Ч.2. 14. Избавление

Ласточка

Со стороны ласточки было очень мило захватить девушку в королевские сады, по которым толпами бегают принцы в поисках жен.

Видите ли, история эта изначально непроста. Жила-была девочка. Когда ей стало скучно жить с мамой, она перешла жить к мельнику, благо, это было близко, через дорогу. Когда скучно стало с ним, на телеге почтальона уехала в уездный центр, там познакомилась с симпатичным рантье, который был настолько мил, что накупил ей платьев и даже снял номер в гостинице. Но, поскольку, его выбор не одобрили друзья, девушке пришлось искать себе новое место, и даже! — она почти было уже вышла замуж за старого скупердяя-банкира, да вовремя сообразила, что новых платьев с ним век не видать. Так что было очень мило со стороны ласточки отвезти ее в парк, по которому бегают принцы…

Стамбул, 2011.

— Став тюремщиком, я сам превратился в заключенного. Я не мог никуда пойти, потому что цель, к которой я стремился несколько последних лет, была тут, в доме. И идти было некуда. Друзья меня не интересовали, я был не нужен им. Другие женщины? — Моя женщина превосходила их всех, как солнце превосходит звезды.

Моя женщина была очень красивой — но я не мог ее никому показать, потому что обладал ею незаконно. Она была известной, но тут это ничего не значило. Она умна — но не применяла свой ум в общении со мной. Она нежная, страстная и женственная — но что мне с того? Я томился, как юноша, и не смел тронуть ее и пальцем. И так было всегда, с первой минуты нашего знакомства двадцать лет назад. Она имела власть надо мной, о которой не знала сама.

Потакающий своей женщине разжигает такой огонь, который не сможет погасить. И он, и его женщина испытают все следствия этой постыдной слабости. Как он не способен стать быть мужчиной, так и ей не удастся быть женщиной, и она станет его презирать, а он возненавидит ее.

Я начал ненавидеть ее. Вот к чему пришла наша страсть.

Она винила во всем меня. А я не видел выхода из создавшейся ситуации. Я и так уже причинил ей зло, и любое новое действие лишь усугубляло начатое. Я мог выгнать ее и даже обеспечить деньгами — и она бы погибла. Так мне казалось.

Изнасиловать ее? Секс — меньшее из того, что происходит между мужчиной и женщиной. Вокруг толпы доступных женщин — заплати и выбери. Но они всегда вызывали во мне брезгливость. Двадцать лет назад Марина даже не посмотрела в мою сторону, это и привлекло мое внимание. Мне стоило больших усилий добиться ее тогда. И она была моей единственной женщиной, кроме жены. (Птичка ахнула).

Итак, я очутился в западне, из которой не видел выхода.

Это угнетало и мучило меня. Я был очень несчастлив.

Но тут нас спасла книга.

— Книга?

— Да, книга. Помнишь, лет пять назад в кино показывали американский фильм «Найди меня»?

— Да! Мы с Сонай смотрели его три раза! Сонай так плакала!

— Это написала она.

— Что?

— Да. — Омар поморщился. — Слащавенькая сказка. В оригинале оно называлось «Вспомни меня», но режиссеры, как всегда, переиначили конец и вырезали самое яркое из сюжета.

После поцелуя мы имели серьезный разговор. Мы заключили соглашение — она не пытается больше бежать, а я даю ей книги и компьютер, и не мешаю писать. Мы поставили границы, которые четко выдерживали. Это дало нам временное облегчение.

Стамбул, 2005.

— Мне скучно, Омар. Я всегда работала и делала что-то. Может, и не всегда полезное, но все-таки что-то!

— Что же ты хочешь делать?

— Да, вопрос. Люди, вроде меня, никчемны. Ни строить мосты, ни укладывать дороги мы не умеем. Если завтра существующая система рухнет, я умру от голода в новом мире.

— Нет, пока я чего-то стою.

— Я не это имела в виду… в общем, мне нужно дело. А делать я умею только одно — писать.

— Я знаю еще кое-что…

— Хорошо делать! А не кое-как.

— Это ты тоже всегда делала хорошо.

— Перестань! А то запущу чайником.

— Ну, так что же?

— Так уж сложилось, что писать я умею только на компьютере. Ни бумага, ни пишущая машинка мне не подходят.

— Это шантаж?

— Еще какой!

— И ты перестанешь кричать на меня?

— Да.

— А швыряться предметами?

— Возможно.

— И будешь прилично себя вести, когда мы выйдем в город?

— Не обещаю.

— Тогда нет.

