6. Что было. Первый снег

Было иначе, и мир был проще.

Стайка толстых, распушившихся воробьев дружно скакала по тропинке, едва припорошенной снегом, оставляя цепочки крохотных следов — мимо сухой ломкой пижмы и высоких метелок вейника. Воробьи чирикали, суетились, азартно отбирая друг у друга каждое найденное семечко. А сонное, уставшее за день солнце лениво щурясь, поглядывало на них сквозь облака.

Внизу, у подножья холма, жгли костры, варили гречишную кашу с брюквой и густой яблочный кисель. Хорошо! А то жрать охота, аж живот сводит.

Зябко поежился, плотнее запахнув старую вытертую куртку.

Меня выставили из Хатоги, я давно знал, что так будет. Забрали дом… взамен щедро выдали разрешение строиться на пустой земле у края кхайских степей. Что ж, выбирать мне не приходилось.

Мне достался Кагрегский холм у Ражка — небольшого, но быстрого притока Тайруски. К западу за Кагрегом начинаются высокие светлые леса, а к востоку, сразу за рекой — степь. Строиться удобно, да и кхаев видно издалека.

И вот теперь ощетинился тонкими зубами острог — новый, золотистый, густо пахнущий сосновой смолой. Толку от него конечно мало, одним частоколом от степи не отгородишься, но уж лучше так, спокойнее. Большего все равно построить не успеем. Успокаивало одно — зимой обычно тихо, у кхайрангов сейчас сезон свадеб, им бы девок своих мять в укромном угле, а не носиться сломя голову по степям. Не до войны, слава богам! Только мелкие голодные шайки иногда шастают в надежде на легкую наживу. Вот весной да, весной все начнется по-настоящему.

Но к весне, глядишь, обустроимся на новом месте.

Эх, дотянуть бы до весны…

Боевые саматские слоны как-то незаметно затерялись в заснеженных степях, среди прочих забот, я почти не думал о них.

— Лин, — тяжелая ладонь легла на плечо.

Даже не слышал, как подошел Кенек. Невысокий, коренастый парень, русоволосый, конопатый как большинство здесь, немного неуклюжий на вид, уже тогда, в семнадцать лет, прозванный сайетскими кхаями Аргакх Идун, что значит — Быстрый Охотник.

— Здорово! Любуешься?

— Любуюсь, — кивнул, с удовольствием пожимая протянутую руку, — вот построим крепость, тогда и правда будет чем любоваться.

Кенек долго смотрел на меня, сосредоточенно хмуря брови, словно не зная как начать.

— Говорят, двух кхаев в степи видели, — серьезно сказал он.

— Далеко?

— В двух днях пути от Унгайки.

Этого только еще не хватало для полного счастья. Кхаи, конечно, в степи не диво, но что-то уж слишком близко к микойским землям. И двоих всего видели — тоже странно.

Кенек засопел, почесал под шапкой вихрастую макушку.

— Может они там по каким своим делам? А, Лин? — неожиданно растерянно спросил он, было видно, как хотелось ему придумать простое объяснение, услышать от меня, что повода волноваться нет, что там двое кхаев всего, подумаешь невидаль! Он с такой надеждой смотрел, но мне нечего было сказать.

— Может… — я устало пожал плечами, — только все равно, Идун, мне это не по душе. Знаю я их дела.

— Да ладно, в первый раз что ли? Кхаи все время по степям шныряют, как мыши по ячменному полю.

Я вздохнул, качая головой.

— В том-то и дело, что не в первый. Стены укреплять надо, дозоры в степь послать.

Кенек ответил не сразу, с плохо скрытым раздражением.

— Тебе конечно решать, но нам бы бараки сперва справить. Зима на носу…

— Ничего, — прервал я, — у нас люди привычные, потерпят еще.

— Потерпят? — возмутился Кенек. — Да сколько можно терпеть, Лин! Замерзаем тут и жрать нечего.

— Потерпят, — сказал, чувствуя как вспухли на скулах желваки, — нам нужна эта крепость!

Мне нужна.

Я прекрасно знал, что мне не удержать этих людей, если захотят уйти. Из Хатоги за мной пошло чуть меньше полсотни, в основном молодые, горячие, я наобещал им в три короба. Многих я знал едва ли не с детства… По большей части те, у кого ничего нет и нечего терять. Я сам такой.

Кенек не стал спорить, только процедил сквозь зубы неразборчивое ругательство и отвернулся. Спорить все равно было бесполезно, тем более, что я был не так уж неправ. Он кивнул и, кажется, хотел что-то сказать, но передумал. Долго молчал, глядя куда-то вдаль, то ли собираясь с мыслями, то ли подбирая нужные слова.

