Глава двадцать шестая

— в которой свидание переходит в очень долгую беседу о настоящем и прошлом, а кроме того, ощущается приближение праздника

Санкт-Петербург. Тридцатое ноября. День. Центральный офис Агентства «Альтаир». Один из кабинетов Тени.

В чём состоит прелесть бытия именно вольнонаёмной помощницей Агентства, а не сотрудницей, связанной контрактом? Тень с лёгкостью могла ответить на этот вопрос десятком разных вариантов. Одним из этих плюсов она считала для себя тот немаловажный факт, что по договору каждому сотруднику, поднявшемуся по карьерной лестнице настолько, чтобы заполучить собственный кабинет, этот самый кабинет полагался в исключительно единственном числе. У Тени их было три.

Все три комнаты, находящиеся в таинственном межэтажье «Альтаира», отличали два момента. Во-первых, в них не было окон, а с источниками света Тень под настроение любила мудрить, чередуя факелы с электрическими лампами и фонари «летучая мышь» с магическими кристаллами. А во-вторых — в каждом из этих кабинетов находился лишь один предмет мебели, всегда и только один.

Там, где подчас появлялись гости, вроде Палача или Александра Евгениевича, стоял низкий продавленный диван. Так-то для того, чтобы сесть или лечь, Тени достаточно было лишь зависнуть в воздухе, но от своих друзей она не требовала такого показушного применения способностей в бытовых условиях.

Там, куда мечтали попасть все до единого музейные работники Агентства, стоял самый обычный на вид платяной шкаф из яблоневого дерева. В какую Нарнию он уводил, никто не знал, но — по секрету всему свету — точно было известно, что в этом шкафу Тень хранит памятные вещи, полученные от друзей и врагов, а то и просто случайно. И возраст некоторых из них насчитывал тысячелетия. Ходили слухи, что сжатое подпространство со множеством карманов для этого вместилища воспоминаний зачаровывал сам первый глава Агентства. Но если Тени пытались задавать этот вопрос, она лишь загадочно улыбалась и развеивалась на месте.

И наконец, в святая святых её владений высилось огромное, под потолок, туманное зеркало в облезлой раме. Впрочем, рама его менялась по капризу хозяйки, в отличие от размеров. Что в нём видела Тень — было скрыто даже для самых близких её друзей, но сейчас вольнонаёмная помощница Агентства «Альтаир» использовала сей явно магический артефакт самым тривиальным образом.

Она перед ним вертелась.

Её волосы, казалось, живущие своей жизнью, вздымались и моментально опадали, складываясь в самые разные причёски. Платья, юбочные и брючные костюмы меняли цвет и фасон, повинуясь движению нахмуренных бровей или сморщенному носику. Шляпки, перчатки, ремни, браслеты, ожерелья, сумочки, часы — мелькали так быстро, что неискушённый взгляд не мог бы за ними поспеть. И всё это было соткано из теней.

Когда и как эта женщина научилась сгущать их так, чтобы получались предметы, обладающие формой, плотностью и цветом и не растворяющиеся в чужих руках? Во все времена находились смельчаки, которые просили объяснить этот процесс. Тень сочувственно смотрела на таких энтузиастов от магической науки и разводила руками: как рыба, плывущая в глубине, может объяснить птице, парящей в небесах, как дышать жабрами? Для неё это было естественно. Для остальных…

Тень придала лицу загадочно-кокетливое выражение, проводя по обнажённому плечу розовым страусиным пером. Потом прыснула, показала своему отражению язык и рассмеялась в голос. Она уже знала, что наденет: Париж не терпел нелепицы и безвкусицы, и спонтанный образ, уже сложившийся в голове, как нельзя лучше подходил под эти два правила. Тень просто забавлялась.

— Если тебе так нравится быть женщиной, ты должна научиться быть ей по-настоящему, — говорила ей когда-то старая цыганка, крепко прихватывая прокуренными коричневыми пальцами чубук трубки. — А значит — будь разной. Всегда. Раскрой глаза и учись. Так.

И Тень училась. У загадочных гейш и вольных гетер, горделивых артурианских дев и скромных целомудренных монахинь, русских селянок и американских феминисток, знатных дам эпохи Рамзеса Второго и напудренных красавиц времён мадам де Помпадур. И довольно скоро вывела для себя кредо: сначала и в первую очередь нужно нравиться себе, а уже потом — окружающим.