— Хорошо, к телефону обещаю не подходить.

— А рассказывать о похищении моим знакомым?

— Только в шутливой форме!

— Тогда нет.

— Тогда да.

— Что?

— Обещаю.

— Обещаешь что?

— Не рассказывать твоим знакомым…

— И незнакомым.

— И незнакомым. Не подходить к телефону.

— Не ходить по городу в одиночестве.

— Что еще?

— Сдержать слово.

— Ого!

— Взамен обещаю публикацию.

— Ну, нет, этого мне мало! Экранизация!

— А ты не мелочишься.

— Не имею такой привычки. Ты мужчина?

— Мужчина.

— Недостижимого нет, преград не знаешь, так?

— Так.

— Ну, все, работай.

— Имей в виду, интернета не будет!

Оба рассмеялись.

Пятнадцать лет назад такой диалог между ними был бы немыслим. Оба были другими, и обоим нравилось возникшее чувство свободы.

Стамбул, 2011.

— Книга вмешалась в наши отношения и изменила все.

Теперь она была занята. Целыми днями она ходила по комнате, говорила сама с собой, недовольно рычала, литрами пила кофе и над чем-то смеялась. Я в это время был свободен и смог вернуться к работе.

По вечерам она вела себя относительно дружелюбно, снисходя в какие-то моменты до того, чтоб обсуждать со мной сюжет или расспрашивать меня о работе.

Книга шла в бешеном темпе. Уже через месяц была написана вся основа и еще две недели делались правки.

После этого она снова стала раздражительной, торопила и требовала от меня выполнения договора. Ей не терпелось увидеть воплощение, как она говорила. Казалось, она куда-то спешит.

Мое положение позволяло многое. Я нашел издательство, заплатил за рекламу. На удивление, книга раскупалась хорошо. Нам не пришлось искусственно подстегивать спрос, хотя продвижение на Запад стоило денег. Мы — я обратился к английскому партнеру — выбрали молодое, но уже хорошо раскрученное агентство. Через американских партнеров обратились в Голливуд. Э, да что я буду тебе рассказывать. Талант — это в большой мере вопрос денег и связей.

Когда на экраны вышел фильм, она радостно заявила, что скоро все закончится, потому что теперь ее муж придет за нею. Я только посмеялся.

Но уже спустя два месяца из Киева поступил запрос — пока неофициальный, но через канал, который игнорировать было нельзя… Я связался с киевским агентом и узнал, что его уже вызывали в полицию и допрашивали. Ему удалось доказать свою непричастность, но исполнителей арестовали. С этого дня я знал, что за мной идут. Но прошло еще довольно много времени, пока мне начали сообщать о действиях ее мужа. Он начал поиск и — что?

— Интересно, какой у нее муж…

— Скучный. Как все мужья.

Осуждающий взгляд Птички метнулся к лицу Новази. Тот рассмеялся:

— Верно, девочка, нельзя так говорить. Вот подожди, когда ты сама проживешь с мужем десять лет…

— Я не собираюсь обсуждать будущего мужа с кем бы то ни было! — Чопорно заявила она.

— И правильно. Не нужно.

Некоторое время оба просидели тихо. Возвращаться к бумагам после сказанного было невозможно, а натянутое молчание не позволяло вернуться к бывшей близости. Напряжение, кажется, трудно даже дышать.

— Простите меня, — наконец, сказала Птичка.

— За что? Ты права.

— Я не имела права повышать на вас голос.

— Ты не имеешь права обманывать меня, а говорить правду — не грубость.

— Вы расскажете мне дальше?

— Дальше осталось немного.

Я следил за его поисками. Откровенно говоря, прямых следов у него не было. Я не прятался, но проследить от разбитой машины до аэропорта было бы сложно. А уж потом и вообще невозможно.

Но он стал искать совсем в другом направлении. Он начал отслеживать издательство книги, его люди добрались даже до Голливуда. И хотя он всякий раз терял связь между одним звеном цепи и последующими, каким-то образом, он всегда приближался к нам еще на шаг.

Ты права, Птичка, хотя даже не понимаешь насколько.

Я пытался создать праздник. Фейерверк, сверкание, страсть. Все это может захватить и вскружить голову. Так я и старался сделать.

Но никакая страсть не может пересилить чувство, выросшее из ежедневных совместных ужинов, расставаний поутру и встреч вечером, сна в одной постели. Все то, что обыденно, скучно, уныло в ежедневной жизни, спаивает двух людей так прочно, как если бы у них было одно, общее тело и одно сердце. Но с Алией я этого не знал.