Изменить стиль страницы

— Просто он не Химера…

Я удивленно поднимаю глаза.

— Смертный? — Почему-то я надеюсь, что это обычный человек. Но она произносит то, о чем я догадываюсь:

— Инквизитор. Теперь вы понимаете, почему я еще не могу сказать его имя?

— Главная вряд ли тронет вашего любовника. Инквизитора убить достаточно тяжело.

— Да, но она убьет меня! — Она с грустной улыбкой разводит руками. — Я человек конченный. Надеюсь, что хоть в урну ссыпают красивую.

И снова начинает плакать, отвернувшись от меня. Я вздыхаю, мысленно соглашаясь: да, всё действительно сложно, даже если подключить Нину.

Нину…

А ведь на месте Амелии могла быть она.

— Я могу поговорить с вашим Инквизитором по поводу показаний, будто вы разговаривали с ним по телефону. Это будет хоть что-то в вашу пользу.

Она снова молчит и нерешительно смотрит, нервно кусая ногти. Кажется, она их все сгрызла от нервов. — Ну? Так скажете мне его имя?

— Да… Его зовут Курт Ганн. Он из Великобритании. Кажется, школа «Саббат».

В Саббат я попал лишь на следующий день, оставшись на «магическое воздействие на смертных» — завершение неразберихи на стадионе. После каждого третьего изменения сознания у смертного исчезало по одному Янусу. Магии не хватало даже Сенату. К ночи здание, гудевшее, как электростанция, от заклинаний и воздействий, успокоилось. Все чувствовали себя выжатыми, на пределе своих сил, даже энергоподпитки, в виде присланных от Старейшин специальных бумаг с заклинаниями, не помогали нам. А впереди еще была куча дел. Только за сегодня помимо разборок со стадионом и двух арестованных Химер, которым уже прямой путь на костер, было совершено более пятидесяти мелких нарушений. Карцер настолько был переполнен, что впервые пришлось отказываться от нарушителей и закрывать глаза, брали только самых серьезных преступников. Я сидел за столом в Архиве на сдачу документов, передо мной была гора бумаг, которую должны будут разобрать Янусы. Точно такая же стопка скопилась у всех остальных, кто был со мной в комнате. Окон и часов здесь не было — не положено, лишь ряды белых столов и железные каталки, на которые складывались документы для отвоза Янусами в другой отдел. Мир перфекционистов с четко отлаженной системой, которая трещала по швам от перегруженности.

Многие считают Архивариусов роботами: что они не способны на чувства и эмоции. Ошибаются. Просто долг перед общественностью становится на первый план, в отличие от личной жизни, семьи и других интересов. Кого попало в Сенат не берут.

— Сколько же нас ждет судов. Уму непостижимо!

— Скорее всего, многим обвиненным придется не одну неделю проторчать в Карцере.

— Слышал, как Норман рассказывал, что Совет Старейшин готовится к расширению. Идет энергосбережение магии.

— Такими темпами многие осужденные будут год сидеть у нас в Карцере, пока мы со всем разберемся. Если разберемся…

— Мы обязаны разобраться, Эдита. — Голдберг поправляет очки и снова углубляется в документы. Некоторые бумаги мы заполняем от руки, некоторые переводим в электронный вид. В связи с тем, что техника в Сенате часто выходит из строя из-за магического фона, то в основном мы все пишем сами.

Я составляю стандартный бланк о Смертном: день, причина воздействия, кто и что делал.

На строчке «Нина Яссукович» моя рука замирает, напомнив о другой девушке с жестким взглядом серых глаз — каменный, суровый, останавливающий. Царский. В последний раз я видел Нину у Шуваловой и даже поцеловал ее. Как это было давно! Даже не верится.

Целовать Нину намного приятней, чем весь мой предыдущий опыт. Интересно, где она и что делает сейчас? Надо встретиться, сходить с ней куда-нибудь, но с таким графиком я ничего планировать не могу. Наверное, я просто улучу момент и снова найду ее. Хорошо, что теперь это стало проще, будучи в стенах Сената. Я знаю, что Нина злится и обижается, что согласился быть Архивариусом, думает, что отказался от нее, выбрав карьерный рост. Но у меня не было выбора. Во-первых, я давно стремился к этому, во-вторых, Реджина попросила — ей нужен тут свой человек. Я только и делаю, что докладываю ей о происшествиях и странных случаях в Сенате. Если кто узнает об этом — моментально вылечу отсюда.

