Глава 8

Небо хмурилось, сгущались снежные облака. Порывистый ветер нес крики воронов, кружащих над вершинами деревьев. С высоты город казался игрушечным, обсыпанным сахарной пудрой, и только темные дома, отмеченные смертью, портили картину. Я насчитала восемь, но, думаю, их было больше. Как давно в Эгморре свирепствовали бэлморты? Почему Стэнли молчал и не просил о помощи? Хотя его можно понять. К Системе я никак не относилась, работала на него не на постоянной основе, но Джош… Ехидны бы его побрали! Почему он мне ничего не сказал?!

Грудь сдавило от гнева и ледяного воздуха. Отмахнувшись от размышлений, я оглядела местность, над которой парила, и рванула к дому. Сейчас Джошу не поздоровится! Облетев проспект, свернула на свою улицу и снизилась, поддалась порывам колючего ветра. Дома казались пустыми и безликими, дворы — заброшенными, словно весь квартал выселили, и только мой дом излучал тепло и притягивал взор. Но чего-то будто не хватало…. Опустившись на землю, я соткалась из дымки и толкнула калитку. Середина дня, а меня цепкими лапами заманивал в свое царство Морфей. Травяной чай Вивиан взбодрил, но ненадолго. Почти пробежав двор, я открыла входную дверь и вдохнула запахи родного жилища.

На кухне никого не оказалось. Я поднялась на второй этаж и застала в гостиной Мишель. Сестра с отсутствующим видом перебирала ворох грязного белья. Я застыла, глядя на нее, не сумев найти слов. А что я могла сказать? Пообещать, что все будет хорошо? Лгать я никогда не умела. Подняв голову, она посмотрела на меня и тяжело вздохнула.

-Я затеяла стирку. Неси все, что есть, пока у меня не пропало рвение сделать что-то полезное, — прошелестела Мишель и отвернулась.

-Сейчас проверю, есть ли что-нибудь у нас, — растерянно ответила я и направилась в свою комнату.

-Захвати вещи своего комнатного бэлморта, — бросила она мне вслед. Я поджала губы, но ничего не ответила. Не время выяснять отношения. Если ей так легче переносить трагедию, то пусть. Я стерплю, но после расставлю все по местам.

В спальне Бена не было. Надеюсь, Джош не вовлек его во что-то криминальное, впрочем, все могло произойти с точностью до наоборот. Проверив вещи, сложенные на кресле, висящие на спинке стула, я сгребла их в кучу и бросила у двери. Сняв куртку, небрежно швырнула ее на кровать и прошла в ванную комнату. Обычно Бен сам стирал свою одежду, с машинкой он умел обращаться, но я решила проверить, на всякий случай. Мишель будет ворчать, если он завтра затеет собственную стирку, решит, что он ей не доверяет. Это добавит ей подозрений на его счет. У меня своеобразная сестра, с диковинными тараканами в голове — ее сложно понять, проще смириться и подыграть.

В корзине для грязного белья я обнаружила вчерашнюю рубашку и футболку. Достав смятую одежду, отнесла в комнату и бросила поверх общей кучи. Стянув джинсы и надев вместо них другие, темно-синие, сняла футболку. С перебинтованной рукой это было похоже на испытание на изворотливость. Влезла в белую майку с монохромным рисунком лупоглазого котенка — имелись в моем гардеробе и такие наряды, не для посторонних глаз. В моменты, когда хотелось утешения или просто почувствовать себя слабой, я надевала их и чувствовала себя далекой от происходящего. Увы, вещи не могли решить проблем, но придать чувство успокоения — вполне. Перекинув волосы на плечо, чтобы не мешались, я склонилась над ворохом белья и застыла в таком положении. На глаза попалась рубашка Бена, а вернее — ее рукава. Он всегда их подворачивал, когда надевал поверх футболки, но на этот раз они оказались расправлены. Ничего странного, ерунда какая-то, но меня заинтересовало. Потянув за рукав, я вывернула его наизнанку, и руки затряслись — на манжете темнело зеленое пятно. Я сразу поняла, что это — зелье забвения. Наверно, он испачкался, когда пил кофе? Сердце колотилось в висках, страх уже жег горло, и дыхательная гимнастика не помогла. Проглотив беспокойный пульс, я вывернула карманы джинсов и обнаружила мелкую вещицу. Посмотрела на свою раскрытую ладонь — крышечка от флакона с зельем. Ноги подкосились, и я рухнула на колени перед кучей грязного белья. Как такое может быть?! Бэлморты не используют зелье…. Проклятье, зачем я вообще думаю об этом?! Он не мог убить Монику! Или мог?

