Глава двадцать пятая

— в которой договариваются о встрече, близится развязка, несущая движение дальше, а Медная гора как всегда скрывает в себе тайну

Ленинградская область. Двадцать девятое ноября. Вечер. Где-то в глуши.

Стихия разыгралась не на шутку. Казалось, ледяной дождь вперемежку со снегом бил и лил со всех сторон. Прекрасный односолодовый виски во фляге отдавал мерзким сивушным духом и не столько согревал, сколько шибал в нос неизбежным похмельем. Док Холлидей покрутил носом, сделал ещё один глоток и надёжно закрутил пробку.

— «Истинная Шотландия», говорили они, — пробормотал он себе под нос. — «Ни с чем не сравнимый вкус жжёных листьев». Самогон — он и есть самогон. Лучше бы взял кукурузный.

Невысказанная тайна имён и мест жгла где-то под ложечкой хуже изжоги. Связные опаздывали.

Джон Генри Холлидей фыркнул, выругался про себя, затем вслух, задавил окурок сигариллы в боковой пепельнице на дверце автомобиля и тут же вышел в осеннюю питерскую погоду, сам не понимая зачем. Больше всего бывший ковбой и помощник шерифа ненавидел догонять, угадывать и ждать, считая и эти занятия уделом тюфяков, маменькиных сынков и прочих мягкотелых.

Док предпочитал действовать. Стрелять, жечь, рвать зубами от безысходности, гнать коней в глухую ночь, но делать хоть что-то. О тех временах, когда ему приходилось лежать в сырой земле и не делать совершенно ничего, мистер Холлидей предпочитал не вспоминать. В своё время Джона Генри не удостоили даже ада, но ни одна, даже самая изощрённая пытка не могла сравниться в его сознании с бесплодным ожиданием неизвестно чего. И потому Док Холлидей вполне обоснованно полагал, что свой личный ад он уже прошёл. Следовательно, его нынешнего мало что могло напугать, как в мире живых, так и в иных реальностях.

Тем не менее, сейчас Джону Генри приходилось ждать. И, невзирая на чудовищное отвращение к сему процессу, он подходил к нему, как практичное существо. Док тщательно затоптал собственный окурок. Попинал шины авто. Проверил и почистил от грязи «дворники», не мешая их движению, а заодно проверив собственную реакцию. Приподнял капот, помянув всех неизвестных ни одному летописцу предков того кретина, который собирал двигатель. Отдельно высказался по поводу работавших над корпусом автомобиля, с красочными отступлениями в область фауны самого Дикого Запада и его обитателей.

Исчерпав словарный запас, Холлидей повернулся к дороге, в который раз закурил, прокляв ещё и местные природные условия, передёрнул плечами и застыл, как памятник самому себе. Любовь и умение никогда не шли у него рука об руку. Он любил выпивку и женщин, но не умел выбирать ни то, ни другое, что отчасти его некогда и погубило. Он не любил воду и холод, но рано или поздно привык воспринимать как неизбежность и то, и другое. И он терпеть не мог ждать, догонять и гадать, но превзошёл многих в этих умениях. Сейчас, считая капли, падающие с полей шляпы, Док Холлидей ждал. И дождался.

Бархатистое рычание движка огласило осенне-зимние сумерки, и к месту встречи, уверенно маневрируя по полуразмытой грунтовке подъехал, знакомый Джону Генри по рассказу его друга УАЗ. Синхронно хлопнули дверцы, и перед Доком предстали двое связных Агентства.

— Два молодца, одинаковы с лица, — не размениваясь на приветствия, прокомментировал их появление Док. — Стало быть, Калеб и Ведун, верно?

И протянул руку.

Близнецы переглянулись. Надо отдать им должное, в ситуации они сориентировались мгновенно, и заготовленные заранее поклоны остались нереализованными.

— Я Калеб, — отозвался правый братец, пожимая протянутую ладонь.

— Ведун — это я, — левый близнец повторил приветствие.

Док прищурился. Он любил вводить людей в замешательство и ещё более любил, когда они могли достойно сопротивляться его прямоте. От учеников Воина ожидать меньшего было бы глупо, но проверить всё равно следовало.

— Джон Генри Холлидей, — представился Док, прикасаясь двумя пальцами к изрядно вымокшей шляпе.

— А доктор Ливси? — Калеб вопросительно приподнял бровь.

— Он занят, — небрежно ответил Док Холлидей, извлекая из внутреннего кармана пиджака завёрнутые в полиэтилен бумаги. — Сегодня с вами работаю я.

