикнула ей на ухо, та сделала легкий кивок в ответ — ей было плевать, где я и с кем. Но мне нужно было делать вид, что я расслабляюсь и отдыхаю.

Подойдя к бару, стала искать свою жертву. Обычно возле стойки сидят много закомплексованных, пьяных или затащенных поневоле на дискотеку мужчин. Мне нужны третьи. За столько лет практики и зажигания на дискотеках, я быстро нахожу такого — сидит спиной к танцующим, грустно что-то пьет. Я начинаю на него воздействие своей магией, шепча заклинание приворота.

— Привет. — Подсаживаюсь и улыбаюсь. Незнакомец оборачивается на меня, и всё — начинается мой гипноз. Я посылаю токи, окутываю его, как паутиной, вижу, как взгляд становится стеклянным, будто бездна разверзается под ногами. — Как тебя зовут?

— Дэн.

— Очень приятно, Дэн. — Мужчина приятной внешности, не красавчик, но и не отталкивает. Хотя уши у него большие и оттопыренные, а лицо чересчур длинное.

— Ты один, Дэн?

— С друзьями.

Черт! Плохо.

— И где они?

— Не знаю. Где-то на танцполе.

Это уже лучше.

— Почему не танцуешь?

— С девушкой поругался.

— Она тут?

— Нет. Она осталась в другом клубе. Мы должны были пожениться через неделю. Но оказалось, что Джессика изменяет мне.

Ох ты, боже мой! Да у меня мужчина с разбитым сердцем.

— Что произошло?

— Мне сказали, что ее видели в клубе «Урбан бит», целующуюся с каким-то ублюдком. Я не поверил и позвал друга пойти со мной. Там ее и нашел. Потом пошли сюда, встретили старую компанию…

Несмотря на гипноз, его голос звучит ужасно грустно. Мне даже становится его жалко. Может, поменять на кого-то другого? Этому и так досталось на сегодня, да еще тут ведьма приклеилась. Но оглядевшись, поняла, что осталось за стойкой еще два кандидата и они не очень подходили, судя по их виду — один явно был гей, другой напился вдрызг и о чем-то громко рассказывал бармену.

— Ты на машине, Дэн?

— Да…

— А пьешь в стакане что?

— Сок. Я даже нажраться не могу, как следует, потому что я единственный, кто за рулем в компании.

О боже! Этот парень просто мега-везунчик! Вместо того чтобы нажраться и «отблагодарить» друга за то, что его бросил тут у стойки, он пьет сок, умирает от сердечных мук и ждет, чтобы всех развести по домам.

Кошмар! Нет! Я так не могу. Это бесчеловечно.

— Слушай меня внимательно, Дэн! — Я усиливаю гипноз, программируя его. Я чувствую, как начинаю потихоньку уставать — отдаю слишком много энергии, борясь с шумом дискотеки и одновременно воздействуя на Смертного. — Брось друга. Он урод! Таких друзей надо гнать метлой от себя! Поехали со мной. Ты мне нужен!

Он кивает, как китайский болванчик, с дебильной улыбкой на лице.

— Иди, заведи машину и жди меня у входа. — Он разворачивается и уходит, почти как зомби, только руки по швам держит. Моей магии на него сейчас хватит минут на пять-десять. Надо торопиться, иначе этот Дэн очнется в машине и будет думать, какого хрена он здесь делает и почему должен ехать со мной. Я проталкиваюсь к Кристен, которая уже вовсю целуется с пойманным на ее чары парнем. Этот бугай ее лапает своими ручищами, что хочется крикнуть: «Снимите номер».

— Кристен! — Я кричу, тряся ее за плечо, чтобы отклеилась от этого качка с татуировками и пирсингом.

— Чего тебе?

— Я устала. Пойду в гостиницу.

