— Нет, не мог. У Януса тут же включился бы охранный инстинкт: чужак на территории Карцера.

Я смеюсь, понимая, как Кевин пробрался сюда.

— Тебя тоже Янусы не видят?

— Да.

— Конечно, не видят. — Доносится голос Дэррила, и мы оборачиваемся к нему: — Они лишь отпечатки энергии, которые зависают, как компьютеры, когда за один раз с ними происходит слишком много процессов. Они не могут считать, кто вы. Да и магия слишком сильная у вас.

В этот момент дверь открывается и в проеме возникает Ной в светло-сером костюме, в котором с его фарфоровой кожей и почти белыми волосами, выглядит, как ожившая статуя.

— Что случилось? Вы почему еще здесь? — Ни приветствия, ни извинений: Ной явно взвинчен и выглядит уставшим.

— Передай Реджине, что Мелани отказалась покидать Карцер.

— Почему?

— Потому что Рэй будет здесь. — Отвечаю я, стараясь опередить Кевина, пока тот не ляпнул лишнего. — Я не уйду отсюда. Я буду здесь во время наступления. Считайте, что решила бороться.

То, что я увидела на лице Ноя, не давалось описанию: привыкшая к беспристрастному выражению лица Валльде, сейчас наблюдала, как его брови взмыли вверх от удивления, затем сошлись на переносице от злости. Он было уже открыл рот, чтобы что-то сказать мне, но внезапно зависает, как Янусы, которые пытались прочесть мой знак. Секунда, две… И он сдается, придя к какому-то своему выводу.

— Хорошо. Я скажу. А вы?

Он удивленно смотрит на развалившегося на кровати Дэррила.

— А мы остаемся с ней. Я ее не оставлю одну. — Мне показалось или в Кевине проскользнуло что-то Оденкирковское? — А Дэррила надо проводить к Реджине. Его я одного не отпущу в Саббат. Сделаешь?

— Не могу. Я должен быть здесь. Мне еще говорить с Архивариусом Бодо.

Кевин понимающе кивает, а я спрашиваю:

— Чем ты занимаешься, Ной?

— Тем, за что с легкостью лишусь статуса Архивариуса.

— Есть кто выслушал?

— Да. Как Реджина и предсказывала: за нами пошли Джонс и Вэй. Еще пара человек. Ладно, я пойду. Реджине доложу о вашем решении.

Он тут же исчезает, закрыв бесшумно дверь. Кевин ловит мой взгляд и поясняет:

— То, что мы делаем, может выйти нам боком, если Морганы прознают.

— Они убьют вас? — Я в ужасе смотрю на Кешку. Тот лишь в ответ издает странный смешок.

— Хуже. Могут отложить нападение. И мы в глазах всех станем бунтарями, сумасшедшими заговорщиками. Короче, все может обернуться против нас. Морганы считают, что мы ничего не знаем. Мы делаем вид, что не знаем о них, собирая тайком людей. Тут еще опасность, чтобы и другие Архивариусы и сами Старейшины не поняли, почему Инквизиторы зачастили в Сенат.

Я киваю на каждое слово — я понимаю их замысел. И вправду сложно. Они ходят по самому краю.

— Твою мать! Фонит сильно. Не работает.

Я оборачиваюсь и вижу, как Дэррил уже стоит у окна и пытается что-то сделать с собственным мобильным телефоном. Эта картина невольно вызывает у меня усмешку. Неужели он не понимает, что техника дает сбои в Сенате? Уверена, что Янусы и Архивариусы, накладывая заклинания на каждую комнату, не забыли и о технологиях 21 века.

— Ты кому-то пытаешься позвонить?

— Я надеялся, хотя бы в игрушку порубиться.

— Ты так спокоен… — Я действительно замечаю, что Дэррил, в отличие от Кевина и Ноя, не выглядит дерганным и озабоченным по поводу грядущего переворота.

— А чего беспокоиться? Морган сам себя убьет.

— Да, но, прежде чем он это сделает, много народу пострадает. — Возражает Кевин, все еще стоя у стола с Карцерным телефоном в руках. Он смотрит на моего друга так, будто ему противно находиться с ним рядом.

— В смысле, Морган сам себя убьет? — Явно, что за прошедшие сутки много чего произошло, и эти двое в курсе событий. Одна я продолжаю быть в неведении. Я верчу головой, как флюгер, ожидая хоть какого-нибудь нормального ответа от них. В ответ лишь доносится тяжелый вздох Ганна и на его лице расплывается покровительственная, но красивая улыбка.