Тень щёлкнула пальцами, прерывая калейдоскоп нарядов, и пристально посмотрела на себя в зеркало. Привычный пурпур её платья превратился в чёрный бархат: открытая спина, открытые плечи, глухой ворот под горло. Мягкие замшевые туфельки сменили туман, вечно клубящийся у ног. Волосы — в меру убранные, в меру пышные, не зализанные. Никакого макияжа, из украшений — лишь простое ожерелье из золотых колец, наполовину покрытых чернью, и такой же браслет на левой руке.

Тень довольно кивнула. Она себе понравилась — раз. Конспирация будет соблюдена настолько, насколько это вообще возможно, — два. Алехандро всегда так укоризненно смотрел, когда она нарушала конспирацию…

— Это будет… интересно, — прошептала Тень, подпуская улыбку лишь в глаза и уголки губ. — В конце концов, в Париже начался рождественский сезон… А Рождество — это время чудес, и Адвент — их предвкушение!

Глава Второго отдела ворвался в казармы оного, как ежегодный отчёт в сон новичка-оперативника. Окованные светлым металлом каблуки выбивали на ходу ритм ирландского «рила», ничем не скреплённая тёмная грива без единого седого волоса колыхалась в такт шагам, иссиня-чёрный костюм в викторианском стиле с отделкой серебром, казалось, искрился в свете желтоватых ламп. Настроение у демона было приподнятым, и это чувствовалось издалека. В основном — слышалось.

— Где этот мерзавец?! — гремело в коридоре. — Где этот позор оперативной работы, с моей же лёгкой руки именующий себя моим заместителем? Куда он скрылся, где его нора, где его логово в этом отвратительно не украшенном к празднику сарае? В его кабинете нет, в кабинете Светлова нет, даже в, простите Древние Силы, аналитическом отделе его нет в наличии. Что вы все смотрите на меня своими глазами, лишёнными смысла бытия и вообще какого-либо смысла? Куда вы его спрятали? Явись, о мерзостный червь, иначе я разнесу здесь всё до состояния соплей!

Опытные оперативники ухмылялись и успокаивали тех, кто после недавнего разноса вздрагивал от самого звука голоса Воина. Подобные выкрики означали лишь то, что глава отдела в прекрасном настроении. Но куда-то торопится и желает видеть Комбата, то есть господина Летова, успевшего обзавестись прилипчивым рабочим позывным. Желательно, прямо сейчас.

Летов явил себя из комнаты приписанной к нему команды неторопливо, как тяжёлый крейсер, и бесстрашно преградил путь бушующему начальству. Над Воином он возвышался на голову. При этом почти равная ширина плеч делала подобную картину достаточно забавной.

— К чему столько крика? — недрогнувшим голосом спросил Комбат.

— Что вы здесь стоите? На негнущихся ногах? — в интонациях демона сквозила нежность. — Где почтение? Где дрожь в коленях? Где «вид лихой и придурковатый», согласно общепринятой классике? Где, в конце концов, обещанные звёздочки, снежинки и гирлянды на стенах? Не вижу общего тонуса боевого подразделения. Доложите! Доложите, иначе кончина ваша будет приурочена к торжественному событию, чтоб о вас никто не вспомнил.

— Снежинки и звёздочки — изготавливаются силами вверенного мне отдела, — начал отчитываться Летов, понимая, что если не поддержать эту игру, Воин способен так распинаться часами. — Из отдельно взятых личностей, владеющих необходимым уровнем интеллекта, сформирована группа изыскания внутренних резервов. С целью поиска, при необходимости — приобретения и распределения должных украшений по стенам и окнам помещения Второго отдела. Средства выделены, работа ведётся.

— А контроль? Надзор и санкции? Поощрение неучаствующих?

— Равно как и наказание невиновных. Всё вышеупомянутое организовано с посильным участием старших из групп за номерами одиннадцать, три и двадцать семь. Необходимая документация будет представлена. Во избежание.

— Ты серьёзно, что ли? — Воин чуть опешил, выбиваясь из образа. Летов кивнул.

— Абсолютно. Александр Евгениевич затребовал. По его словам: «Средств у нас более чем достаточно, но порядок должен быть».