Счастливо вам оставаться! Я уверен, что вы как и при мне, будете храбро сражаться и победите, невзирая на трудности зимы и временные поражения. Всегда я мысленно буду с вами, в одном строю. Идите смело к великой победе, за счастье Германии. Хайль Гитлер! Густав Мильдер».

Обращение Мильдера к бывшим его подчиненным было разослано в роты, батальоны, полки и дивизии. Его зачитал он сам перед офицерами штаба корпуса. Все слушали его с напряженным вниманием. Один лишь генерал Дранке, его преемник, морщился, почему-то нервничал и, не дослушав до конца, ушел. Это возмутило Мильдера. Он холодно попрощался с Дранке, не подав ему руки. И уже за спиной, уходя, услышал, как новый командир корпуса сказал: «Не терплю слюнявых сентиментальностей. Надо воевать лучше, а не читать молитвы». Мильдер был оскорблен. «Негодяй. Будь у меня власть, я бы показал этому выскочке. Пользуется тем, что я снят. Ну ничего, я ему еще припомню при случае».

В тот же вечер Мильдера вызвали в штаб группы армий Вейхса.

В штаб он ехал подавленный, с тревожным предчувствием неизбежных неприятностей. «Посадят под арест, отзовут в ставку и будут судить. Ну что ж! Что можно сделать в моем положении?» Но, к удивлению самого Мильдера, не произошло ни того, ни другого, ни третьего. Вейхс принял его спокойно. Он ни в чем его не упрекал и, что поразило Мильдера, назначил командовать танковой дивизией резерва группы армий. Да, конечно, это ущемило его самолюбие. Но хорошо, что дело не дошло до суда. Ему было приказано срочно выйти с танковой дивизией в район южнее Перелазовского и на этом рубеже совместно с румынской танковой дивизией остановить прорвавшиеся русские войска, Мильдер понимал, какая огромная ответственность ложится на него. «Или я оправдаю доверие и верну себе былую славу, или на этом моя карьера закончена, и мне надо подавать в отставку».

Он вышел в приемную Вейхса, развернул карту, прикинул расстояние до Перелазовской, посмотрел на часы. Времени оставалось мало «Но надо сделать все, чтобы выполнить приказ». Мильдер вышел во двор. На него с воем набросилась вьюга, облепив лицо мокрым холодным снегом.

Он сел в машину и приказал водителю немедленно ехать в штаб дивизии на самой большой скорости.

Он очень торопился. Нельзя было упускать последней возможности.

А в это время полковник Нельте шел по заснеженным степям с группой солдат и офицеров его дивизии под конвоем советских автоматчиков. Мокрый снег хлестал больно в лицо и таял, а холодные ручейки заползали за воротник. Нельте то и дело подымал ворот шинели, сутулился, сунув одеревеневшие руки в карманы. «Вот и все, вот и все. Отвоевался я, как и мои вчерашние офицеры и солдаты. Теперь мы в плену у русских. Что нас ждет? Или они нас где-либо расстреляют здесь в оврагах, или мы, обессилев, замерзнем в поле. Чего им сейчас считаться с нами?» Он вспомнил, как неделю тому назад он случайно услышал, о чем мечтали его солдаты, разговаривая между собой в штабе. Один собирался открыть парфюмерный магазин в Дрездене, другой — винный погребок в Берлине, третий мечтал получить землю в России и откармливать на бекон свиней, четвертый— торговать мехами, скупая их в Сибири, пятый — заиметь ювелирный ларек в самой Москве.

«Как только кончится зима, мы погоним «Иванов» в азиатскую глушь и тайгу, — уверял один из них. — Я сам слышал, как говорил об этом генерал Мильдер».

«Далеко сейчас Дрезден и Берлин, а еще дальше Москва, — думал Нельте. — И вот мы идем неизвестно куда, идем, не зная, что случится с нами через день, час и даже минуту. Хорошо еще, что не бьют и не издеваются как наши конвоиры».

Прошло не более часа с начала наступления, как полк майора Миронова при поддержке танкового батальона завершил окружение румынского гарнизона в хуторе Клиновой и, пропустив впереди себя танковые бригады корпуса Канашова, тут же ринулся вслед за пробившим оборону танковым тараном на юг и юго-восток к станице Новоцарицынской.

