— Это еще Мика не знает! — завопил Траут. — Калвин, если бы твоя мама не умерла, она вернулась бы в Дикие земли?

Калвин опустила взгляд.

— Не знаю. Решение было ужасно сложным. Ей пришлось бы бросить меня или Халасаа с Халви.

«И все ради того, чтобы я изучила чары, — подумала она. — А теперь мой дар пропал, и все было зря. Если бы мы с ней остались в Диких землях, я не была бы разлучена с Халасаа, и родители были бы живы, и все мы были бы вместе».

Эти мысли вызывали боль в сердце. Но она не жалела, что выросла в Антарисе, узнала ритуалы сестер и их уважение к чарам. Если бы она не жила там, то вряд ли встретила бы Дэрроу и других друзей, не побывала бы в приключениях, не научилась бы другой магии.

Калвин с шоком поняла, что воспоминания о чарах уже не причиняли боль. Робко, словно трогая больной зуб, она задела свои чувства. Боль еще была, но там была и радость, и благодарность. Траут, Тонно и даже Кила никогда не узнают того, что знала она: ярость и силу в ее голосе и теле, чистую радость, ощущение правильности, когда она была едина с песней, и их соединяли чары, песнь Великой силы, Богини.

«Мы поем, но поют и о нас», — вспомнила она слова Марны, и она впервые начала понимать значение.

Она пошевелила поленья в костре.

— Халви всегда говорил о нашей маме и обо мне с любовью и печалью. Он понял, что она умерла, и решил, что умерла и я. И лишился радости жизни. Как только он научил Халасаа всему, что знал о Танце Становления, он умер. Халасаа не смог ему помочь.

Калвин притихла, думая об отце, умершем от горя, о матери, которую не знала, которая пожертвовала жизнью ради нее.

— Так в тебе кровь Древесного народа, — Траут робко посмотрел на нее. — И всю ту магию ты могла делать… поэтому?

— Наверное, — просто сказала Калвин. — Стоило понять раньше, когда я заговорила мыслями с Халасаа и исцелила… — она замолчала и отвернулась.

Траут поспешил выпалить:

— Главное, чтобы вы с Халасаа не стали как Самис и Кила!

Калвин с дрожью рассмеялась.

— Такого не будет! — она подняла голову, Дэрроу вышел из теней в глубине пещеры на участок, озаренный бледным солнцем. — Ты спал?

— Да. Вчерашняя рыбалка утомила меня сильнее, чем я думал, — он говорил бодро, но желудок Калвин сжал кулак страха.

Она сказала:

— Ты должен быть осторожен Дэрроу. С каждой чаропесней ты лишаешь себя части сил.

— Но если я не буду петь, мы не успеем за Самисом, — резко сказал Дэрроу. — Прошу, не говори со мной, как с ребенком, Калвин. Я знаю риск и принимаю его.

Калвин отвела взгляд, глаза покалывало.

Дэрроу сжал ее ладонь.

— Я очень рад, что вы с Халасаа нашли друг друга. Я не хочу портить ваше счастье, — он скованно поднялся на ноги и вышел из пещеры, Халасаа и Тонно чинили у входа сломанные сани.

Калвин проводила его взглядом. Она боялась за Дэрроу, которого любила, но и за них всех. Как им одолеть Самиса? Теперь у него был Горн и половина Колеса. Дэрроу пытался отрицать болезнь, но он устал. Она была бесполезной, а Мика — далеко. В прошлый раз они напали на Самиса силой трех певчих, Халасаа, ума Траута и смелости Тонно, но этого не хватило.

Халасаа! — тихо позвала Калвин брата. — Дэрроу плохо, но он не признает этого. Ты ему поможешь?

Да, сестра. Не бойся. Он устал, но не умирает.

Но даже убеждения Халасаа не могли рассеять страх в душе Калвин.

Той ночью Калвин спала на полу пещеры, сжимая в руке гребень матери. Халасаа лежал с одной стороны от нее, Дэрроу — с другой. Дэрроу повернулся во сне, его ладонь опустилась на руку Калвин и сжала. Его пальцы были холодными. Калвин накрыла его ладонь краем спальной шкуры, она ощущала успокаивающий вес его руки, будто якорь соединял ее с землей, пока он спала.

Она подумала сначала, что проснулась. Она все еще лежала в теплой и безопасной тьме пещеры. Пахло дымом, жареным мясом, сухой травой в нишах для сна. Но три луны сияли в проеме пещеры, а не одна. Пещеру заливал серебряный свет, и было странно пусто, без сумок и спящих тел.

Огонь горел низко, лишь горсть сияющих углей. Два человека сидели неподалеку спинами к Калвин. Они были укутаны в серо-белые плащи из шкурок землероек, в их длинные темные волосы были вплетены лозы. Это был Древесный народ.