— Как говорит наставник, «жрите, что дают», — пробормотал Ведун, принимая пакет.

— И радуйтесь, что это не дерьмо, — подхватил Джон Генри. — Воин мудрое существо, невзирая на внешнюю грубость. Ерунды не скажет.

Ведун усмехнулся, коротко кивнул и сел обратно в машину разбираться с бумагами. Дверь, впрочем, он оставил открытой.

— Наша дальнейшая связь с вами… — начал было Калеб, но Холлидей перебил:

— Будет идти теперь через меня. Мои друзья заняты в достаточной степени, в том числе — обеспечением моей скромной персоны необходимыми средствами для путешествия.

— Прошу прощения? — Старший братец честно держал образ вежливого связного.

— Ведун сейчас просмотрит бумаги, — скучным тоном произнёс Джон Генри. — Там всё написано достаточно подробно и прямым текстом. Потом вы отвезёте всё обретённое к себе в Агентство. Там они почешут в затылке, сверят со своими данными и поймут, что мы говорим правду. А дальше вы будете разбираться с тем, что мы вам выдали. И путь ваш так или иначе будет лежать на мою историческую родину.

— Америка? — хладнокровно поинтересовался Калеб. Холлидей хмыкнул.

— Доводилось читать моё личное дело?

— Доводилось интересоваться историей, — в тон ему ответил Ведун из машины. — Мы вообще много чем интересуемся.

— Похвально, — Док улыбнулся. — Тогда вам будет ясно, почему я прошу разрешения отправиться по этому делу в Америку вместе с вашими агентами.

Ведун закончил читать, положил документы в бардачок, выбрался из автомобиля, утвердительно кивнул брату и с интересом посмотрел на Джона Генри.

— Вы понимаете, что это прошение о первой совместной операции подобного масштаба для Агентства и Доков своего дела?

Холлидей покачал головой. Он любил ставить на место зелёных юнцов, не понимающих сути дела, но перед ним стояли отнюдь не новички.

— Вы просто не в курсе, джентльмены. — произнёс он. — Это далеко не первая наша совместная операция.

— Прошу меня простить, мистер Холлидей, — отозвался Калеб, — боюсь, это вы не понимаете всей серьёзности ситуации.

— Вот как?

— Именно. И проблема в том, что мы можем только передать вашу просьбу, но как связные не можем гарантировать её… удовлетворения.

— Не страшно, — Джон Генри перекинул губами сигариллу из правого угла рта в левый и улыбнулся. — Вы поедете впереди, а я за вами. И сам изложу свою просьбу тем, кто будет готов удовлетворить её немедленно.

— Или не удовлетворить, — тихо сказал Калеб, и Док согласно кивнул.

— Именно. Вопрос в том, что определёнными данными владею сейчас только я. И поверьте, я себя не переоцениваю. Весь вопрос в том, захочет ли ваше начальство довериться мне в настолько «серьёзной ситуации»?

— Одну минуту, мистер Холлидей, — произнёс Ведун, и извлёк из кармана телефон. — Надо проконсультироваться.

«Консультация» действительно заняла не более минуты. Младший близнец дал отбой и задумчиво взглянул на Дока. Тот невозмутимо курил.

— Завтра вас ждут в центральном офисе Санкт-Петербурга, — сказал Ведун. — Цитирую: «Будет организовано собрание. Вы явитесь в качестве стороннего привлечённого эксперта. На собрании вы сможете высказаться по известному вам вопросу. Бумаги вы получите по почте сегодня до полуночи. Вас устраивает такое положение дел?»

Холлидей коротко рассмеялся.

— Судя по тому, что ты уже отключил связь, и по стилю изложения цитаты, Александр Евгениевич не сомневается в моём положительном ответе. Да. Меня это устраивает.

— В таком случае, до встречи.

Разговор был окончен. Братья Самойленко погрузились в свой транспорт и отбыли, а Док Холлидей достал мобильный и набрал номер офиса.

— Их устроили наши условия, — произнёс он. — Мы начинаем большую игру, джентльмены. Завтра я еду в Агентство.

Он убрал трубку в карман и огляделся, не сразу поняв, что изменилось в окружающем пейзаже, а поняв, оскалился в привычной хищной усмешке.

За несколько минут лужи и грязь успели подёрнуться тонким ледком, который теперь медленно покрывался пеленой чистого колкого снега. В Санкт-Петербург уверенными шагами вальсового вступления входила зима.