Ч.2. 16. День исчезновения Птички
Стамбул, 2011.
Ночной звонок разбудил бы Омара, если б тот спал. Но последние месяцы у него появилась привычка ложиться не раньше двух, а то и трех часов утра. Сейчас же было всего лишь около двенадцати — даже и не ночь совсем. Так что он не спал.
Один в пустом доме. Лишь недавно постиг он удовольствие одиночества. Тихие стены, запах хороших сигар, книги, легкость жизни без свидетелей, но и ее гложущая тягостность. Особенно усиливающаяся по ночам.
Звонок разорвал тишину и насильно вторгся в полутемное пространство комнат.
Голосом Тимура мир ворвался в его тихое убежище и навсегда разрушил сложившееся положение вещей.
После неизбежного, но краткого на этот раз приветствия, прозвучал безумный по своей нелепости вопрос:
— Генерал, Сезен Марты не у вас?
— Что за вопрос! Почему она должна быть у меня?
— Простите, генерал. Я не стал бы звонить, но… ее семья беспокоится, отец Сезен Марты отправился к вам. Я подумал, будет лучше предупредить…
— Но почему? Что случилось?
— Сезен Марты пропала. Ее нет дома, нет у друзей, нигде нет. Она никогда не задерживалась позже десяти. Все в большой тревоге.
— Приезжай сюда.
В некоторые моменты хорошо быть известным и богатым. Всего лишь набрав нужный номер и назвавшись, он услышал на другом конце взволнованный голос и почти увидел, как напрягается спина дежурного офицера при разговоре.
Нет, ни одного инцидента с представителями семьи Эрман за истекшие сутки не зарегистрировано. Нет, женщины с похожим описанием не было в сводках — ни как жертвы, ни в ином качестве. Да, хорошо, будут держать на примете.
Не было ее в больницах и моргах. Не было в готовящихся сводках новостей и файлах контрразведки. Как бы там ни было, а молоденькая девушка растворилась в большом городе за несколько часов, так, словно ее никогда и не было. Самое страшное, что именно сейчас, по всей видимости, она находится в беде, и, возможно, еще жива и ее еще можно спасти — если только знать, где. Завтра или через день, когда она появится в виду указанных учреждений, сделать будет ничего нельзя. Но где она, никто не знал. И лишь тех двоих, которые догадывались, что подобное могло произойти, никто не догадался спросить. Один из них все еще сидел в тюрьме, а вторая была далека мыслями от семьи Эрман, Новази, Кая и прочих. У нее и своих бед достаточно, чтобы думать еще о них.
Приехавший Тимур еще ухудшил ситуацию, рассказав о слухах, которые ходили о Сезен Марты и генерале. Оказывается, что все эти месяцы, когда добрая девочка оставалась после службы по доброте душевной составить компанию скучающему старику и послушать его рассказы о давних событиях, за ее спиной ходили самые гнусные сплетни! И наверняка, она знала об этом, если даже Тимур говорит об их связи как об установленном факте.
— О, Аллах, Аллах! О Аллах! Да как же это можно! Почему ты мне раньше не сказал?
— Ну, господин, сам знаешь, рука у тебя крепкая, а характер горячий.
— Боялся, значит? Ты боялся сказать мне? А она не боялась? О, Аллах, Аллах! Девочка каждый день ходила на работу, несмотря на сплетни! А отец что же? Почему он ее не остановил?
Ответом было виноватое лицо Тимура.
— Что? Что ты еще от меня скрываешь, злосчастный? Говори!
— Господин Новази, мы думали, что тебе это известно. Но раз ты говоришь что нет, мы, видимо, ошибались…
— Что известно? Что там еще?
— Да ведь Сезен Марты тебя любит. Все это знают.
— Что знают? Все знают, что она моя любовница! А разве это так?
— Нет. Там ошибка. А вот это уже наверняка.
— Почему наверняка?
— Да как же не наверняка, если девушка плачет по ночам, говорить с семьей отказывается, парням всем отставку дает, замуж не идет и ничего не объясняет!
— Может, тут виноват кто-то другой?
— Нет, господин. Сонай это сказала.
Ну, раз уж Сонай, то говорить больше не о чем. Сонай славилась своим благоразумием и мудростью. И если она говорила что-то наверняка, то так уже и было. В прошлом Тимур несколько раз не послушал предостережений Сонай, и, когда все вышло по ее словам, горько об этом жалел. С тех пор решено было больше ей не перечить, особенно когда это касалось не очень важных вопросов, и когда речь шла о людях, которых все они знали.
