Код два

Я иду по коридору, стараясь не перейти на бег. Мне нужна Барона. Среди проходящих, таких же ошалевших Архивариусов я замечаю ее прямую спину и темный цвет волос, отдающий холодным отливом.

— Оливия! Оливия, подождите!

Она наконец-то слышит мой окрик и оборачивается. Я замечаю несвойственную ей бледность лица и что-то неуловимое во взгляде, но отметаю в сторону, желая не зацикливаться на этом.

— Ной, что случилось? Почему вы не в Мосуле на расследовании?

— Я собираюсь туда. Но срочно нужно обговорить с вами по поводу дела Смертного с татуировкой.

Оливия тут же напрягается. У нее снова появляется эта закрытость, когда разговор касается этого дела. Несмотря на то, что дело было полностью моим, Оливия отстранённо следила за ходом расследования.

— Что случилось?

— Наша подозреваемая Амелия Шилдс: она полностью оправдана.

Я жду от нее ответа, но Барона не понимает меня и лишь раздраженно супит брови:

— И что? Выпустите ее тогда! Не отвлекайте меня по пустякам, Ной.

— Дело в том, что девушка делает запрос на защиту от своего же клана.

— Основания есть?

— Да. — Я протягиваю ей листок, с последним допросом, где черным по белому заявка на то, что ее Верховная не будет церемониться с ней за сведения, предоставленные Сенату. Оливия быстро пробегает глазами по тексту и выдает:

— Чушь! Тут только догадки Амелии о том, что за ее ослушание, последует наказание.

— Я знаю.

— Тогда в чем дело?

— Оливия, Амелия дала нам интересные сведения и вы сами понимаете, что последует за этим.

Я знаю, что Оливия догадывается, что дело темное, я знаю, что у нее есть какие-то догадки насчет него, иначе она не стала бы так корпеть над этим убийством. Мне кажется, она догадывается, что это связано с объединением знаков Морганом. По крайней мере, она идет по этому пути, судя по наводящим вопросам о татуировке и больной, за которой следила Амелия Шилдс.

Я выжидающе смотрю на нее: ответ должен прозвучать, чтобы я понял, как действовать дальше — звонить Курту о том, чтобы прятал Амелию, или ей предоставят защиту.

Оливия тяжело вздыхает, резким движением поправив пиджак.

— Ной, Сенат не предоставит сейчас людей, даже если бы мы имели все основания на ее защиту.

— Архивариусов нет, но у Амелии есть пара — Инквизитор, который согласится взять на себя обязанность ее защиты.

— Нет, Валльде! Вы слышите? Нет.

Оливия злится. Я ее понимаю, сейчас снова аврал, всех Архивариусов и добровольцев снимают на новые дела — в Мосуле сгорела большая библиотека, где хранились древние рукописи Инициированных, на Украине с нестабильной политической ситуацией прошли беспорядки в кланах Химер, в Китае кто-то обесточил целый город и использовал страх темноты людей для призыва демонов.

Я смотрю на Оливию, она начинает колебаться — это видно по тому, как старается не смотреть мне в глаза. В итоге, слышу ее тихий голос без злости и раздражения, в нем угадывается усталость и смирение:

— Я могу лишь ее задержать в Карцере. Такой вариант подойдет?

— Да.

— Отлично.

Я готов уйти, чтобы дать отбой нервному Курту, который в последние дни ходит сам не в себе: то ли сомневается в своих действиях, то ли переживает, а может всё сразу. Распрощавшись с Барона, я направляюсь к посту Януса, чтобы отдать указания насчет Амелии Шилдс. Третий этаж кишел Архивариусами. Они толпами ходили по кабинетам, выпрашивая связь на новый портал, на дополнительный инструментарий в свой кейс и бумагу с заклинаниями, которая у них закончилась. Здесь же находилась главная «справочная» с Янусами, держащая связь с Карцером и внешним миром по телефону.

«Аппаратная» — так однажды обозвал это место Шишковский. Действительно, это место напоминало старые фильмы, где куча телефонисток налаживали связь. Вместо них были Янусы, и они обладали информацией обо всем, что в данный момент творилось в Сенате. Это была своеобразная диспетчерская дел Сената.

— Свяжите меня с Саббатом.

Азиатской внешности Янус с седыми волосами тут же воздействует на телефон и передает трубку, в которой звучит голос мисс Татум:

— Частная школа «Саббат» слушает.

— Здравствуйте, мисс Татум, свяжите меня с Куртом.