Миронов доложил комдиву Андросову о захвате Клинового и отдал распоряжение Ванину быстрее отослать в штаб оперативную сводку. К нему подъехал майор Кряжев. Раскрасневшийся от мороза, он, довольный, улыбался:

— Ну, как дальше, Александр Николаевич, служить прикажешь? Мне идти с моими хлопцами вперед, а ты за мной? Или вместе ползти нам, чтобы пехота твоя не отстала?

Миронов получил донесения от командиров батальонов.

Два батальона после взятия Клинового привели себя в порядок и втягивались колоннами поротно на дорогу. Благо, что низкие тучи, порошившие снегом, надежно маскировали с воздуха от налетов вражеской авиации. Но одиночные самолеты немцев гудели над головой и для острастки нет-нет да и сбрасывали наугад одиночные бомбы. Но они рвались впустую неподалеку от дороги, а то и просто в лощинах, не причиняя никому вреда.

Миронов не сразу ответил Кряжеву, обдумывая, как ему лучше действовать в дальнейшем.

— Подожди малость, надо прикинуть, — ответил он.

— Значит, Чапай думает? Это хорошо.

По прежнему приказу полку надо было в боевых порядках наступать в заданном ему направлении. Но третий батальон медленно приводил себя в порядок после боя. «Что они там копаются?» — подумал с досадой Миронов. Ждать, теряя напрасно время, было нельзя. По донесению, полученному от полковой разведки, прорвавшиеся вперед танковые бригады ушли на Перелазовский. «Вот горе-разведчик, — подумал он о брате. — Не донесение, а восторженный лозунг: «Танки идут вперед». А где координаты? Хотя самого Миронова распирало от радости. «Идут вперед». Решение созрело мгновенно. «Посадить первый батальон на танки и машины. (В числе трофеев было захвачено шесть исправных грузовых машин). Ох, как они сейчас нам кстати! — подумал он. — И нам надо вперед, не отрываться от танковых бригад. А второму батальону с полковой артиллерией в колонне следовать за первым. Третьему привести себя в порядок и тоже в колонне двигаться параллельно второму, на левом фланге полосы прорыва полка. Правда, там идет гряда высот, — он смотрел на карту. — И могут еще встретиться очаги сопротивления. Ничего, придам ему полковые минометы. Надо действовать быстрее. Скоро на дорогу выйдут тылы танковых бригад, тогда мы застрянем. Заполонят все дороги, и будешь путаться между их машинами и бензовозами».

Миронов встрепенулся, поправил ушанку, сложил карту в планшет.

— Ну, Василий Васильевич, — блеснул он глазами, улыбаясь. — А что, если ты на своих стальных конях прокатишь с ветерком моих орлов?

— А что, можно и с ветерком, — сказал Кряжев. — И для нас оно веселей и надежней. Самое тесное взаимодействие.

— Понял, — кивнул Миронов. — Давай команду, а я тут распоряжение разведке и комбатам отдам. — Он взглянул на часы:— Через пятнадцать-двадцать минут полный вперед!

— Есть, полный вперед!

Кряжев отдал распоряжение собрать к нему для получения новой задачи командиров танковых экипажей.

Миронова окружили сержанты-связные от батальонов. Он, чтобы быстрее передать приказ комбата, каждого связного обязал записать его приказ в командирские блокноты, уточнил маршруты на карте и велел немедленно догонять его. Связался по радии с полковником Андросовым и доложил обстановку и свое решение. Комдив одобрил, но предупредил: «Не зарывайся. Связь держи с соседями. Батальоны не растеряй. Видишь, заснежило. Как бы не заметелило. Помни, Миронов, степь бедна на ориентиры. Сбиться можно запросто. Да и на огонь противника нарваться. Людей зря погубишь, а нам еще далеко идти надо. Сам знаешь».

У Клинового только показались первые колонны бензозаправщиков и автомашин, когда Миронов махнул красным флажком Кряжеву, что означало: «Трогай».

Взревели танковые моторы. Бойцы первого батальона в белых полушубках густо облепили танки. Лица их сияли радостно. На одном из танков запели песню, придумав на ходу немудреные слова на старый армейский мотив: «Разгромили мы фашистов и румынских воевод, и до Волги, к Сталинграду, мы пойдем сейчас в поход».

— Ишь ты, какие скорые! — стоя рядом с Мироновым, ворчал Каменков.

— Ничего, ничего, — сказал, улыбаясь, Миронов. — Песня — это от радости. С песней, Кузьма Ерофеевич, врага бить сподручней. Смотри, рвутся люди в бой!