П е т р о в (в окно). Конвой, выполняйте приказ!

Елена срывается с места, выбегает из горницы. Возвращается вместе с к о н в о е м и п л е н н ы м и. За ними входят п а р т и з а н ы. Часть проходит в горницу, часть остается в сенях, другие заглядывают в окна со двора.

Товарищи партизаны! Отряд должен немедленно покинуть это место! Комиссар препятствует выполнению моего приказа! Он толкает отряд к гибели! Приказываю арестовать его!

Никто не двинулся с места.

Ч е б о т а р е в (усмехнулся). Петров у нас не в меру горяч, об него прикуривать можно, когда спички отсыреют.

Сначала кто-то неуверенно хихикнул, потом раздался дружный смех. Напряжение спало. Чеботарев жестом установил тишину.

Я согласен с предыдущим оратором. Если мы не уйдем с Медвежьего — отряду грозит полное уничтожение. Но если мы настоящие патриоты, если мы настоящие коммунисты, если мы хотим гибели фашизма и нашей победы, мы не можем так просто уйти отсюда! Вы, конечно, уже знаете об обстоятельствах гибели Шукина. Шукин не мог быть и не был предателем. Он хотел помочь пленным и помог, своей смертью выдав им гарантию нашего доверия! Сегодня ночью за ними прилетит самолет. Мы должны встретить его, зажечь посадочные огни. А это значит — с головой выдать себя карателям. Они отрежут дорогу через Кривую гать, и выбраться отсюда станет невозможно. Я принял решение: отряду уходить форсированным маршем в Боровичские леса. Здесь для того, чтобы прикрыть немецких товарищей и дать возможность самолету улететь, останется небольшая группа. Я не хочу назначать эту группу. Останутся добровольцы. Кто решит остаться, пусть выйдет сюда.

Длинная пауза.

Г о р б у ш и н. Не верю я им…

В и к т о р. А как же дядя Петя? Он верил…

Г о р б у ш и н. Не знаю как. Обманули они его. Сердце у него доброе было… Хотел в хорошее верить… А мое сердце там, на родном пепелище, сгорело! Угольки остались. Может, они кровь мою жгли, а я за них на смерть пойду? Могу ли я это? Как же я это могу? Молчишь, немка?! Отвечай!

М а р и я (очень волнуясь). Товарищи… Вы всё знаете, товарищи… Больше мне нечего сказать… Нечем убедить… Нечем…

Молча, сурово стоят партизаны. Нелегко принять решение. И вдруг неверным, срывающимся голосом Мария запела «Интернационал». Это даже нельзя назвать пением, это взволнованный шепот, клятва. Вилли и Август вторят ей по-немецки. Прозвучала только часть первого куплета и оборвалась. Чеботарев зачем-то снял очки, решительно шагнул вперед, стал рядом с немцами. Следом за ним шагнула вперед Елена.

Е л е н а (становится рядом с Чеботаревым). Я остаюсь с тобой.

М и х а л е в и ч. Сказочный вы человек, товарищ комиссар! И я с вами. (Становится рядом.)

В и к т о р. Витька Сорокин их привел, Витька за них и в ответе. (Становится рядом.)

Г о р б у ш и н. Не верю я им, товарищ комиссар! Форме ихней мышиной не верю! (Выходит, становится рядом.)

Ч е б о т а р е в. Зачем остаетесь, если не верите?

Г о р б у ш и н. А жить же как?

Среди партизан прошло движение, еще несколько человек шагнуло вперед.

Ч е б о т а р е в. Больше добровольцев не требуется. Петров, уводите отряд.

Пауза.

П е т р о в. Остаюсь!

Ч е б о т а р е в. Здесь вы больше не нужны. Приказываю: уводите отряд!

П е т р о в. Не можете мне этого приказывать. Если кто и должен остаться, так это я.

Ч е б о т а р е в. В благородство играете?

П е т р о в. Играю. Не себя спасал — отряд. Пусть уходят. Дойдут и без меня. С камнем на сердце жить не хочу. Может быть, хоть перед смертью скажете: Петров был прав. Ради этого остаюсь.

Ч е б о т а р е в (внимательно посмотрел на Петрова, понял: иначе он поступить не может). Михалевич!

М и х а л е в и ч. Я, товарищ комиссар.

Ч е б о т а р е в. Придется вам. До рассвета идите не останавливаясь. Ларина берегите.

М и х а л е в и ч (обвел остающихся долгим взглядом). Эх, сказочный вы народ! (Отвернулся, выбежал из избы, слышен его голос.) Становись!