— И еще она сказала…
— Что еще? Ты, видно, смерти моей хочешь?
— Ну что ты, господин!
— Так что?
— Еще она сказала не мешать Сезен Марты приходить к тебе, то есть на работу. Она сказала, что у девушки, такой, как Сезен Марты редко бывает шанс быть рядом с тем, кого она любит. Она будет беречь каждый такой день в своей памяти до конца дней. Не такая она девушка, чтоб сорваться и наделать глупости. Так пусть у нее тоже будет свое маленькое счастье.
— Твоя жена сокровище. Ты знаешь это, Тимур?
— Да. А еще она сестра Сезен Марты.
Это странное замечание повисло в воздухе, незамеченное собеседником. Если честно, Сонай тогда еще много чего сказала, но повторять это вслух, да еще тут, не следовало. Она утверждала тогда почему-то, что если оставить все как есть, Сезен Марты будет утешена в своем чувстве. Да, но кто же мог знать, что все так обернется?
Ах, Аллах, Аллах! Думал тем временем генерал Новази. А ведь я столько всего ей рассказал о себе! Как же я не понял? Как не заметил? А если бы заметил и понял еще месяцы назад, что тогда? Что бы я сделал? Вернул бы девушку в семью, запретил бы ей приходить сюда. Она бы плакала. Она не такая, как другие… эти другие вдруг приняли четкое очертание Марины.
Нет, она не такая, как Марина и как Алия. Она бы плакала, долго бы плакала. И не забыла бы меня, как только я исчез из ее жизни.
Так, значит, вот почему она грустила! Вот почему отказывалась ходить на свидания и плохо отзывалась о господине Кая.
Кая!
Не понятно еще как, но это имя прилепилось к имени Сезен Марты, и что-то смутное стало вызревать на краю сознания. Что-то такое грязное, что думать об этом не хотелось.
— Позвони в отдел! — Тем временем, не давая себе еще додумать до конца, начал распоряжаться Новази. — Сообщи, чтоб искали Догукана Кая. Пусть зайдут домой — осторожно, чтоб не всполошить семью. Пусть спросят министра… хотя нет, это я сам. Пусть проверят все места, где он бывал. Клубы, квартиры, кафе.
— Но почему ты думаешь, что Кая…
— Нет времени, Тимур! — Взревел генерал. И это уже был его, привычный голос. Таким он не был много лет. — Ищи!
А сам взял трубку и перезвонил Шахиду.
Ее искали всю ночь. И ночь эта была долгой.
Птичка появилась сама уже под утро, часов около пяти.
Она медленно шла по спящему, уже просыпающемуся городу. И радовалась — если можно сказать, что девушка в ее состоянии вообще может радоваться — радовалась, что идти еще далеко.
Она устала. Она не спала всю ночь. Кровоподтеки на руках и синяки на лице ясно говорили, что ночь эта была не проста. Но она была жива и даже не обесчещена. Только никто этому не поверит. Она провела целую ночь с мужчиной, и не его заслуга, что она все еще невинна. Впереди сложный разговор с отцом, и она радовалась, что транспорт еще не ходит, а значит надо идти пешком, и, значит, идти еще долго.
— Отец, я пришла. — Скажет она.
— Откуда? Где ты была всю ночь?
— В доме господина Кая.
— Так зачем же ты пришла? Возвращайся…
Нет. Не так. Надо упасть в ноги и заплакать, и просить прощения. Может быть, он простит. Нет, не простит. Отец строг. Он позвонит братьям, и те отвезут ее в горы и… не первый случай в семье. У Эрманов поступают так. Ей ли не знать.
Она бы радовалась, что идти еще долго, если бы на движение оставались силы. Где-то — уже близко к центру — она присела на бордюр, чтоб передохнуть. Жди не жди, а идти все равно придется.
Генералу позвонили около семи утра. Как ни хотелось ему пробегать по улицам всю эту длинную ночь, самолично врываясь в дома и бары, пришлось признать, что пользы от этого будет мало. Звонок прозвучал очень своевременно, когда казалось, выдержать еще хоть сколько-то ожидания стало невозможно.
Голос Сонай произнес в трубку:
— Она вернулась, господин генерал. Вы можете приехать?
— Где она?
— У нас.
— Да, еду.
Вся семья собралась в доме Сонай. Упрямый отец, теперь выглядящий лет на пятнадцать старше, убитая горем мать, молчаливые хмурые сестры с зятьями и родные Тимура. Давно уже не происходило сбора семьи в таком составе. Не видно было только Птичку.