Изменить стиль страницы

Как только вои покинули нас, я выдернула руку и движением бедра скинула с лавки более легкого соперника, то есть Елисея. Царенок с воплем «ой!» свалился на пол и окончательно проснулся от сон-травы. Не теряя времени, накинулась на еду, правда, вкуса поглощаемых мною пирогов и травяного чая, не почувствовала. Скосила глаза на Святояра, и поняла, что все это время за мной внимательно наблюдали и давали время прийти в себя и набраться сил.

— Что смотришь? Кушай, ночь будет длинной, — дружелюбно посоветовала я.

— Да вот любуюсь, — доброжелательно улыбнулся Святояр. — Быстро ты от слез оправилась.

— Я их просто на попозже запланировала, — грустно улыбнулась я в ответ, — Ванятку моего найдем, тогда я и поистерю на твоем могучем плече, — и я хитро прищурилась: — Не прогонишь?

— Буду рад предоставить в пользование любую часть своего тела, Машенька, — добродушно мне в ответ пошутил воевода.

— Вы тут долго ворковать-то будете, у нас дел — лопатой не разгребешь, — тихонечко ворчала Яга.

— Значит, ворота мы колдовством закрыли, подложного Святояра выпроводили. Тебя, кстати, воевода, конники и стрельцы скрытно до дома довели. На весь терем полог тишины наложили. Пленников покормили. Маша, можно работать, — строго доложила Янина.

От такой слаженности действий пенсионерок брови воеводы поползли на лоб: — Каких еще пленников вы покормили?

— Прохора и Збару, — спокойно пояснила я.

— Может, ты еще и пытки практикуешь? — ошарашенно шутил наивный.

Дожевывая любимый пирожок с грибами, рассеяла нехорошие подозрения мужчины: — Пытки были вчера, сегодня у нас на это времени не хватило, сам понимаешь.

Святояр подскочил с лавки и заметался по горнице: — Бабоньки, да что ж вы творите-то?

— Да, сядь ты, оглашенный, все колдовство сейчас развеешь, — рявкнула на боярина Яга так, что он тут же сел на лавку, да еще сложил ручки на коленях. — У него мать пропала, а он с совестью мучается!

Воевода быстро взял себя в руки, обвел нас строгим взглядом и произнес менторским тоном: — Ведите к пленникам, допрашивать будем.

От перемены его поведения, меня немного покоробило, бабульки с Елисеем же это восприняли одобрительно и безропотно повели нового начальника в «нарядный» подвальчик.

Помятый Прохор сидел на лавочке в отдельной темной камере, видимо, ранее воевода был знаком с этим молодым хитрецом, потому что церемониться с ним не стал, а вновь связал за руки и подвесил все на тот же крюк.

— Я пока не вижу большой разницы в наших пытках и вашем благородном милосердии! — съязвила я.

— Маша, не торопись, все только начинается. Ночь длинная, — как-то слишком двусмысленно заявил Святояр. — Прохор у нас упрямый, сразу все не расскажет, придется проявить фантазию.

От такого заявления, юноша начал нервно дергаться и испуганно коситься на говорившего.

— А мы никуда не торопимся, нам, главное, результат, причем любыми методами, — не спеша прошлась до открытых ящиков с разнообразным пыточным инвентарем и обвела имеющиеся аксессуары заинтересованным взглядом. Прохора заметно затрясло, но он был преисполнен решимости выдержать все пытки и истязания, которым мы его подвергнем.

— Говори, паршивец, что от нас скрыл, не то хуже будет? — елейным голосом проговорила баба Яга, помахивая в руке все тем же ремнем, что прошлой ночью лупила красавчика.

— Я всю правду вам рассказал, — жалобно забормотал упертый.

— То, что правду, это мы знаем. А вот всю ли? — зловеще зашипела, подскочившая к висящему парню Янина, тот от неожиданности аж дернулся, но продолжал играть в несознанку.

Я выбрала для себя оригинальное «орудие труда» — палочка длинной сантиметров сорок- сорок пять, на конце которой был прикреплен букетик из пушистых перышек, выглядело орудие пытки очень миленько. Ну, а с другой стороны, выпороть мы его всегда успеем. Вооружившись и преисполненная энтузиазмом, я развернулась к подопытному и наткнулась на насмешливый взгляд Святояра. Он, как будто, спрашивал: «Ты уверена?». Я решительно кивнула ему и направилась к Прохору, обошла пацаненка по кругу, нарочито медленно прошлась перышками по обнаженной груди и спине. Красавчик начал дергаться как в паралитическом припадке. А ты у нас, оказывается, щекотки боишься! Это нам на руку!

