Сторож надолго задумался, прежде чем ответить.

— Да, я уверен, что это она. Хотя с этими остриженными волосами и в штанах её можно принять за мальчонку. У неё были такие красивые волосы... Это ей их лекарь отстриг, мастер Роберт, для поддержки сил?

— Да... у неё была летняя лихорадка, — ответил Роберт, мысленно благодаря сторожа за то, что не пришлось придумывать оправдание. — Врач опасался, что может начаться мозговая горячка, если не остричь ей волосы.

— Хвала Пресвятой Деве, что всё обошлось, мастер Роберт

Звук шагов за спиной заставил их обернуться. В дверях появился Эдвард, а с ним четверо судебных приставов, конвоирующих двух угрюмых арестантов.

Увидев Роберта, Эдвард улыбнулся.

— У меня для вас подарок, папочка.

Рука Роберта сжалась в кулак, который он непременно пустил бы в ход, не будь поблизости сторожа. Он отчаянно пытался держать себя в руках. Его не прельщала идея ославить свою семью на весь город, показав этому наглецу, какой он ему «папочка».

— Ты, — сказал Эдвард, обращаясь к сторожу. — Запри двери и никого сюда не впускай. — Отослав сторожа, он обратился к людям судебного пристава: — Отведите этих людей в счётную. А мы пока здесь сообща обсудим, что с ними делать дальше. В углу стоит бочка со слабым элем, им можно прекрасно утолить жажду. Ну что же, начнём, папа.

Роберт сверлил взглядом его спину, уверенный, что Эдвард нарочно вставлял это словечко, чтобы окончательно вывести его из себя. Эдвард снова вышел на яркое солнце, поднялся по наружной деревянной лестнице и толкнул дверь, ведущую на открытую площадку над складом. Он придвинул к столу два табурета и указал Роберту на один из них, сам устраиваясь на другом.

Роберт едва сдерживался, чтобы не взорваться. Люди судебного пристава подтолкнули арестантов к столу, а затем с грохотом сбежали по лестнице вниз, торопясь смочить горло обещанным Эдвардом элем.

Роберт, не обращая внимания на предложенный ему табурет, пристально изучал тех двоих, что стояли, ссутулившись перед столом. Похоже, обоих застали врасплох. Одеты они были лишь в засаленные штаны, оба с голыми торсами, покрытыми жирными пятнами грязи и пота.

У старшего был свёрнут нос, видимо, когда-то сломанный в драке, потому как, судя по его внушительным мускулам, он был любитель поработать кулаками. Младший, видимо, был его сыном: те же грязно-карие глаза и бульдожья морда. Роберт опознал в них лодочников, часто доставляющих грузы на склад, но их знакомство сводилось к паре слов, брошенных мимоходом.

— В чём суть дела? — спросил он нетерпеливо.

— Понятия не имею, — ответил старший. — Мы просто пришвартовались, как обычно, и собирались уже раздавить бутылочку в ближайшей таверне, как вдруг подходит этот господин и спрашивает, не я ли Мартин Уошингборо. Я отвечаю, что это я и есть, и тут нас хватают и тащат сюда.

— Я даже не пообедал, — отозвался младший. — У меня желудок к заднице подвело, а в горле так пересохло, что хоть искры высекай.

— Не настолько пересохло, чтобы не встревать, когда не просят, — вставил Роберт, вспомнив, что его тоже мучит жажда. — Итак, мастер Эдвард, полагаю, у вас есть какая-то веская причина отрывать этих мужчин от работы.

— Конечно, папа. — Эдвард сцепил пальцы, упершись локтями в стол. — Как вы знаете, за последние месяцы участились несчастные случаи с вашими товарами: то тюки унесёт течением, то бочки умудрятся разбить, не говоря уже о повозке, ограбленной по дороге в Йорк. Мне не нравится, когда моих родных держат за идиотов. Я уже догадался, что за всем этим стоит ваш надсмотрщик Фальк. Он наверняка был в сговоре с кем-то из лодочников. Вероятно, он следил, чтобы грузы перевозились в безопасное место, а затем перепродавались. Благо, благодаря работе у него были связи в этой сфере. Однако сейчас он вряд ли сможет назвать нам имена сообщников. Итак, я провёл собственное расследование среди ваших арендаторов, папа, и нашёл женщину, которая согласилась дать ценные сведения относительно одного лодочника, который пудрит вам мозги.

Мартин с сыном, до сего момента проявлявшие невозмутимость, казалось, догадались, в чём их обвиняют.

— Надеюсь, вы не меня имеете в виду!

— Конечно, тебя, — ответил Роберт. — Иначе зачем ты здесь?