Молодая женщина с темными смеющимися глазами повернулась к огню.

— Спи, кроха, — прошептала она.

Другой человек повернул голову. Он выглядел как Халасаа, с высоким лбом, а брови были прямыми, как у Калвин. Он не говорил, но покачал головой с шутливым упреком, его глаза улыбались. Калвин глядела на них. Она хотела вскочить и обнять их, ощутить их руки вокруг себя, быть в безопасности и тепле между ними, но она не могла пошевелиться. Она поняла, что спит, и заплакала.

— Тише, милая, — прошептала мама. — Не разбуди братишку.

Рядом с ней был теплый дышащий сверток: ее близнец, с которым их скоро разлучат. Калвин плакала, словно сердце разрывалось пополам.

Темный силуэт подхватил ее, она оказалась в сильных руках отца, ее качали и утешали. На другой стороне пещеры ее мама пела древнюю песню, которую Калвин хорошо знала. Тьма окутала ее, и она уснула.

Калвин проснулась до рассвета в тишине.

Халасаа, — она знала, что он тоже только проснулся и собирался развести костер.

Доброе утро, сестра.

Халасаа часто звал ее сестрой, но теперь это звучало особенно мило.

Халасаа, мне снилось, что мама пела нам, — Калвин приподнялась на локте.

Никто не говорил мне, что мама была певчей, — голос Халасаа был печальным. — Отец не делился воспоминаниями о ней. Я никогда не видел ее в своих снах.

Калвин протянула руку к брату.

Погоди, я покажу тебе.

Они лежали бок о бок, пока остальные спали, и смотрели вместе сон Калвин.

Без Горна у них мерзли пальцы рук и ног, покраснели носы и уши. Чары Дэрроу стали слабее, и теперь ребята на коньках тянули сани с его помощью, а не ехали следом.

— Сядь на сани и отдохни, пока поешь, — сказал ему Тонно. — Твой вес нам не помешает.

— Я в порядке, — Дэрроу поджал губы.

— Давай! Будешь приглядывать за огнем, — сказал Тонно.

До этого они горном топили лед, когда нужно было. Они взяли огниво и прутья из пещер, Траут соорудил котелок для огня из одной из их сковород с крышкой. Но сохранять огонь горящим было сложно, и они теряли время, суетясь у огня, бросая в него мох и возмущаясь, когда пламя угасало.

Около полудня Халасаа вдруг остановился.

Кто-то идет.

Они замерли и прислушались. Слабый голос донесся из-за деревьев, бормотал с усталостью:

— Боги, помогите. Есть тут кто? Меня кто-нибудь слышит?

Бледная фигура вышла из леса, вытянув руки, вишневый плащ печально свисал. Бывшая принцесса Меритуроса теперь была почти неузнаваема.

Тонно шагнул вперед.

— Кила?

Грязная и мокрая фигурка бросилась к нему с всхлипом, чуть не сбила с ног. Тонно никогда не обнимал принцессу. Он похлопал ее по спине, сначала ведя себя робко. Но она сомкнула руки вокруг него, и он уже охотнее обнял ее в ответ.

— О, Тонно, Тонно! — стонала она. — Я еще никогда не была так рада видеть людей!

— Ерунда, — буркнул Тонно, но был польщен.

Их окружили остальные.

— Этот гад пытался убить меня! — Кила дрожала, прижимаясь к Тонно. — Я столько лет продумывала, как сделать его императором, была милой с отвратительными людьми ради него! Я пересекла пески Хатары, переплыла то проклятое озеро миновала четыре океана в вонючем мелком корабле и жила в той дыре в грязном городе! Знаешь, как он меня назвал? Жалкой и скучной нюней!

— Какой бы ты ни была, ты точно не скучная, — неожиданно сказал Тонно. — И не нюня, — сказал Тонно. — Тебе хватило силы воли сделать все это, а потом еще и найти в одиночку нас в лесу.

Кила улыбнулась ему с дрожью.

— Как ты сбежала? — резко спросила Калвин.

— Он спал, — отмахнулась Кила. — И я принесла это… — она вытащила что-то золотое из-под плаща: Горн. — Я не могу его использовать, но знала, что вы хотели бы его вернуть, — в ее глазах вдруг появились слезы.

— Расскажи нам о его плане, — резко сказал Дэрроу. Калвин видела, что и он подозревает Килу. — Теперь тебе нет смысла молчать.

Кила с мольбой посмотрела на них.

— Он… не рассказал мне. Я знаю лишь, что он идет в Затерянный город. Клянусь! — Кила уткнулась лицом в куртку Тонно.