— Думаешь справимся? — вдруг спросил он.

Я уже открыл было рот, но понял, что просто сказать «да» будет сейчас ложью или по крайней мере излишней самоуверенностью, глупо это будет, ведь у меня слишком мало людей, да и Кагрег слишком неспокойное место, чтобы сказать что-то наверняка. Да что там, шансов уцелеть у нас мало.

— Справимся, — твердо сказал я, — должны справиться.

Кенек вздохнул.

— Пойдем жрать лучше, — и обречено махнул рукой.

Тем же вечером мы сидели втроем у костра, пили молодую бражку из раздобытой Роином кадки.

— Вот ведь свиньи поганые, хрящ им в зад! — привычно возмущался Роин, шмыгая носом и зачерпывая полный ковшик, — все им неймется, ядреный-то хвост! Да штоб им хромой шушак под ноги нассал! Штоб житья им не было ни на земле, ни в нижних!

— Теперь в оба глаза смотреть надо, — сухо подытожил Кенек, задумчиво ковыряя сапогом мерзлую землю.

Если налетят кхаи — нам не выстоять самим, слишком мало людей, слишком слабые стены, слишком далеко от города, слишком… эх… да ничего, думалось, все как-нибудь устроиться.

Сухие ветки весело трещали в костре.

Тонкая тень неслышно выскользнула из темноты за спиной Роина, тряхнула рыжей головой, и алые блики огня заплясали в ее волосах.

— Бу! — громко сказала тень.

От неожиданности Роин подпрыгнул на месте, схватившись за меч, и мгновенно оказался лицом к лицу с рыжей тенью, которая едва-едва доставала ему до плеча. Тень поднялась на цыпочки, и вытянувшись в струну, чмокнула здоровяка в нос.

— Испугался? — хихикнув, поинтересовалась она.

Несмотря на все переживания, мне пришлось сделать героическое усилие, чтобы не заржать в полный голос, глядя на опешившего Роина. Скосил глаза на Кенека, тот тоже тихо трясся от смеха, пытаясь при этом скорчить самое серьезное лицо.

— Ума нет, — обиженно буркнул Роин, — кто ж так делает, ядреный хвост. Я ж тебя убить мог.

Он принялся было сердито цокать языком, но не удержался и добродушно улыбнулся.

— Если б это была не Нарка, а враг, ты б уже давно с перерезанной глоткой валялся, — отсмеявшись, серьезно заметил Кенек.

— Да ну…

Так и не нашел что ответить, махнул рукой и она, победно ухмыльнувшись, уселась рядом со мной. Удивительно, насколько они с братом были не похожи. Огромный, широкоплечий и светловолосый Роин, всегда неторопливый и основательный, и маленькая рыжая курносая Нарка, которая и минуты не сидела спокойно на месте. Он хоть и ворчал порой, но прощал сестренке все выходки, кудахтал над ней образцовой наседкой, доводя порой до белого каления. И все равно ведь поделать ничего не мог, Нарка вела себя как мальчишка… Не удивительно, она ведь и выросла среди отцовских бойцов, не отходила от брата ни на миг. Он едва ли не с рождения заменил ей отца и мать, а кроме друг друга у них больше никого не было.

Хорошо помню, как Нарка училась сидеть верхом, едва ли не с пяти лет, как училась натягивать лук, сбивая тетивой руки до крови, не помогали даже перчатки… потом научилась, привыкла. Она всегда стремилась доказать, что не хуже других, что она тоже сможет. Очень боялась, что Роин отправит ее подальше, найдет каких-нибудь далеких родственников… днями и ночами тренировалась, рвалась вперед изо всех сил. Роин поначалу ругался, все старался запретить, потом однажды плюнул, собрал все деньги, какие были, и пошел, заказал для сестренки лук — по руке и по силе, сказочный лук, с костяными накладками… Она радовалась, словно ребенок новой игрушке.

Моя Нарка. Я не представлял жизни без нее.

— Ты чего не спишь? — нежно привлек ее к себе, поцеловал в подставленную щечку.

— Да так, — она передернула плечами и хитро подняла бровь, — не спится. А вы сидите тут, веселитесь без меня, совести нет!

— Не больно-то у нас тут веселье, — фыркнул Кенек, искоса поглядывая на нас, — да и так засиделись, завтра дел полно.

— Ох, не любишь ты меня, Идун, — с наигранной досадой вздохнула Нарка.

Кенек скрипнул зубами и отвернулся.