«Во что бы то ни стало сломить сопротивление противника. Выполнять поставленную задачу. Я в правой группе. Докладывать через каждые полчаса».
Петров поставил задачу командирам, как это требовал Канашов.
Танки, рассредоточившись, исчезали, как призраки в снежной замяти. Противник вел беспорядочный огонь, видимо, ожидая новой атаки с фронта. Но вот спустя минут двадцать послышались частые глухие выстрелы. На командном пункте все с напряжением ждали первых донесений. И радио передало первые вести от танкистов, обходящих противника с тыла: «Атака удалась. Румынские артиллеристы бросили орудия и разбежались». Петров стоял улыбаясь,
— Здорово вышло, товарищ генерал!
— Когда думаешь — оно всегда здорово. Отдайте, полковник, приказ! Пусть не задерживаются и жмут вперед. Надо прорвать еще один тыловой рубеж.
— Есть прорвать! Сейчас прикажу.
— Не торопись! Прорвать-то прорвать, но не в лоб, а пусть обходят узлы сопротивления! — Он развернул карту. — Видишь, тут полно высот. На них пусть не идут. Застрянут. А в обход, балками и лощиной. Так надежней.
— Есть, товарищ генерал! Разрешите выполнять?
— Выполняйте!
Канашов смотрел на удалявшегося торопливой походкой Петрова и думал: «Неужели я так и буду толкачом и нянькой то для одного, то для другого командира бригады? Где же их самолюбие и самостоятельность? Чины большие, а смекалки у другого командира взвода побольше. Все ждут каких-то указаний свыше, и ни шагу сами. С такими не воевать, а в канцеляриях распоряженьица отдавать».
Мысли его прервала пришедшая военфельдшер.
— Товарищ генерал, — робко обратилась она к нему, неловко переминаясь с ноги на ногу, поправляя санитарную сумку на боку.
— Что вы хотите?
— Вы ранены, товарищ генерал.
— Я? — Он рассмеялся и обнял ее за плечи. — Ну что вы? Вы ошиблись.
Она нахмурилась, торопливо достала из сумки тампоны и мазнула по лбу, показывая ему сгустки крови.
Канашову вдруг эта ничем не похожая внешне девушка напомнила Аленцову. Он взял ее руку.
— Нет, не может быть, — думая о Нине, сказал он, закрывая глаза и вспоминая разговор с Поморцевым о ней.
— Я серьезно, товарищ генерал! Видно, случайно задело вас осколком. Давайте перевяжу.
И он вдруг как-то обмяк и, соглашаясь, кивнул.
— Хорошо, перевязывайте!
Она обработала рану, и, когда стала забинтовывать, он почувствовал, что на лбу что-то жжет и саднит. «Когда же это? Вот еще оказия».
— Товарищ генерал, — подбежал к нему адъютант, — вот получен приказ, — он протянул бумагу.
«Ускорить темпы продвижения. Прошу доложить лично положение бригады», — читал Канашов.
Радист протянул ему трубку. Канашов доложил Кипоренко. Тот отругал его:
— Ты все по старинке ползешь на пузе, по-пластунски. Вперед надо, вперед рваться! Понимаешь?
— Есть, вперед! Постараюсь, товарищ генерал!
Канашов невольно схватился за лоб и почувствовал боль. «Вот как оно получается. Попробуй объясни ему, что меня подвели подчиненные. А если бы не приехал, послушал Поморцева, то они и до сих пор бы бились как рыба об лед. Ну ладно. Нажмем. Сейчас вечереет, впереди ночь, и серьезного сопротивления до Новоцарицынского не предвидится».
Канашов отдал распоряжение бригадам ускорить движение, а сам выехал в головную бригаду Петрова.
Совершать марш ночью, в степи, до бездорожью, было чрезвычайно трудно. Легко сбиться с пути. А тут еще вскоре пошел сильный снег. Темп продвижения значительно упал. Танки шли медленно, делая частые остановки. Канашов нервничал. Кипоренко часто запрашивал его, требовал ускорить движение. Не помогали и включенные фары. Видимость была очень плохой. Танковая бригада подходила к совхозу. Еще несколько километров, и надо готовиться к бою за Новоцарицынский. Канашов отдал распоряжение обходить станицу с северо-запада и северо-востока, перерезая дорогу на Перелазовский.
И тут же по танковой бригаде открыла огонь артиллерия. Рядом с танком Канашова разорвался снаряд, и осколки со скрежетом и визгом полоснули по броне.