Зарывшись лицом в рубашку Бена, я бесшумно плакала, дрожа от страха. От страха, что мужчина, которому принадлежало мое сердце, мог оказаться безжалостным убийцей. Нет, я не верю — это бред какой-то! Он бы ни за что…. Откуда мне знать его истинные помыслы?! Бэлморты незаметно становятся частью твоей жизни, сливаются с ее привычным ходом, а потом в самый неожиданный момент наносят удар в слабое место. Уничтожают тебя, сжигают сердце. Но я не хотела верить в то, что мой Бен оказался идеальным представителем беспощадного народа!

Утерев слезы, я аккуратно свернула рубашку и поднялась с колен. Даже если так, никто не узнает об этом. Кроме меня. Скомкав в руках вещи, я расправила плечи, принимая будничный вид. Покосилась на свое отражение в зеркале — лицо было пустым, а в глазах оставалось тускло-удивленное выражение. У Бена кроме меня никого нет, я всегда была единственной, кто ему верил. Если убийца пытается выбить эту последнюю дощечку у нас из-под ног, то напрасно. Нужны доказательства повесомее, чем капля на рукаве. Для того, чтобы достать зелье, ему бы понадобилось покинуть дом и забрести в лавку Вивиан. Это невозможно по многим соображениям. Да, я осознавала это, но сердце сжимало в кольцо боли, твердое, как камень, и в груди дрожал холодок. Тот самый, что пронзает острым кинжалом, когда узнаешь нечто неожиданное, ранящее, но такое очевидное. Прикрыв глаза, я медленно выдохнула и повернулась к двери. Даже если Монику убил Бен, ему должен был кто-то помогать. От этой мысли я поморщилась, как от пощечины. Слишком мало фигур на доске, чтобы выбирать. Слишком близки они ко мне, чтобы разглядеть в них предателя.

Наложив на забинтованную руку гламор, чтобы Мишель не заметила ее, я вышла из спальни. Сестра сидела на полу ко мне спиной, повесив голову. Ощутив меня, она выпрямилась и посмотрела через плечо. Я застыла, прижимая вещи к животу. Между нами дрожал воздух, и то моя вина. Да, вина — я испытывала стыд за то, что не ощущала той скорби, что терзала Мишель. Оцепенение не проходило или я настолько бессердечна? Странник говорил, будто я никогда никого не любила по-настоящему, даже родителей. Тогда я возмутилась, но потом задумалась — а не прав ли он? Разумеется, за каждого из своих близких и друзей я пойду на все, даже на неизбежную гибель, но что я чувствовала к ним? Казалось, что все тепло моей души принадлежало Бену, а на остальных не хватило…. Я берегла это тепло для него и несла сквозь годы и трагедии, не делилась ни с кем. Правильно ли это? Нет, причина наверняка в шоке — не укладывалось в сознании, что Моники больше нет. Я все еще ничего не ощущала по поводу ее смерти, будто она ушла, как обычно, на работу или уехала в командировку. Дома же по-прежнему пахло ее духами! Зажмурившись, я покрутила головой, рассыпая волосы по плечам, прогоняя пугающие мысли. Самое тяжелое впереди, эмоциональная кома пройдет, и я раскисну. Может быть, уже завтра мне будет плохо, а может, и нет. Иногда просто остаешься в оцепенении, потому как ничто другое не помогает. На оцепенении порой строится здравость рассудка. В таком случае, чем дольше я в нем пребываю, тем лучше для дела, для всех нас. Сейчас не время поддаваться слабостям.

Я громко вздохнула, и Мишель нахмурилась. Заморгав, я протянула ей вещи, изобразив робкую улыбку. Сестра приняла их и отвлеклась от изучения моего лица.

-Где эти двое успевают тряпки пачкать?! Сидят же вроде дома, — равнодушно пробормотала она.

Я невольно взглянула на пеструю кучу на полу. Среди белья были джинсы Джоша, в которых видела его утром. Не знаю, что побудило меня наклониться и вытащить их — интуиция или паранойя?! Пока сестра перебирала одежду по цветам и раскидывала по корзинам, я скрупулезно рассматривала барахло Джоша. Джинсы как джинсы, с пятнами от ягодного пирога на карманах и каплями жира от пончиков, вот только россыпь зеленых брызг никак не вязалась с вчерашним утренним меню. Хотя нет, очень даже вязалась!