— Хорошо! Вали! — Она раздраженно отворачивается и снова впивается поцелуем в губы парня. Тьфу ты! Гадость. Сейчас стошнит от них. Я начинаю активно пробираться через народ к выходу, расталкивая незнакомцев и оберегая живот. Выйдя на улицу, чувствую дурманящий вкус свободы. У порога меня ждет серебристый Шевроле с ушастым несчастным влюбленным за рулем. Неплохо! А жизнь-то стала налаживаться!

***

В общей гостиной было, как всегда, скучно. Пациенты играли в шашки, шахматы, лото, кто-то сидел и разукрашивал детские раскраски. Лечебная тоска, дарящая ощущение нескончаемого кошмара. Я сидел в кресле и тупо пялился в телевизор под потолком. Шли новости, где ведущий с холодной улыбкой маньяка чередовал дозу происходящего в мире: кого-то где-то убили, а кто-то добился справедливости в суде, самолет упал — много жертв, но зато экономика на подъеме. Последние новости были из местного штата — в Портленде ночью сгорел отель, жертв нет, причину пожара не могут найти. Подозрение на халатное использование свечей и не сработавшую, вышедшую из строя систему пожарной безопасности.

Смотря на кадры горящего здания, я невольно пытаюсь вспомнить ощущение горящей плоти. Зачем я это делаю — не знаю. Просто с возвращения из Саббата, мне кажется, что начинаю забывать произошедшее со мной. То ли дело в таблетках, то ли в апатии, то ли в докторе Зиннере. Поэтому мне становится страшно! Я панически боюсь забыть Мелани и то, что она значила меня.

Всё началось с того, что перестал видеть ее призрака. Теперь любимая приходила только во сне…. Хотя бы там могу целовать ее, обнимать и постоянно просить прощение.

— «Виноватых в этой трагедии нет», — так говорит доктор Зиннер. Он пытается вытащить из меня чувство вины, как засевший в сердце нож. А я боюсь, что без вины, забуду всё. Дьявольский круг самобичевания. Предо мной разложены журналы о мотоциклах, присланные Стефаном, письмо от Евы. Чудачка Валльде! Вместо звонка она решила вспомнить эпистолярный жанр в двадцать первом веке. Хотя у меня подозрение, что это больше уловка, чтобы Стефан не услышал ее жалобы на него, или же прячет мысли от нашего вездесущего чтеца Реджины. Я беру письмо в руку, ощущая гладкость бумаги и выпуклость букв там, где писала Ева, нажимая на ручку и деформируя идеальность листа. Ее подчерк, будто шрамы на теле — на боку с левой стороны по ребрам три глубокие борозды, уходящие на гладкий нежный живот.

— Ure… — И бумага с ровным подчерком Евы поджигается. Горит, превращается в пепел, как когда это сделалось со шрамами.

Ко мне тут же подбегает медсестра с криком: «Что вы делаете, мистер Оденкирк? Нельзя жечь бумагу в гостиной!». Сумасшедший Стэнли начинает поскуливать на этот внезапный крик женщины — его пугают громкие звуки. Он здесь всегда сидит, и его так же перестал донимать призрак Мелани, поэтому больной стал тихим и спокойным. И вроде все нормально. Все идут на поправку. Видимость улучшения у пациентов на лицо.

Извинившись перед медсестрой, тушу бумагу, отдав ей оставшийся несожжённый кусок для выброса в урну.

— Проходите. Он здесь. — Доносится из-за спины голос медсестры Клаудии. Я смотрю на Харлей на обложке журнала — красиво. Но тяжеловесный для меня. Не люблю их.

Внезапно слышу душераздирающий крик со стороны Стэнли, я поворачиваюсь к нему и вижу, как он вжимается в кресло, после чего, царапая себя ногтями, с побагровевшим лицом начинает срывать с себя одежду. Сквозь его вой и крик слышится топот бегущих к нему санитаров; я оборачиваюсь туда, куда смотрит этот сумасшедший своим стеклянным безумным взглядом, и сам готов закричать, только от радости. Она вернулась! Мой призрак вернулся.