«Значит, где-то поблизости вражеская артиллерия. Значит, нас обнаружили. Но кто это? Немцы или румыны? Может, мы прошли румынские позиции и наткнулись на немецкие резервы?»
Канашов отдал распоряжение выключить свет и продолжать движение колонны в прежнем направлении. «Надо выслать разведку, — решил он, — а самим продвигаться, не теряя напрасно времени». Противник молчал, огня не открывал. «Что бы это значило? Как бы нам не попасть в огневую ловушку». Канашов приказал остановить колонну, вылез из башни. Кругом тишина и обильный пушистый снег, как ватные хлопья. Он прислушался. Левее доносился приглушенный шум моторов. «Неужели это танки?» Да, шум не походил на известный ему шум автомашин. «Но куда они идут? Может, навстречу нам? Кто же это может быть? Или это бригада Санева? Но как она могла очутиться левее нас? Или мы сбились с пути?» Он запросил Санева. Командир бригады не отвечал. «А что, если Кипоренко потребует от меня доклада? Что доложу я ему? Потерял бригаду? Этого еще недоставало», — подумал он, и от этой мысли почувствовал, как его прошибло потом. Его размышления прервал подъехавший на «виллисе» майор, командир разведроты бригады. В темноте он не видел его лица. Зажег карманный фонарик, вынул планшет с картой.
— Товарищ генерал, разрешите доложить? Получены данные разведки.
— Докладывайте.
— Левее обнаружены танки противника.
— Сколько? Чьи танки?
Майор замялся:
— Не знаю.
— Вы что, майор?
— Товарищ генерал, — сказал он виноватым голосом. — Я доложу вам. Скоро все доложу точно. Поторопился. Сообщили мне, что танки противника. Это точно. Один застрял у ручья. Разведчики мои его обнаружили. А вот сколько и чьи — не знаю.
— Торопливость нужна знаете где?
— Виноват!
— Идите и выясните все точно, майор, как положено разведчику. И на будущее запомните!
Темный силуэт майора исчез в ночной тьме. Подъехал командир бригады.
— Товарищ генерал, — докладывал, захлебываясь, полковник Петров. — Разведчиками моей бригады установлено, что танковая румынская дивизия идет левее нас строго на север. Захвачен один румынский танк по причине его неисправности. Экипаж пленен. Сегодня утром они получили приказ, и дивизия вышла из района.
— Ваше решение, полковник?
— Какое же еще может быть решение, товарищ генерал? Разворачиваю бригаду на сто восемьдесят и бью в хвост.
Канашов спокойно, медленно и твердо сказал:
— Отставить! Вы что, забыли задачу бригады?
— Нет, почему же? На Новоцарицынский, Перелазовский.
— Помните? Это хорошо, что помните. Выставьте заслоны, ведите наблюдение. Вступать в бой запрещаю. Продолжать движение в заданном направлении и обо всем докладывать мне.
Петров козырнул и уехал на «виллисе».
«Ничего, голубчики, — думал Канашов о румынских танкистах. — Вас можно хорошо проучить».
А через час Канашов докладывал командующему обстановку.
— Танковая дивизия? Да чему ты радуешься? Спихнул ее нам, а сам мимо? — возмущался Кипоренко.
— Петров решил бить ее в хвост, повернуть бригаду на север, а я отменил, — сказал Канашов. — Идем на Новоцарицынский.
Командующий выжидательно помолчал.
— Ну и задал ты нам тут задачку со многими неизвестными.
— Так, как вы учили.
— Ишь ты, вспомнил, как на военной игре зарвался, а я тебя осадил. Что ж, это око за око?
— Нет, почему же? Я не злопамятный за добрые уроки. А бить их вам не так уж трудно. Тылы румынской дивизии я отрезал. Все продовольствие их, боеприпасы и бензин в моих руках.
— А что же ты будешь с ними делать? Они же свяжут тебя по рукам и ногам? Опять застрянешь на месте. К утру и то не разберешься что к чему.
— Чего мне с ними разбираться! Я приказал посадить к каждому румынскому шоферу по автоматчику из стрелкового полка Миронова и включил их в свою колонну.
Командующий весело рассмеялся:
— Значит, отрезал, как говорят, основной их орган.
— Вот, вот, пусть они без него против вас повоюют. Поглядим, как это у них получится.
— Умно задумано. Давай не отвлекайся и побыстрее вперед.