П а р т и з а н ы. Прощайте, товарищ комиссар!

— Прощайте, хлопцы!

— Прощайте!

В и к т о р. Чего там прощайте? Еще на Витькиной свадьбе гулять будете! Приглашаю!

Все, кроме добровольцев, уходят. Слышны движение, приглушенные слова команды, потом удаляющиеся шаги.

Ч е б о т а р е в. Горбушин! Готовьте костры.

Горбушин уходит.

Включайте рацию, Мария. Вы отлично сделали, что выбрали «Землянку». Хорошая песня. И созвучна моменту.

Вообразим, что мы перед началом концерта. Сейчас музыканты начнут настраивать инструменты. Садитесь, будем ждать.

Все усаживаются вокруг рации, образуя полукольцо. В рации треск, разряды. Все замерли, подались вперед.

Пауза.

Световой круг начинает сужаться. Едва различимо полукольцо людей вокруг рации. На этот раз свет не гаснет совсем, задержавшись какое-то время на рации, световой круг начинает расширяться, постепенно освещая сцену.

(Смотрят на часы.) Без трех минут пять, без двух, без одной…

Тишина. Все замерли. Позывные Москвы.

Пять ровно.

Вбегает п а р т и з а н. Он запыхался, никак не может перевести дыхание.

П а р т и з а н. На Кривой гати немцы!

Ч е б о т а р е в. Где отряд?

П а р т и з а н. Отряд в порядке. Успели проскочить. Меня послали предупредить вас. Много немцев. Подошли к Кривой гати и стали. Наверное, будут ждать рассвета. На рассвете пойдут прочесывать лес.

П е т р о в (смеется. Легко, с удовольствием. Кажется, вместе со смехом выходят из него вся скопившаяся в душе неуверенность и тревога. Отсмеялся и почти спокоен). Ну вот, Петров был прав. Мышеловка захлопнулась. (Указывая на немцев.) Их работа! Дайте кто-нибудь закурить.

Партизаны смотрят на немцев зло, с ненавистью.

Сквозь разряды пробивается женский голос.

Женский голос: «Вы слушали сводку Совинформбюро. Московское время шесть часов десять минут».

Пауза.

Голос Левитана: «По заявкам партизан Белоруссии передаем песню композитора Листова «В землянке».

Звучит песня. Все слушают.

Ч е б о т а р е в. Кто же тогда привел на Кривую гать немцев?

М а р и я. Боюсь, что мы… Немцы нашли самолет, на котором мы летели. Я предупреждала вашего командира: они могут напасть на наш след. Они не успокоятся, пока не найдут нас.

Все головы поворачиваются в сторону Петрова.

Партизаны медленно расступаются, Петров остается один в пустом пространстве посреди горницы. Он боится поднять глаза, он раздавлен, и следа не осталось от его подтянутости и самоуверенности.

Молча, сурово стоят партизаны. Пауза. Только из рации льется голос певца. Петров медленно выходит на авансцену, вынимает пистолет, как-то весь подбирается, точно на последнем параде, подносит пистолет к виску… Выстрел не успевает прозвучать, сзади подходит Чеботарев.

Ч е б о т а р е в. Глупо. Все равно отсюда никто не уйдет живым.

М а р и я (прислушивается). Самолет! Слышите?

В и к т о р. Как же он сядет? С Кривой гати весь луг как на ладони…

П е т р о в. Кто-нибудь, дайте автомат!

Ч е б о т а р е в. Зачем?

П е т р о в. Я им устрою детский крик на лужайке! С тыла зайду. Отвлеку. А вы — в лоб. Для короткого боя патронов хватит. Только бы сбить их с гати. Ну!

Ч е б о т а р е в. Дайте ему автомат.

Виктор отдает Петрову автомат. Тот хватает его и стремительно убегает, не оглянувшись, никому не кивнув на прощанье.

Рад, что не ошибся в вас, Мария.

М а р и я. Я хотела сказать вам… Хотела сказать… (Порывисто обнимает Чеботарева, не выдерживает. Отворачивается, рыдает.)

Чеботарев, потом остальные по очереди жмут руки немцам, выходят.

В горнице остаются только немцы. За стенами избы приглушенные слова команды, четкое, сдержанное движение. Удаляющиеся шаги.

А в г у с т. Куда пошли эти люди?

М а р и я. Они пошли в будущее, Август… Эти люди!

Из рации доносятся последние слова песни.

Свет медленно гаснет. И вдруг снаружи окна избы освещаются красным заревом. Это зажглись сигнальные огни.

З а н а в е с.