Вместо этого женщина со свирепой скоростью приблизила к предплечью свой рот. Не знаю, заметил ли я что-то в ее лице или просто прислушался к инстинкту, но у меня было странное предчувствие, будто женщина попытается укусить…

И последовал укус, она действительно укусила. Я рефлекторно вздрогнул, но затем расслабился, так как понял, что ощущал простое давление, а не боль. Как ни странно, но зубы у женщины были ужасно плоскими. Они даже не прокололи кожу…

Я перестал трясти женщину и вместо этого, воспользовавшись свободной рукой, оттянул ее губу. Идиоты!

«Они спилили ей зубы».

— Творец! — в ужасе вскричал я и осознал еще кое-что.

Она крепче зажала челюсти, когда я свободной рукой провел по ее гладким плечам.

У меня сжалось сердце. Гладкая. Слишком гладкая. Я думал, что они были просто спрятаны под одеждой, но нет.

Они срезали ей крылья.

— Ах, малышка, — судорожно прошептал я. Они пытали и издевались над этой крошечной груфалой. Я прижал ее ближе, и она стала бороться еще сильнее. Я провел пальцами по синякам груфалы и попытался подавить свой гнев. Я осторожно отдернул ее юбку, приглаживая и приводя в порядок.

Женщина замерла. Ее глаза встретились с моими. Я заметил в них замешательство.

И надежду.

Как будто ей в голову только что пришла мысль, что я не буду ее унижать.

Она выпустила мою чешуйчатую кожу изо рта и отстранилась. Я заметил, что ее слюна была чистой, теплой и не пенистой. Я поднес руку к носу, чтобы понюхать. Но не смог обнаружить токсин или яд. У нее вообще была хоть какая-нибудь защита?

— Они вырезали твои ядовитые железы?

Выражение лица женщины не изменилось. Вообще.

— Ты не можешь понять ни слова из того, что я говорю, верно?

Груфала просто смотрела на меня, ее глаза были все еще широко раскрыты и немного затуманены. Это точно не говорило ни о чем хорошем. Шок. Мне нужно было согреть ее и дать ей почувствовать безопасность.

— Ох, — мое сердце сжалось от сочувствия, так как я представил, через что она прошла. — Больше нет причин волноваться, принцесса.

Я погладил ее по спине, через несколько минут она расслабилась и обвила руками мою шею. Женщина сильно разрыдалась.

Когда она успокоилась, то я встал, все еще удерживая груфалу в своих объятиях. Она напряглась, но не стала сопротивляться.

Даже через вонь крортувийцев пробивался ее аромат.

Я почувствовал, как мой дух оживает.

Но это… это должно было случиться только когда…

Не может быть.

Нет. Это не мог быть процесс соединения. Должно быть мне показалось. Или это все же было…

Я не знаю. Если честно, я не обращал внимания на ракхии, которые посещали груфал, но этого, конечно, все равно не могло быть… даже если произошло, то еще слишком рано. Я только что с ней познакомился! Поэтому я предположил, что это просто биологическая реакция, какой-то процесс, с которым я не был знаком, какая-то адаптация. Ее вид источал притягательный аромат, благоприятно влияющий на меня. Видимо, звук ее крика привлек меня, а когда я оказался достаточно близко, чтобы вдохнуть это… Я осознал, что не был невосприимчив, — ранее я наивно полагал, что слухи слишком восхваляют и превозносят, — к чарам груфалы.

Мои ноздри снова затрепетали при вдохе, и я, не задумываясь, еще крепче обнял женщину.

Быстро шагая, я вернулся в свою комнату в конце амбара, но когда женщина увидела, что я приближаюсь к кровати, то снова начала бороться.

Я немного встряхнул ее. Достаточно, чтобы привлечь внимание, но недостаточно, чтобы причинить боль.

— Перестань. Мы просто отдохнем до рассвета.

Я подумывал сразу уложить ее, но затем попытался представить разные сценарии, где я был бы таким же беспомощным, пережившим унижение, без возможности общаться с незнакомцем, который спас меня, и представил свою реакцию. Наименее угрожающий вариант, который пришел ко мне в голову, состоял в том, чтобы мы сели на матрас. Поэтому я опустился, удерживая женщину на своих коленях. Минуту спустя груфала перестала извиваться в моих объятиях. Я попытался снова замурлыкать, и на этот раз, казалось, она восприняла это намного лучше. Меня охватил нелепый порыв гордости, потому что я быстро улучшил свою технику. Еще через несколько минут женщина положила голову на мое плечо, будто была истощена. Ее дыхание, овевающее мою шею, было приятным. Я старался не задумываться о том, что это означало. Очевидно, она была слишком молода, чтобы хорошо понимать происходящее. Но даже с чисто платонической и опекающей точки зрения я мог понять, почему метка хоб с ее выдохом стала бы великой честью. Я вздрогнул и крепче обнял ее.