— Здравствуйте, Ной. Минуточку подождите.

В трубке включается режим ожидания, где вместо гудков звучит Шубертовская Ave Maria. Пока поет приятный густой голос певицы, рядом со мной оказываются два Архивариуса, выпрашивающие для расследования Инициированных с особенными дарами и соответствующие документы.

— Нам требуется дар разряда гностицизм для продолжения расследования.

Я мысленно ухмыляюсь: этот разряд только у одного человека — у Нины.

— Таких в арсенале Сената пока нет.

— Как нет? — Удивляется Архивариус, а я теряю самоконтроль и оборачиваюсь в таком же недоумении, что и мужчина.

— Нет. Сенат не располагает добровольными Инициированными с даром гностицизма.

— Как же так? Раньше же был человек? Русская… Как же ее имя?

— Нина Субботина. — Подсказывает Янус.

— Именно! Она являлась добровольцем для помощи Сената.

— Сейчас Нина Субботина не является добровольцем. Запрет.

— Алло? Ной, что там? — Я слышу в трубке голос Курта, из-за которого, как назло, не слышу, что отвечает Янус Архивариусу.

— Амелия Шилдс остается в Карцере.

— Почему?

— В целях ее безопасности. Ей отказано в защите и охране из-за недостатка людей.

— Погоди. Но я могу вызваться.

— Можешь. Но тебя тут же вытащат на расследования Сената. Нехватка людей.

— И что будет? — Я слышу напряженность в голосе Курта, в котором явно читается страх.

— Мы с Архивариусом Барона решили продержать ее в Карцере. Сейчас это самое безопасное место для нее.

— Хорошо… Спасибо тебе.

И пошли частые гудки. Я кладу трубку, ощущая, что никак не могу сконцентрироваться на звонке и деле. Я горю узнать ответ, почему Нина теперь не является добровольцем. Отказалась? Заставили отказаться? Или не хочет, чтобы ее вытащили на расследования в помощь Сенату?

Я подхожу к Янусу, которого уже покинул Архивариус, и задаю интересующий меня вопрос:

— Вы сказали, что Нина Субботина не является теперь добровольцем. Почему?

— Запрет.

— Запрет?

— Код номер три.

Я пытаюсь лихорадочно вспомнить, что это означает. Но ни черта не помню. Кажется, код два — это смерть добровольца. Или это и есть номер три?

— Напомните, что это означает?

— Код номер три означает, что добровольцу выдвинуты обвинения в нарушении законов Инициированного мира.

Во мне что-то ломается. Я испытываю страх — противное чувство, которое в последнее время все больше стало возвращаться и путать мои мысли.

— Дайте мне информацию на Нину Субботину.

— Нина Субботина проходит по делу номер 38.57.02.2047. Дело ведет Архивариус первого типа Морена Бьянчи. Нахождение — Карцер, восемнадцатый этаж.

— Спасибо.

Я разворачиваюсь и почти бегом устремляюсь к порталам в Карцер.

— Валльде, вы еще в Сенате?

Меня останавливает за руку Архивариус Грант.

— Да. Но я собираюсь уже уходить.

— Отлично передайте это Архивариусу МакНабу.

Он впихивает мне сличитель в руки. Я киваю, про себя отмечая, что нужно найти Нину и пройти в Мосул на место происшествия. Меня словно разрывает: долг Архивариуса — поскорее отдать сличитель — и чувство к Нине, гонящее в Карцер.

Я притормаживаю у портала в нерешительности, осознавая свой провал как Архивариуса: личной жизни, чувствам и эмоциям нет места в Сенате. Но, как показывает практика, они все равно сюда прорываются, подавляемые голосом разума.

В итоге, понимаю, что если сейчас не увижу Нину, то не смогу сконцентрироваться на работе. Поэтому снова продолжаю путь к порталу. Оказавшись на восемнадцатом этаже, попадаю в тишину ожидания. Здесь я могу себе позволить чуть ли не бегом идти вдоль дверей, выискивая нужное имя. Мягкий ворс ковра топит звук моих спешащих шагов, не давая понять обвиняемым, что один Архивариус тронулся умом.

Вот она! Дверь с черной таблицей, на которой начертано имя «Нина Субботина» и другие данные. Сердце замирает. Ощущение, что я в кошмаре — мои опасения сбылись. Я хватаюсь за дверную ручку, чувствуя, как она магически откликается на мой Знак, давая пропуск внутрь, и поворачиваю ее.