— Расскажи-ка, друг любезный, почему ты нам соврал, что иголки передумал у Збары покупать? Ведь знахарка просто-напросто отказалась продавать тебе швейные изделия, — начала я допрос.

— Стыдно было признаться, да и Малаша все слышала, — дергаясь от моей палочки, как червяк на крючке, тараторил смазливый паразит.

— Кто надоумил Марфу к знахарке привести?

— Так Збара сама и надоумила, сказала, что мне иголки не продаст, а вот соперника от моей Малаши поможет отвадить, нужно его к другой барышне приворожить. А тут как раз Елисей вторую неделю Марфу за огородами прогуливал. Марфа — барышня настойчивая, и замуж хотела только за царевича. Вот я и понял, что она иголочками точно захочет воспользоваться.

Я повернулась к Яге: — Правду говоришь, — похвалила баба Яга пытуемого, — Но, всю ли?

Правильно поняв намек, я вновь прошлась «кисточкой» по телу атлета.

— Значит, ты Марфе внушил, что иголки — это единственный путь к ее семейному счастью с Елисеем? — тихим голосом проговорил Святояр. — Совсем девке мозги запудрил?

— Да она сама себе мозги запудрила, о том только и вещала, что, дескать, царевич ее любит неземной любовью, но сам этого еще не знает. А она должна ему чуть-чуть помочь, потому что тоже любит его неимоверно, — оправдывался паршивец. — А когда я ей про иголки, способные навсегда приворожить Елисея, рассказал, у нее аж глаза загорелись адским пламенем, и она, не разбирая дороги, к знахарке побежала.

— Збара, так дело было? — перепроверил факты Святояр.

— Все так, воевода, — ответила из-за колонны прячущаяся там знахарка.

Поняв, что свидетель его коварства тоже в склепе, Прохор заметно перепугался, весь побледнел и покрылся испариной.

— Прибежала ко мне с огромными глазищами, купила иголки, я пыталась ее отговорить пользоваться ими, да она не послушалась, а через девять дней царевич и окривел, — тоскливо рассказывала Збара.

— После этого Марфа к тебе приходила? — строго вел допрос воевода.

— Нет, люди говорили, что она за неделю, как эта беда с Елисеем случилась, в деревню к тетке уехала, — сказала женщина.

— Может Прохор приходил? — пристально глядя на пацаненка, спросил боярин.

От тона, которым произнес воевода этот вопрос, красавчик присмирел и начал отчаянно мотать головой: — Я не приходил больше, мне незачем было.

— Кто украл у Збары дочку?

В глазах допрашиваемого появилась паника, его голос осип и задрожал: — Украли? Дочку? Не я это! Истинный крест, не я!

— Не он Источку украл, — плача, подтвердила слова боярича знахарка.

— Что ты знаешь об исчезновении Марфы?

— Ничего, я, честно говоря, не ожидал, что эта влюбленная ворона из столицы уедет. Умнее было бы в родительском тереме сидеть, да сватов поджидать, — уже ничего не тая, выкладывал гадёныш. — А этой, видно, захотелось, чтобы царевич за ней побегал.

— А что ты знаешь о похищении сына Марии Васильевны — Ванюши и царской ключницы Ирины? — подойдя вплотную к Прохору, спросил Святояр.

От этого вопроса у меня сердце сжалось, а из глаз, того и гляди, слезы в три ручья польются, от тревоги хотелось лезть на стены. Но позволить сейчас себе эту слабость я не могла, неимоверным усилием подавила в себе все чувства.

— А их всех тоже украли? — пацаненок находился почти в панике. — А зачем? И что же с ними сейчас делают?

От его вопроса меня бросило в жар, руки сжались в кулаки, так, что ногти до крови поранили кожу. Вот только боли я не почувствовала, оцепенение поглотило все мысли и ощущения. «Что с ними сейчас делают?» — этот вопрос снова и снова звучал в моих ушах, а я ничего не знаю и ничем не могу помочь собственному ребенку.

Острая боль обожгла мне щеку, а я даже не поморщилась, только подняла глаза.

— Машенька, да очнись ты, ничего с нашим Ваняткой не случится, мы его обязательно найдем и спасем, — кричала мне баба Яга, тряся за плечи. — Ты только голову не теряй.

Пощечина подействовала, я осмотрела помещение: Святояр все также стоял около связанного и висевшего на крюке Прохора, а баба Янина пыталась успокоить Збару, также не стесняясь, отвешивала ей звонкие пощечины, но на знахарку этот метод не действовал. Она сидела на полу, привалившись к колонне, и в голос завывала.