Я встревожился, когда она чуть сильнее ухватилась за меня.

— Сладкая? — обеспокоено пробормотал я и повернул ее спиной к своему плечу, чтобы посмотреть в лицо. И увидел это снова: все ее тело было покрыто побоями, а сама женщина судорожно глотала воздух.

— Что происходит? — спросил я.

Она, кажется, поняла, потому что ответила что-то на своем странном языке, который звучал как:

— Икота.

Когда я провел рукой по ее груди, женщина вздрогнула, но когда опустился к месту, из которого, как казалось, исходил звук, то груфала действительно подарила мне улыбку.

— Икота, — повторила она.

Я выгнул брови и перестал к ней прикасаться. Она не выглядела взволнованной, поэтому я тоже попытался успокоиться. Место, откуда исходил этот замысловатый звук, было слишком высоко, чтобы указывать на внутренние повреждения из-за ублюдка, взбирающегося на нее. Мое сердце сжалось от этой мысли. Я не думал, что ему удалось проникнуть в нее, но предполагал, что при попытке он мог соприкоснуться с ней.

Я взял женщину за бедра и нежно переложил с коленей на матрас. Она молчала, настороженно наблюдая за мной. Теперь я ощутил запах семени шавки, которое пропитало мой костюм.

И ее кровь.

«Ублюдки!»

Меня объяла ярость, заставляя зашипеть. Я опустил голову, сосредоточившись на пятне, где жидкость перешла от женщины ко мне и изверг пламя, сжигая это.

При появлении огня принцесса вскрикнула.

Когда я закончил, то встретил ее взгляд и увидел полный шок. С каждым мгновением я все больше убеждался, что каким-то образом эта груфала ничего не знала о моем народе. Я всмотрелся в ее одежду и предположил, что наряд для пленников не был огнеупорным и его сделал кто-то не из наших. Досадно.

Я встал и пересек комнату, направляясь к своей сумке. Я нашел кусок полотна для купания, но когда моя рука прикоснулась к нему, то я решил, что материя слишком груба для этой женщины. Ткань прекрасно стирала засохшую кровь с чешуек, но совсем не подходила для кожи такой мягкой, словно лепестки цветка.

Я еще немного порылся в сумке и обнаружил то, что, несомненно, подойдет. Но был ли смысл использовать… Я оглянулся через плечо и увидел, что женщина пристально за мной наблюдает. Ее глаза выглядели большими и уязвленными, в этот момент я понял, что это не имело значения. Я должен был помочь ей всеми возможными способами.

Я вытащил церемониальное брачное одеяло. Следуя традиции, моя сестра с любовью трудилась над каждым одеялом, которые создавала для меня и моих братьев. Как и подобает мужчине, я всегда носил его с собой, но еще никогда не использовал для женщины. Мне нравилось думать, что мое одеяло с замысловатыми узорами и яркими цветами, вытканными, чтобы привлечь внимание женщины, было одним из лучших, которое я когда-либо видел. Одного прикосновения к нему должно было быть достаточно, чтобы женщина влюбилась, ведь оно было таким мягким. Тем не менее, мне еще ни разу не удалось подобраться к женщине настолько близко, чтобы она прикоснулась к одеялу, не говоря уже о том, чтобы позволить мне завернуть ее в него. Стиснув ткань в ладони, я представил, какую мягкость ощутит обнаженная плоть груфалы. Я тоскливо зарычал. У меня было мало шансов привлечь женщину без надлежащего одеяла для ухаживания, но иначе нельзя. Я вернулся к женщине и присел, показывая, что не представляю угрозы. В этот момент женщина подобрала под себя ноги, чтобы — как я полагаю — отпрыгнуть.

В ней не отразилось узнавания предназначения одеяла, укрепляя мою теорию о том, что она совершенно ничего не знала о моем виде. Разместив ткань на тыльной стороне руки, я медленно выпустил шипы и услышал, как женщина ахнула. Я дернул материю, из-за чего она порвалась.