Я снова возвращаюсь к заполнению бланков. Через час я заканчиваю с последним Смертным. Часы на руке показывают, что уже полвторого ночи. Нет смысла сейчас идти в Саббат, сделаю это завтра. Распрощавшись с остальными Архивариусами, иду на второй этаж, отмечая радость и удовольствие от проделанной работы. На посту меня встречают два Януса — молодой человек с рыжими волосами и синими глазами.

— Здравствуйте. Администраторы хостела вас слушают. — Они говорят двойным голосом. Сначала это кажется странным, потом привыкаешь, и порой даже удивляешься, когда встречаешь обычных близнецов, что они ведут себя не синхронно, как Янусы.

— Ной Валльде. Прошу предоставить ночлег.

— Простите, но ничего не можем сделать.

— То есть? — Я удивленно смотрю на их лица.

— Все номера хостела заняты. Но нам дан указ Старейшин организовывать портал домой всякому обратившемуся.

— Нет. Я дойду сам до портала. — Я изумленно бормочу и удаляюсь. Ничего себе! Все триста номеров заняты! Такое никогда не было на моей памяти. Выйдя из Сената, я оказываюсь на улице, где стоит жуткий мороз с метелью. Видимости ноль, поэтому на этот случай включены специальные неоновые арки в виде коридора, которые с помощью магии останавливают стихию и дают пройти под их сводами до Главных порталов. Спустившись по ступеням вниз, я вхожу в помещение похожее на подземный гараж, где вместо машин стоят остовы дверей с новейшими приборами для определения нужных координат. Подойдя к первой попавшейся, я прикладываю к датчику свой Знак — и красный огонек переключается на зеленый. Эта идея нагло взята из мультфильма «Корпорация монстров», что весьма саркастически смотрится в нашем деле. Монстры? Вполне. Как показывает жизнь, каждый имеет своего зверя внутри. Так почему бы и нет? Мне нравится эта новая система. Раньше было тяжелее и неудобнее — нужно было наизусть помнить координаты дома или нужного портала, тут же теперь все механически определяется.

На маленьком мониторе зажигается:

«Здравствуйте, Ной Валльде.

Выберите пункт назначения.

Из последних стран вы пользовались порталом в:

— Великобритания

— Россия

— США

— Италия

— Китай

— другая страна»

Я жму «Великобритания». Тут же зажигается пять последних мест, где официально проходил через портал, нелегальные путешествия сюда не входят. Но среди названий нет Саббата, он выбыл из топа из-за постоянных перемещений по работе. Приходится вручную вводить в поиск «Саббат». Тут же определяются координаты, и портал моментально разогревается и перенастраивает свое поле. Секунда и можно входить.

Резкая смена обстановки и освещения. Темнота подземелий и запах сырого камня вызывают такой прилив усталости, что будто на меня воздействовал Стефан, а не я так устал. Еще одно свойство Сената — оно энергетически подпитывает там Инициированных, поэтому в стенах здания все переносится намного легче.

Бесшумно и непринужденно передвигаюсь в темноте, знаю эти подземелья, как самого себя. И вот я уже на улице в окружении родных древних стен. Странно. Я никогда так не был привязан к Саббату, как в последние дни. Не знаю в чем причина. Но каждый раз возвращаясь, ощущаю покой в душе.

Щелчок зажигалки и кончик ее сигареты начинает тлеть, источая тонкую молочную нить дыма.

— Значит, она была с Куртом?

— Да.

— И не разглядела, что за Знак?

— Да.

— Сможешь влезть в ее воспоминания? Нужно посмотреть, что за девушка.

— Я постараюсь.

Жженый вкус кофе добавлял и так горечь в это продымленное Реджиной утро. Я не выспался после возвращения из Сената.

— Курт, зайди. — Приказ Светоча проносится мимо, но все равно будоражит рецепторы, как будто пролетел самолет, гудя своим мотором. Через минут в кабинет входит Ганн, удивленно смотря то на меня, то на Главную.

— Заходи, милый. Ной сейчас работает над очередным делом, которое косвенно касается и тебя. Присаживайся!

Скрипя ножками стула по полу, пытаясь не оторвать от Реджины взгляд, Курт шумно садится, с шелестом отводя полы пиджака и подбирая брючины на коленях. Как только он расположился, по кивку Реджины я начинаю говорить, отмечая, как Ганн бледнеет и меняется в лице.