Рука Мартина метнулась к ножу на поясе, но Эдвард предвидел его действия. Схватив один из лежащих на столе измерительных стержней, он с такой силой ударил Мартина по руке, что стержень треснул пополам. Мартин вскрикнул, нож выпал у него из рук и покатился по полу, остановившись у ног Роберта. Тот присел на корточки и, морщась от боли в спине, поднял кинжал с пола и сунул его за пояс.

— Если впредь вздумаешь кого-то допрашивать, сначала убедись, что он обезоружен, идиот, — рявкнул Роберт. — Теперь разоружи мальчишку.

Мартин мрачно смотрел на Эдварда, потирая ушибленное запястье.

— Тот, кто меня оговорил, лишь пытается замести следы. Я потерял пару грузов, но что я мог сделать, если флорентийцы намеренно протаранили мою лодку и выхватили тюк? Это они — воры! Мастер Ян был хорошим управляющим, он знал, что во всём виноваты флорентийцы. За это они и бросили его в Брейдфорд — поняли, что он их раскусил.

Роберт ухмыльнулся.

— Ссора моего сына с флорентийцами произошла из-за крупной денежной кражи с последующей конфискацией товаров на складах. Не думаю, что они стали бы волноваться из-за нескольких бочек и пары тюков, украв на тысячи.

— Чтобы досадить кому-то, все средства хороши. Сосед выпустил своих свиней на мои овощные грядки, уверяя, что якобы я украл у него молоток. А в следующий раз он...

— Но, как я понял, — перебил его Эдвард, — кражи начались задолго до того, как Ян поссорился с флорентийцами. Разве не так, папа?

Роберт, даже будучи не в духе, был вынужден с ним согласиться.

— Вернёмся к твоей сделке с Фальком, в контексте сказанного тобой, — торжествующе произнёс Эдвард. — Это не ты, случаем, проломил ему башку? Награбленное не поделили, да? Он забирал себе львиную долю, и тебе показалось мало?

Сын Мартина наконец-то поймал нить разговора. Он шагнул вперёд, сжимая кулаки.

— Кого это вы называете вором? Мой отец — не речная крыса. Он вам ясно сказал, что тюки у него спёрли, вот и всё.

Несмотря на увесистый кулак, маячивший у него перед носом, Эдвард и бровью не повёл.

— Хочешь сказать, что амбал вроде тебя, не говоря уже о твоём отце, молча стоял бы в сторонке и смотрел, как кто-то тырит груз с его лодки, и не оказал сопротивления?

Парень открыл было рот, но отец оттащил его назад, схватив за плечо.

— Они работают по следующей схеме: провоцируют на столкновение с другой лодкой, а пока пытаешься разойтись, тащат за спиной всё, что плохо лежит. Пока ты занят этой неразберихой, они уже успевают отплыть достаточно далеко. А ты всё ещё пытаешься найти зазор между лодками, чтобы погрузить в воду шест и оттолкнуться. Иногда они работают парами. Зажимают тебя между двух лодок, и пока пытаешься расцепиться с одной лодкой, другая успевает уплыть вниз по реке с украденным товаром на борту.

— Значит, это всё — дело рук коварных флорентийцев, да? — спросил Эдвард с надменным сарказмом.

— Их и ещё кое-кого, — мрачно ответил Мартин.

— И кто же эти кое-кто?

— Откуда мне знать? Я не пью с речными крысами. — Он бросил гневный угрожающий взгляд в сторону сына, который, казалось, был уже готов броситься в драку. — Могу я знать, кто меня оговорил?

— Это не твоя забота, — ответил Эдвард.

— Я имею право знать. Закон говорит, что, если кто-то против тебя свидетельствует, тебе должны сообщить их имена.

— Только в том случае, если они будут свидетельствовать в суде, — возразил Эдвард.

Роберт хитро прищурился. Он был уверен, что Мартин и его сынуля без стеснения стащат шкуру с собаки, стоит ей повернуться к ним спиной. Но верить и доказывать — разные вещи, и он не собирался арестовывать этих мужчин на основании одних лишь подозрений Эдварда, чтобы потом не выглядеть дураком, когда суд снимет с них все обвинения.

Внезапно лицо Мартина прояснилось.

— Вы сказали, что это была жена одного из ваших арендаторов. Эта тупая кобыла Нони что ли? Она меня всю жизнь люто ненавидела. И от её муженька Гюнтера мне не было никакого спасу, с тех пор как мой сын бросил его глупого отпрыска в Брейдфорд за то, что он напал на меня ни с того, ни с сего. У этого паренька такой же подлый нрав, как и у его папаши. Если бы не мой парень, этот засранец столкнул бы меня с причала, и я раскроил бы себе башку об лодку. Гюнтер и его жёнушка нас в чём угодно обвинят, лишь бы отомстить. Он всегда мне завидовал, потому что нам с сыном перепадало больше заказов. Но я могу порассказать о нём такое, что несколько тюков шерсти покажутся безделицей.