— Ну давай, рассказывай, как там в Хатоге? — спрашивал он, — все спокойно? Мать-то мою видел? Как они там?

— Видел… — говорил я, — живут потихоньку, как все…

Потом все же вспомнил, и весело хмыкнув.

— Да! К сестренке твоей парень один сватается. Мать ворчит, что вроде мала еще, обещает женихов метлой со двора гнать, но сама видно довольна…

Его мать живет на окраине, я решил тогда сначала заехать к ним, навесить, а уж потом по делам. И правильно сделал, наоборот бы вряд ли решился.

— О, как! — расплывшись в улыбке, Кенек взъерошил короткие волосы, — а ведь и правда, взрослая девка стала, я и не заметил… Невеста, гляди ж ты! А что за жених-то?

— Марук, сын красильщика Замеля. Знатный жених.

Он аж присвистнул.

— Да уж… за такого жениха и приданое нужно, чтоб не стыдно было. Как думаешь?

— Да… думаю, — пробормотал я, поглядывая на дверь. Моего веселья надолго не хватило.

Той ночью…

Нарка — словно пылающий огонь, кипящая страсть, никогда раньше не видел ее такой. Словно в последний раз, словно… мне становилось даже не по себе, сердце разрывалось от желания и отчаянья одновременно.

— Олинок мой, я тебя никому не отдам! — шептала она, и серебро ночи плескалось в золоте волос, — никому, никому!

Ее горячие пальцы впивались в мои плечи.

— Никому! Олинок…

Словно в бреду. Быстро, долго, страстно, как никогда… только в глазах… страшно.

Потом до утра Нарка всхлипывала во сне. Я несколько раз будил, но она засыпала и все начиналось снова.

… Зима шла на убыль.