— Морган хочет стать Старейшинами. Это как… как… как лезть в трансформаторную будку. Притом он не понимает, что будет. — Кевин отодвигает стул и садится напротив нас. — Старейшины — это энерготочка. Это… я даже не знаю с чем сравнивать. Они работают, как предохранитель для Инициированного мира. Они берут из всех нас магию и распределяют по миру. Понимаешь? Они регулируют систему энерго-токов по колдунам и ведьмам. А Морган думает, что это люди. Он даже не догадывается, что если он станет Старейшинами, то его…

— То его просто разорвет. — Заканчиваю я за Кевина, вспоминая подобный разговор у камина вместе с друзьями в Норвегии. Тогда Варя отлично меня заложила Рэйнольду, рассказав о моих планах, за что я получила хорошую взбучку от любимого.

Кевин кивает, но тут же в его голосе появляется желчь сарказма по отношению к Дэррилу:

— А вот Дэррил считает, что не стоит мешать Моргану. Только он не думает, что прежде, чем Моргана разорвет на тысячу световых кусочков, пострадает много других людей.

Я с ужасом смотрю на Дэррила, потому что среди «других людей» будет мой Рэйнольд, который по замыслу Моргана должен обезболить его.

— Слушайте… Я не понимаю, как вы можете быть такими спокойными! Дэррил! Там же будет Рэй! Там будет куча других твоих знакомых! И ты, Кевин?

— Что? Предлагаешь мне расплакаться от страха? — Съязвил Кешка, но увидев мое лицо, понял, что зря это сделал. Ей-богу! Будто оскорбил!

— Эй! — Дэррил поворачивается ко мне и, как в прошлые времена, берет за руку, даря ощущение поддержки. — Я тебе обещал, что всё будет в порядке с вами, значит так и будет! С тобой и Рэем всё будет хорошо!

Я киваю, желая верить ему всем своим существом. Не важно, что и как будет, главное — надеяться. Я сглатываю слезы и пытаюсь вернуть уверенность своему голосу, но все равно получается полупридушенно.

— А когда планируется расширение?

— Завтра. — Кевин снимает ботинки и кладет ноги на край кровати, развалившись на стуле. — У Реджины и Артура еще в запасе день, чтобы хоть кого-то собрать и оповестить.

Я оглядываю свою маленькую комнату, которую час назад ненавидела и считала пыточной: нет ничего хуже, чем быть наедине с собой, когда у тебя на душе ад, в голове всплывает тысяча «а если», «вдруг», мир сужается в пару шагов и ограничивается четырьмя стенами. Теперь же я, если честно, радовалась, что со мной остались парни, хотя понимала — это безумие. Это опасно, ничего хорошего в этом нет. Ощущение подобно последней сигарете перед расстрелом.

Комната мелкая для троих. Особенно кровать. А ждать нападения нам еще сутки, даже больше…

— Класс! И как мы будем ночевать? Кровать-то одна? Или вы надеетесь, что я уйду из Сената?

— Нет. Не надеемся.

Кевин уныло стаскивает пиджак и вешает его на спинку. Сразу вспоминаю, как он спал на полу в мотеле, чтобы отдать Варе и мне кровать. Джентльмен во всем. Волна вины накрывает меня, поэтому кошусь на Дэррила. Я хоть и дорожу его дружбой, но Кешка и так натерпелся: поэтому я знаю, кто сегодня будет спать на полу. Дэррил тут же ловит мой пристальный взгляд:

— Что?

— Ничего.

Все началось с того, что лампа над столом стала противно трещать, а затем отключаться с резким звуком.

Бзззз…

Вжик.

Бзззз…

Вжик.

Боже! Да выключите ее кто-нибудь!

Резкое мерцание лампочки бьет по глазам, что я окончательно просыпаюсь. Мое тело затекло и вспотело — ужасно жарко, так как я зажата между двумя мужчинами на одной кровати. Дэррил лежит на боку в неудобной позе, справа от меня в таком же положении, почти на краю, спит Кевин. Душно. Мы заперты в этой маленькой комнатушке, где не открывалось окно и не было возможности проветрить хоть как-нибудь помещение. Этакий маленький ад из четырех стен и кровати. Теперь еще и лампа раздражающе мигает. Ее треск порой переходит в злобное жужжание подобно рою насекомых. Тишина, горячее сопение мужчин и эта лампа.

Бзззз…

Вжик.

Бзззз…

Вжик.

Перед сном мы успели наговориться, обсудить план действия Моргана. Даже поссорились. Я так и не поняла, почему Кевин недолюбливал Дэррила. В пылу он даже обозвал его Химерой, что было очень неожиданно слышать такое обвинение из уст Ганна. Под конец, к двум часам ночи, мы сошлись на том, что надо ложиться спать, тем самым прервать неприятное напряженное молчание между этими двумя. На полу ложиться никто не хотел, да и я сама была против. В итоге, уговорила попробовать всем уместиться на кровати. Было неудобно, жарко, но это лучше, чем кто-то лежал бы на полу без подушки и одеяла на жестком ворсе ковролина.